Вглядываясь в солнце. Жизнь без страха смерти

В пользу этой точки зрения говорят многочисленные рассказы о резких и бесповоротных изменениях, вызванных ситуацией конфронтации со смертью. В течение десяти лет я активно работал с пациентами, которым грозила смерть от рака. Я обнаружил, что, вместо того чтобы погрузиться в парализующее отчаяние, многие из таких больных, напротив, резко менялись в лучшую сторону. Они перестраивали свою жизнь, меняя приоритеты, начинали относиться к мелочам так, как они того заслуживают. Эти люди почувствовали себя вправе НЕ делать того, чего им на самом деле не хотелось. Они начали глубже общаться с теми, кого любили, и по-настоящему ценить самые простые явления жизни – смену времен года, красоту природы, прошедшее Рождество или Новый год.

Многие люди рассказывали, что стали меньше бояться других людей, более охотно шли на риск, меньше боялись быть отвергнутыми (2). Один из моих пациентов в шутку заметил, что «рак излечивает психоневроз», а другой сказал так: «Как жаль, что для того, чтобы научиться жить, мне понадобился рак, исковеркавший мое тело!»

Пробуждение в конце жизни

Главный герой повести Льва Толстого – чиновник средних лет, не представляющий собой ничего особенного, но заносчивый и поглощенный собой, – долго и мучительно умирает от болезни желудка. Чувствуя приближение смерти, Иван Ильич понимает, что всю свою жизнь он заслонял свое сознание от идеи смерти, заботясь о внешности, деньгах и престиже. Каждый, кто высказывает безосновательные надежды на его выздоровление, приводит Ивана Ильича в ярость, потому что продлевает эту ложь.

Однажды, ведя удивительный разговор в самой глубине своего «Я», Иван Ильич внезапно осознает с потрясающей ясностью, что он плохо умирает потому, что плохо жил.

Вся его жизнь была неправильной. Скрываясь от смерти, он скрывался и от самой жизни. Иван Ильич сравнивал свою жизнь с ощущением, которое часто испытывал в железнодорожном вагоне: в то время как ему казалось, что он движется вперед, вагон на самом деле катился назад. Короче говоря, Иван Ильич испытал «осознание бытия».

Чувствуя приближение смерти, он обнаруживает, что у него еще есть время. Он начинает понимать, что не он один – все живые существа должны умереть. Он открывает новое для себя чувство – сострадание. Начинает чувствовать нежность к другим людям: к маленькому сыну, который целует его руку, к молодой жене. Ему жаль, что он обрекает их на страдания, и когда к нему наконец приходит смерть, он встречает ее уже не с болью, но с радостью сострадания.

Эта повесть – не только литературный шедевр, а еще и очень эффективный урок. Ее необходимо перечитывать тем людям, которым предстоит находить слова утешения для умирающих.

Но если подобное состояние «осознанности бытия» ведет к важным изменениям личности, то как же можно перейти от модуса повседневности к модусу готовности к переменам?

Мало просто хотеть, не всегда помогает и упорное стремление. Как правило, переход из повседневного модуса в онтологический совершается в результате экстраординарного и необратимого события, переживаемого человеком. Именно это я называю «пробуждающим переживанием».

Но где же взять такое переживание в нашей обыденной жизни, ведь не каждому из нас грозит расстрел и не каждого посещает Призрак Будущего? Из своего опыта я сделал вывод, что лучшими катализаторами пробуждающих переживаний выступают следующие экстремальные события:

• горе от потери любимого человека;

• смертельная болезнь;

• разрыв любовных отношений;

• жизненная веха – например, 50-, 60-, 70-летие;

• тяжелое потрясение – пожар, изнасилование, ограбление;

• уход из дома выросших детей (ситуация «пустого гнезда»);

• потеря работы, смена сферы деятельности;

• уход на пенсию;

• переезд в дом престарелых;

• необычные по силе сновидения, передающие послание из глубин нашего «Я».

Случаи, взятые из моей практики, показывают, что пробуждающее переживание может принимать самые разные формы. Все способы, которые я предлагаю своим пациентам, доступны каждому: вы можете выбрать один из них, изменить его по вашему желанию и помочь не только себе, но и тем, кого любите.

Горе как пробуждающее переживание

Горе и тяжелая потеря часто могут вызывать осознание бытия. Это произошло с Элис, которой пришлось справляться не только со смертью мужа, но и с переездом в дом престарелых; с Джулией, чье горе от потери друга подняло на поверхность ее страх смерти; с Джеймсом, годами носившим внутри скрытую боль от смерти своего брата.

История Элис: извечное непостоянство

Элис долгое время была моей пациенткой. Насколько долгое? Держитесь крепче, мои молодые читатели, которым знакома краткая терапевтическая модель последних лет. Я работал с ней более тридцати лет!

Конечно, не тридцать лет подряд (хотя я уже говорил, что некоторым людям действительно необходимо длительное поддерживающее лечение). Элис впервые обратилась ко мне в возрасте 50 лет. Они с мужем держали магазин музыкальных инструментов. Причиной обращения ко мне стали нарастающие конфликты с сыном, а также с некоторыми друзьями и покупателями. Мы встречались с ней один на один в течение двух лет, а потом она еще три года участвовала в групповой терапии. Хотя терапия значительно помогла Элис, в течение следующих 25 лет она несколько раз вновь обращалась ко мне в периоды значительных жизненных кризисов. В последний раз я посетил ее на смертном одре, ей было 84 года. Ситуация Элис многому научила меня. Я многое узнал о кризисных этапах второй половины жизни.

То, о чем я хочу рассказать, произошло во время нашего последнего курса терапии. Когда мы начали работать, Элис было 75 лет. Курс продлился четыре года. Элис обратилась ко мне, когда у ее мужа обнаружили болезнь Альцгеймера. Она нуждалась в поддержке: вряд ли есть что-то ужаснее этого испытания – наблюдать, как медленно, но неуклонно разрушается разум вашего спутника жизни.

Элис страдала, видя, как ее муж неотвратимо продвигается по пути болезни: вначале – полная потеря кратковременной памяти, и, как следствие, постоянно теряющиеся ключи и бумажники; дальше он стал забывать, где поставил машину, и Элис приходилось носиться по городу в поисках автомобиля; потом начал блуждать по кварталу и не мог отыскать собственный дом без помощи полиции; затем перестал ухаживать за собой; потом пришла полная «зацикленность» на себе и потеря всяческого сочувствия. Последней каплей для Элис стало то, что ее 55-летний муж перестал узнавать ее.

После смерти Альберта мы работали с чувством скорби, и больше всего – с тем напряжением, которое она чувствовала, когда горе от потери мужа, которого она знала и любила с ранней юности, смешивалось с чувством облегчения: ей больше не нужно было нести груз заботы о том совершенно чужом человеке, в которого он превратился.

Через несколько дней после похорон, когда друзья и близкие вернулись к своим делам и заботам и она осталась одна в пустом доме, пришел новый страх: Элис стало казаться, что среди ночи в дом ворвется незнакомец. Этому не было никаких видимых причин: ее добропорядочный квартал уровня среднего класса оставался таким же безопасным, каким был до сих пор. Элис была хорошо знакома с соседями, один из них был полицейским. Возможно, женщина чувствовала себя незащищенной из-за отсутствия мужа: хотя уже много лет он был физически недееспособным, его присутствие вызывало у нее чувство безопасности. Источник страхов был обнаружен с помощью одного сновидения.

Я сижу на бортике бассейна, ноги свисают в воду. Вдруг я вижу огромные листья, которые тянутся ко мне из воды, и начинаю дрожать от страха. Я чувствую, как они трутся о мою ногу… Господи, даже сейчас, вспоминая об этом, я начинаю дрожать. Они – черные и по форме напоминают яйцо. Я пытаюсь двигать ногами, чтобы создать волны и отбросить эти листья, но к ногам привязаны мешки с песком, они тянут их вниз. А может быть, в этих мешках – известь.

– Вот тогда у меня началась паника, – рассказывает Элис, – и я с криком проснулась. Я еще долго боялась заснуть, чтобы снова не увидеть этот сон.

Истолковать значение сна помогла одна ассоциация.

– Мешки с известью? Как вы думаете, что это значит? – спросил я.

– Похороны, – ответила Элис. – Разве не известь бросали в те общие могилы в Ираке? И в Лондоне, во время эпидемии чумы?

Итак, незнакомцем, который мог вломиться в ее дом, была смерть. Ее смерть. Смерть мужа сделала ее беззащитной перед лицом смерти.

– Если умер Альберт, значит, могу умереть и я. Значит, я тоже умру, – говорила Элис.

Спустя несколько месяцев после смерти мужа Элис решила покинуть дом, в котором прожила сорок лет, и переехать в дом престарелых. Там предлагалось медицинское обслуживание, в котором Элис очень нуждалась, – у нее была тяжелая гипертония и серьезные проблемы со зрением.

Приняв это решение, Элис стала беспокоиться о том, как распорядиться своими сбережениями. Она не могла думать ни о чем другом. Переезд из большого дома с четырьмя спальнями, где было много мебели, старинных музыкальных инструментов, а главное – воспоминаний, разумеется, означал, что ей нужно как-то распорядиться всеми этими богатствами. Единственный ребенок Элис, вечно странствующий сын, в тот момент работал в Дании. Он жил в маленькой квартирке, и там не было места для ее вещей. Особенно трудно было решить, что делать с музыкальными инструментами, которые они с Альбертом коллекционировали на протяжении всей совместной жизни. Часто, оставаясь наедине со своей ускользающей жизнью, она слышала призрачные звуки – был ли это ее дед, играющий на виолончели Паоло Тесторо 1751 года, или муж, играющий на английском клавесине 1775 года, который она так любила. А затем возникали звуки английского концертино или мелодии с диска, подаренного родителями на ее свадьбу.

Каждая вещь в доме рождала море воспоминаний, которые ей не с кем было разделить. Элис говорила мне, что все эти вещи попадут в руки чужих людей, которые никогда не узнают их историю и никогда не будут любить их так, как она. В конечном итоге ее смерть сотрет все эти богатые воспоминания, живущие в клавесине, виолончели, во флейтах, дудочках и других предметах. Ее прошлое умрет вместе с ней.

День ее переезда все приближался. Мало-помалу мебель и другие вещи исчезали из дома, что-то было продано, что-то подарено друзьям или просто незнакомым людям. Дом потихоньку пустел, и паника Элис росла.

Особенно тяжелым был последний день дома. Новые владельцы собирались делать полную перепланировку и настаивали на том, чтобы дом был оставлен абсолютно пустым. Даже книжные шкафы пришлось убрать. Глядя на то, как отодвигают от стены книжные полки, Элис с удивлением обнаружила голубые полосы краски за ними.

Голубые, как яйца дрозда! Внезапно Элис вспомнила этот цвет. Сорок лет назад, когда она только переехала в этот дом, стены были именно такого цвета. Впервые за все эти годы она припомнила лицо женщины, у которой купила дом. Измученное лицо тоскующей, безутешной вдовы, которой, как и Элис сейчас, очень не хотелось покидать свой дом. Теперь Элис тоже была вдовой, такой же безутешной, и ей так же была ненавистна мысль о переезде.

Жизнь – это парад, который проходит мимо. Ну разумеется! Она всегда знала о ее преходящести. Недаром же она целую неделю ходила на медитативный семинар, где вновь и вновь повторялось слово anicca, употребляющееся в палийском каноне в значении «преходящесть»? Но, как и везде, существует огромная разница между знанием о чем-то и знанием из собственного опыта.

Элис действительно осознала, что и она – преходяща, и, как и все бывшие жильцы этого дома, просто прошла мимо него. Но преходящ и сам дом, когда-то он уступит место другому строению. Процесс освобождения от своих вещей и переезд стал для Элис тем самым пробуждающим переживанием. Она всегда жила в теплой и удобной иллюзии, что ее жизнь заботливо соткана и со вкусом обставлена ее руками. Теперь она поняла, что все ее богатства лишь скрывали от нее бессмысленность существования.

На нашем очередном сеансе я прочел ей вслух отрывок из «Анны Карениной» Толстого (3), в котором Алексей Александрович, муж Анны, понял, что она действительно уходит от него.

Теперь он испытывал чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, спокойно прошедший над пропастью по мосту и вдруг увидавший, что этот мост разобран и что там пучина. Пучина эта была – сама жизнь, мост – та искусственная жизнь, которую прожил Алексей Александрович.

Так и Элис ощутила слабый проблеск моста жизни и полнейшую пустоту под ним. Цитата из Толстого помогла Элис отчасти оттого, что ее собственная ситуация получила название и таким образом стала более близкой и подконтрольной, отчасти – из-за наших отношений, проявившихся в этом действии. Элис вполне оценила то, что я потратил время, чтобы найти свои любимые строки Толстого и прочесть их ей.

История Элис иллюстрирует некоторые идеи, которые еще не раз будут обсуждаться на страницах этой книги. Во-первых, смерть мужа вызвала появление страха ее собственной смерти. Сначала он воплотился в страх вторжения незнакомца, затем – в ночной кошмар, и, наконец, уже более открыто, в скорбные мысли – «если он может умереть, значит, умру и я». Все эти переживания вкупе с потерей ценных вещей, наполненных воспоминаниями, помогли Элис перейти в онтологический модус бытия, что привело к важным изменениям ее личности.