Твокер. Иронические рассказы из жизни офицера. Часть 1

«В столовую под барабан, обратно с песней»! Так было заведено и так было.

Но главным моментом была, конечно же, вечерняя прогулка. Перед отбоем роты, с интервалом достаточным, чтобы не мешать, друг другу, с песнями обходили училище по привычному для нас маршруту. Дежурный по училищу, находясь в центре училища, мог слышать, как поют роты на прогулке. Но он не мог слышать, что они поют. И здесь проявлялись характеры каждой роты. Потому, что каждая рота приобретала свою индивидуальность и свой характер.

Вот идёт рота третьего курса. Вблизи становятся, наконец, разборчивыми слова песни: «Двадцать две зимы, двадцать две весны… ты в кино с другими не ходи… Мне кошмарные ночью снятся сны… Письма нежные на-фиг мне нужны я их выучил наизусть. Двадцать две зимы, двадцать две весны, отслужу, как надо и вернусь»!

На прогулке наша рота любила петь песню о Щёрсе. Каждый взвод по очереди затягивал куплет, а, затем, вся рота после протяжного «ЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭЭХ» подпевала припев. И вот однажды по примеру старшекурсников, один из взводов, без всякого вступления, дождавшись своей очереди петь куплет, не меняя ритма и мотива песни, запел про «Остров невезения». Рота встрепенулась, почувствовав подвох, а потом, после дружного и протяжного «ЭЭЭХ»! подхватила припев. Никогда еще наша рота так не переживала по факту отсутствия на данном острове календаря! Старшина вздрогнув, махнул рукой, и рота допела всю песню до конца. Потом эта хулиганская песня не раз распевалась нами в строю, и ни разу никто из наших командиров не заметил подмены слов.

Всё плохое должно было когда-нибудь закончиться. Закончился и наш позор. Закончили обучение и уехали в войска наши выпускники. Нам по наследству достанется песня «Взвейтесь, соколы, орлами! Полно горе горевать!»

Странные и непонятные слова (какое ещё там горе?) не могли затмить ту силу души, ту страсть и призыв, звучащие в ней. Мы, всей душой, полюбили эту песню. Мы тогда не знали, да и не могли знать, что эта песня родилась в те годы, когда Россия, преданная вчерашними союзниками и, растоптанная вечными врагами, зализывала раны Крымской войны и готовилась к завоеванию Туркестана. «Взвейтесь, соколы, орлами! Полно горе горевать!» Впереди Хивинский и Кушкинский походы, впереди славные победы! Завоевание и присоединение целого Туркестанского края, когда Хивинский и Кокандский ханы с Эмиром Бухарским склонятся перед Белым Царем, сломленные силой Русского оружия. «Взвейтесь, соколы, орлами! Полно горе горевать!» Впереди ещё будут победы и славные дела. Мы не знали, что эту песню пели в Белой гвардии, пели казаки в годы Великой Отечественной, причём по обе стороны фронта. Но Мы знали, что это – наша песня, мы чувствовали ширину ее души и с ней мы становились лучше и сильнее.

После первого отпуска, мы снова привыкаем к строю.

Ещё не все рассказано, ещё не всем поделились с друзьями. Как провели первый отпуск, как куролесили, и как отдыхали. А впереди снова ждут занятия и снова учёба.

И снова «в столовую под барабан, обратно с песней!» Выходим из столовой строиться для движения в расположение роты и, вдруг видим, что возле столовой ждёт своей очереди обедать рота первого курса. По всему видно, что они только прибыли с учебного центра, где проводился «курс молодого бойца», и впереди у них подготовка к присяге и весь первый курс.

И тут нас понесло. Никогда еще привычной команды старшины: «Рота с песней, шагом марш!» мы не ждали с таким нетерпением и не выполнили с такой радостью.

И мы запели, Ах, как мы запели! Никогда ещё до этого момента, мы не пели так красиво и слаженно. «Взвейтесь, соколы, орлами! Полно горе горевать!» Это – наша песня! Слушайте и завидуйте! Мы движемся не строевым шагом, а походным, Не более ста шагов минуту. Чтобы не сбиться с ноги нужно почувствовать ритм песни, раствориться в ней. Нужно чтобы твой голос вошел в общий звук песни. Сейчас неважно, есть у тебя голос, или нет. Сейчас важно, чтобы общая песня звучала и пела душей роты.

Песня удалась, По изумлённым и восхищенным взглядам мы понимали это. Первый курс безоговорочно и завистливо признавал наше превосходство, и мы это чувствовали в каждом взоре в каждом затаённом дыхании.

Ошалевший старшина удивлённо крякнул, но, сделав вид, что не видит ничего необычного, вальяжно пошел рядом со строем.

Командир роты, встречает роту у входа в казарму, широкой улыбкой.

Все, Позора на разводе больше не будет. Не будет никогда! Потому, что для хорошего исполнения песни душа должна звучать не только в песне, она должна проснуться в роте. Рота должна обрести свою душу и перестать быть просто сотней курсантов. Ибо, с обретением души, рождается настоящая рота. И мы это почувствовали в тот момент, когда пели нашу песню. Мы повзрослели и преодолели ещё один рубеж нашего становления. И, значит, « Взвейтесь, соколы, орлами!»

Кстати

Через много лет, когда уже не будет училища имени Ленина, когда уже не будет такой страны, как СССР, произойдёт такой случай. Одну роту моего батальона, в полном составе, передали в другую часть. Как и зачем, это было сделано, расскажу позже. Сейчас о другом. Мы готовили роту к командировку в горячую точку, поэтому мне разрешили укомплектовать всю роту солдатами одного периода и, призванных на службу из одной области. И с первых дней, роты в батальоне учились петь песни в строю. И, надо сказать, пели они очень даже неплохо, особенно на фоне подразделений других частей. Эту роту в новой части «окрестили» поющей. И произошёл, однажды, такой случай.

Днём, когда рота находилась на занятиях, в расположении роты появились два «дембеля» решившие подобрать себе «на дембель» пару тёплых курток из числа тех, что висели на вешалке в расположении роты. Не обращая внимания на молодого солдата – дневального по роте, сиротливо стоящего возле тумбочки, они, по-хозяйски, выбрали себе по куртке, и, на прощание, предупредили дневального, что «он их не видел». На что тот спокойно ответил, что ему «по-фигу», но когда рота придет на обед, они весь полк перевернут, всех дембелей на уши поставят, но куртки вернут. И что-то в его голосе прозвучало так непривычно, для их дембельских ушей, что, со злостью бросив куртки на пол, «деды» ушли со словами, что с этими сумасшедшими, лучше не связываться, а куртки они себе возьмут в другой роте.

Браво, солдат! Что тут можно сказать? Разве только; «Взвейтесь соколы, Орлами!»

Глава 8. Рассказ о Ташкенте

Наше училище неотделимо от моего родного города. Города – они живые. Они рождаются, растут, меняют имена, переезжают, а могут и умереть.

Историю жизни города, как и историю жизни человека лучше изучать не по документам, а по его рассказам. С историй моего города я начал знакомиться, слушая рассказы моего отца. Читая книги об истории, я стал пересказывать их содержание в рассказах для моего сына. Затем я заметил, что факты, о которых идет речь, являются малознакомыми, даже для моих земляков. Поэтому я взял на себя смелость включить их в своё повествование. Если они покажутся Вам неинтересными, просто пропустите несколько страниц.

Зарождение города, который я люблю

1

Солнце клонилось к закату. С приближением вечера, движение по мосту через арык Анхор становилось все менее оживлённым. Редкий прохожий переходит из старого города в «новый». Арык Анхор стал границей между старым восточным городом и городом новым, европейским, строительство которого развернулось на левом берегу канала.

Каждое утро с рассветом, на левом берегу на мосту занимал свой пост городовой, с шашкой и пистолетом на поясе. Кроме номерной бляхи, на его груди мерцала медаль «за взятие Ташкента», которой он, судя по всему, очень гордился.

На противоположной стороне моста, каждое утро неизменно занимал свой пост городской сарбаз в красном халате с саблей на боку.

Целый день они демонстративно делали вид, что не замечают друг друга.

На правом берегу в старом городе действовали законы Шариата. На левом «Уложения об уголовных наказаниях Российской империи». На мосту у злоумышленника, застигнутого на месте преступления, была редкая возможность выбрать себе наказание. Так, воришке-карманнику, был дан выбор, вручить себя воле Аллаха, или на милость русского императора. Здесь было о чём задуматься. Ведь после сделанного выбора, воришку волокли в старый город, где на площади по приговору шариатского Суда ему отрубали правую руку по локоть, или же его тащили в кутузку, а затем по приговору Военного суда, отправляли в кандалах, на каторгу или в ссылку.

Но это не мешало «стражам закона» вечером мирно сойтись на середине моста и, опершись на перила, вести бесконечные разговоры, глядя на текущую под мостом воду канала.

В этих разговорах рождались долгие споры и воспоминания о недавнем прошлом.

Необходимое отступление

Шел июнь 1865 года. Отряд русских войск под командованием генерала Черняева расположился в пригородных садах на Самаркандской дороге, неподалёку от городских стен Ташкента.

После бескрайних и бесплодных пустынь и сухих степей, сады ташкентского оазиса выглядели, как райский уголок: тенистые деревья, усыпанные плодами, вода, журчащая в арыках, пение птиц. Встав лагерем на новое место, предприимчивые солдаты и казаки, не только разнообразили свой рацион созревшими плодами, но и выгребли сетями из близлежащих водоёмов почти всю рыбу, которую местное население почему-то не употребляло в пищу. Особо ценную часть улова составили огромные сомы, которые, как рыба без чешуи, запрещена в употребление в пищу правоверным мусульманам. К полудню весь лагерь пропах запахами жаренной и коптившейся рыбы, навевая воспоминания о далеких кубанских станицах. Белые полотняные солдатские гимнастёрки, мелькающие тут и там, переклички голосов и шум военного лагеря, вносили в эти райские картины несколько несвойственные им оживление. Так, должно быть, выглядят райские кущи после больших сражений, когда души новопреставленных солдат, попадают сразу в Рай, не успев остыть от горячки боя.

Все военные начальники отряда собрались на Военный Совет под брезентовый навес у палатки генерала Черняева, поставленной на берегу водоёма, дающего благодатную прохладу. На столе под полотняным пологом, для господ офицеров, расторопными денщиками, был накрыт стол. На нём празднично шумел самовар и на блюдах живописной горкой лежали ранние фрукты и виноград. Ставшие уже привычными, для собравшихся за столом офицеров, пышные лепёшки, заменяли традиционные баранки. Когда почти всю жизнь проводишь вдали от дома, то, даже в походе, не стоит отказывать себе в привычных земных радостях. Ведь жизнь так быстротечна!

Сегодня Черняеву, всего год назад произведённому в генералы, и весной этого года назначенного первым военным губернатором вновь образованной Туркестанской области, предстояло принять нелёгкое решение.

Прошедший год выдался удачным для Черняева. Выйдя весной из города Верный (будущей Алма-Аты), с отрядом, в полторы тысячи человек с 4 орудиями, он в июне взял штурмом крепость Аулие-Ата. После тяжелого боя под Чимкентом, Черняев отвёл свой отряд к городу Туркестану, взятым в июле отрядом полковника Верёвкина. Объединив под своим началом силы обоих отрядов, Черняев, уже став генералом, вернулся к Чимкенту и 22 сентября штурмовал город и овладел им, переведя свои роты через ров поодиночке по водопроводной трубе. Этим он обратил в бегство кокандскую армию.

Кокандцы бежали в Ташкент. Черняев решил немедленно использовать моральное впечатление чимкентской победы и двинуться на Ташкент, дав лишь время распространиться молве о его победе. 27 сентября он подступил под сильно укрепленный Ташкент и 1 октября штурмовал его, но был отбит и отступил в Туркестанский лагерь.

Это отступление больно ударило по самолюбию молодого генерала. Туркестанцы не привыкли к отступлениям и поражениям.

Его отступление спровоцировало кокандцев на внезапное нападение на Туркестан. Собрав до 12 тысяч головорезов, они в декабре подошли к Туркестану. Но эта орда была остановлена в трехдневном, отчаянном бою у кишлака Икан с 4 по 6 декабря геройской сотней 2-го Уральского полка есаула Серова. Из 110 казаков при 1 единороге, уцелело лишь 11, 52 было убито, 47 ранено. Все получили георгиевские кресты. О сопротивление этой горсти героев сломился порыв кокандцев, и они, не приняв боя с высланным на выручку казакам русским отрядом, возвратились восвояси.

Об этой победе много говорили. Но это была не его Победа.

Этот год должен вернуть ему утраченные победы.

Получив пост военного губернатора, Черняев решил добиться права называться покорителем Ташкента. В апреле он вышел из Чимкента и привел свой отряд к Ташкенту.

9-го мая, основные силы отряда, расположенные в полевом лагере, были атакованы главными силами Кокандского ханства, которые, правитель ханства, мулла Алимкул, накануне привёл из Коканда, на выручку Ташкента. В тот день, мулла Алимкул с 40-тысячным войском, в числе которого было до 10 тысяч регулярной, форменной пехоты, при 40 пушках, на рассвете, с залпами из всех орудий, начал наступление на русский лагерь.

Избыток войск сыграл с правителем Коканда злую шутку. Внезапно напасть всеми силами на укреплённый военный лагерь оказалось невозможно.

Атакующую пехоту и конницу, налетевшие на лагерь в предрассветном тумане, русские встретили стоя в каре, ощетинившись штыками и разя из пушек картечью. Новые нарезные длинноствольные винтовки, принятые на вооружение, хоть и заряжались привычно с дула, но благодаря нарезам в стволе и пулям, расширяющимся при выстреле, позволяли поражать врага почти за тысячу шагов. Каждая пуля, выпущенная из такой винтовки с близкого расстояния по тесным рядам врага, пробивала тела насквозь и валила с ног сразу несколько человек. Опрокинуть русских не удалось, и после 2-часового боя враг был разбит наголову и, как оказалось впоследствии, сам мулла Алимкул был смертельно ранен.

Участие в этом деле, стало предметом законной гордости каждого из присутствующих.

После этого боя, генерал Черняев, помня о прошлогодней неудаче, решил взять город осадой. Он рассчитывал, что недостаток воды и продовольствия и развал разгромленных войск, при активной помощи военно-политической агентуры работающей в городе, среди торговой верхушки, тесно связанной торговыми делами с Россией, дадут ему возможность взять город без боя.

Но последнее донесение агента «Рахманкул» изменило его решение.

По традиции, установившейся в отряде, офицеры рассаживались за столом «без чинов». За два месяца, проведённых в походе, офицеры отряда успели хорошо узнать друг друга и подружиться. Среди туркестанцев в ходу были отношения боевого братства. А офицеры отряда, за время похода отряда стали друг для друга почти родными и чувствовали себя одной семьёй.