Хранительница

– Возбуждения? – закончила Эбигейл.

Возбуждение?

Кровь, циркулирующая по моим венам, застыла. Но жар напал на меня, как в тот момент, когда Ангел впервые прикоснулась ко мне.

Это чувство, заставляющее задрожать всё внутри тебя, ощущалось как что-то до болезненного правильное.

Я пожал плечами.

– Тахикардия, – решила Эбигейл. – Следует как можно скорее обратиться к кардиологу. – Она принялась кружить по комнате, как маленькая акула-врач. – Это так безответственно с твоей стороны, Деметрио, я думала…

– Ты следишь за мной?

Она резко замерла, опешив, словно я поймал её с поличным, и посмотрела на меня. Её ноздри раздулись от негодования. Я изо всех сил постарался не рассмеяться в ответ на эту милейшую реакцию.

– Мы проводим вместе каждый день на протяжении последних недель, – напомнила она, будто я мог забыть и не почувствовать, как жизнь перестала быть ненавистна мне с её появлением в ней.

– Восхитительно, не правда ли?

Лучшее, что я когда-либо чувствовал – быть с ней.

Глава 9

Красивая…

Господи, какая же она красивая.

Элегантное белое платье струилось, как вода, подчёркивая каждый изгиб фигуры Эбигейл. Перчатки из тонкой ткани покрывали её руки до самых локтей, скрывая гладкую кожу и рубцы на костяшках пальцев. Воздушные шоколадные локоны спадали на плечи и спину, а макияж подчёркивал большие небесные глаза на белоснежном лице со шрамом.

Каждый, кто успел встретить эту девушку, должно быть, уже влюбился.

Если бы сегодня я впервые увидел её, то потерял бы дар речи и вновь стал немым.

Она – совершенство.

Господь должен был поделить то, что дал ей, на десятки людей, но он решил собрать всё это в ней. И теперь я не мог оторвать от неё глаз и подавить желание ворваться в зал, чтобы перестать делить её со всем остальным миром.

Я ненавидел себя за то, что позволял мужчинам смотреть на неё. Мне хотелось убить всех до единого. Сложить их глаза в банку и носить её с собой, чтобы каждый, кто подумает перевести свой взгляд на эту девушку, подумал об этом дважды. Предупреждение: не стоит.

Я ненавидел себя за то, что давал им право разговаривать с ней, когда это мои уши созданы для того, чтобы слушать её. Потому что каждое её слово должно быть не только услышано, но и запомнено.

Я ненавидел себя за то, что она была вынуждена улыбаться им, когда я – тот, кто готов по-настоящему смешить ее. Её смех, звонкий и живой, должен разноситься по округе, как колокол, провозглашающий радость каждому светлому существу.

Я ненавидел себя за то, что они могли дышать рядом с ней и отравлять собой пространство, с её помощью наполненное ароматом белого мускуса и хлопка. Так пахли небеса, а они не заслуживали знать этого.

Я ненавидел себя, потому что не мог признаться ей в том, что…

Большая ладонь резко появилась перед экраном, закрыв мне видимость на Эбигейл и зал вокруг неё. В машине не было тесно для нас двоих, но всё это время Арабелла сидела в кресле сбоку от меня, вероятно, следя за мной, будто больше ей было некуда смотреть.

Мне было нечего от неё скрывать. За последние шесть лет она услышала об Ангеле больше, чем Дэниел и Неро за восемнадцать лет моей одержимости, потому что пока отец был жив, я не мог выдвинуться на поиски и позволить ему узнать о ней.

Он уже уничтожил одного ангела, который, как я был точно уверен, никогда не предназначался для него. Моя мама должна была достаться мужчине чести. Который убивал бы за неё, а не её непосредственно.

– Ещё немного – и мониторы выйдут из строя из-за того количества слюней, что вытекает из твоего рта прямо на консоль, Деметрио, – пробубнила Арабелла.

Я повернул голову в её сторону, чтобы переключиться от любования Эбигейл. Это далось мне сложно.

– Просто…

– У меня есть глаза, – напомнила она, убрав руку от экрана. – Если бы я была мужчиной, то вела бы себя точно так же.

Если бы она была мужчиной. Не только мной.

Значит, она заметила, сколько пар глаз было направлено на Эбигейл, словно она была единственной девушкой в этом проклятом зале, когда он был переполнен красавицами. Не по моему мнению, конечно.