Сегодня, а ещё лучше – вчера! Свадебный хоровод Созвездий

– Ваше молчание красноречивее любых слов, принц Кайонэ! Нам больше не о чем с Вами разговаривать! Никогда! – вскричала принцесса, развернулась и убежала.

Палому душили слёзы. Именно поэтому уйти с достоинством королевы не получилось. Не хватало ещё, чтобы он их увидел! Ей и так на сегодня достаточно унижений!

Бал, её первый взрослый бал! Такой ожидаемый! Такой долгожданный! Закончившийся таким оглушительным провалом! Как она его ждала! Как готовилась! Какой хотела быть красивой! Для него! А он??? Ненавижу! Не любит! Неужели она ошиблась тогда, год назад? Неужели приняла желаемое за действительное? Да, нет! Не может быть! Она чувствовала его любовь тогда… И сейчас тоже! Значит, что, струсил? Или что? Ах, как жаль, что у неё нет магической способности мамы – видеть суть предметов и людей! Тогда бы она точно знала, что творится на сердце у Кайонэ. А какие у неё вообще есть способности? Да, никаких, – поняла принцесса. Магия не проснулась в ней! Это что – навсегда? Она, родившаяся от двух магов – Дракона (!) и Фламинго, не достойна быть даже обыкновенным драным голубем??? И Палома зарыдала ещё горше. Раньше она могла бы спросить у принца Кайонэ. Он бы, как всегда, успокоил её одним словом, разъяснил, подсказал, что делать дальше. А теперь что? Плакаться папе? Спрашивать у мамы, которая колотит в дверь её комнаты и просит впустить? Нет! Никого видеть не хочу!!!..

Мэрисела, действительно, уже битый час пыталась достучаться до дочери, рыдания которой из-за двери то затихали, то вспыхивали с новой силой. Палома пролетела мимо неё стрелой, пущенной из арбалета, но Мэрисела успела заметить сквозь облик дочери белую голубку, бьющуюся о внешнюю оболочку. Голубку, которая уже поранилась до крови.

Какую-то неясную тревогу Мэрисела ощутила ещё на балу. Ближе к его концу. И так и не смогла определить её источник. Осторожно прощупала магией гостей – вдруг в свитах кого-нибудь из принцев затесался враг? Но – нет, ничего такого не было. Внимательно пригляделась к родным и друзьям – может у кого-то есть проблемы, а он не хочет ими делиться, чтобы не портить остальным настроение? Здесь тоже всё было в порядке. Все веселились, наслаждаясь праздником. Не удалось заглянуть только в душу принца Кайонэ. Но это было в порядке вещей. Сейчас, как и пятнадцать лет назад, когда она впервые увидела его на своём балу, он остался непроницаем. Кроме Паломы, ни у кого возбуждение не зашкаливало за рамки обычного радостного настроения. Но для неё-то, как для виновницы торжества, как раз это было естественно!

Мэрисела прекрасно помнила, какие вихри проносились в душе перед её балами. Ах, как давно это было! А кажется, так недавно! Первый, на котором она обрела магию. И познакомилась с принцем Биаджино. Врагом, не будь он к ночи помянут. Второй, перед которым впервые почувствовала радость полёта, и на котором от души повеселилась. Третий, на котором встретила свою единственную любовь. Ту, которую разглядела не сразу. К которой долго шла, не зная, что идёт. И от которой до сих пор замирает в сладостной истоме сердце, едва стоит не то чтобы взглянуть на любимого, а даже просто подумать о нём. И это, не смотря на пятнадцать лет брака. И на кучу его привычек, вызывающих раздражение – вспыльчивость, леность, упёртость, пофигизм. Бог мой, Форсети7, да ему скучно даже на собраниях, где короли обсуждают глобальные угрозы миру! Когда Мэрисела впервые высказала Дрэго претензии на этот счёт, он был искренне удивлён – разве тут есть о чём беспокоиться, переживать, над чем ломать копья? Он мог бы давно уже испепелить огнём не только принца Биаджино, но и всё его королевство, а заодно и всех его приспешников! А короли всё бла-бла-бла, бла-бла-бла вместо дела. Нет, бог Форсети явно не был в почёте у Дрэго, вот Магни8 и Моди9 – другое дело!

И, кстати, где он, её любимый муж Дрэго? Кажется, именно он с принцем Кайонэ мелькнул в конце коридора, из которого вся в слезах выскочила Палома. Может быть, одно с другим как-то связано?

Мэрисела постояла ещё некоторое время перед дверью дочери, прислушиваясь. Было тихо. Кажется, девочка заснула. Ничего, любимая моя, всё образуется! Мало что, из-за чего рыдают в молодости, стоит таких слёз. Пройдёт немного времени, и всё окажется сущей ерундой. Но, всё-таки, надо разобраться, кто посмел испортить первый бал её дорогой дочурке! И Мэрисела отправилась искать мужа.

В гостиной, где по идее должны были беседовать друзья, никого не оказалось. А вот в пещере на вершине горы полыхал костёр. Значит, Дрэго был там. Пещера и площадка перед ней уже давно не использовалась, как место для трансформации и взлёта в облике Дракона. В этом не было необходимости – Дрэго мог перевоплощаться и взлетать в любое время и с любого места по своему желанию. Муж отправлялся в пещеру только в случае крайне сильных душевных переживаний. И последний раз это было восемь лет назад, когда ему почему-то взбрело в голову приревновать её к принцу Кайонэ. Вернее, наоборот, принца Кайонэ к ней…

Об этом же вспоминал и принц Кайонэ, бултыхаясь мешком с костями в когтях Дракона, пока его мощные крылья в несколько взмахов не доставили обоих на вершину горы.

Перевоплощаться в Саламандру не стоило, это Кайонэ понял ещё тогда, в первый раз, восемь лет назад. Во время полёта это могло стоить жизни, поскольку, что в облике Саламандры, что в облике человека, грозило падением на острые камни. А в пещере спрятаться, ускользнуть, как это, благодаря мягкой земле, сделал в своё время отец, трансформировавшись в Хамелеона, было невозможно. Правда, Кайонэ тогда, в первый раз, всё же перевоплотился, но тут же оказался в руках мгновенно вернувшегося в человеческий облик Дрэго. И Дрэго-человек схватил Кайонэ-саламандру за хвост и начал раскручивать над головой с явным намерением забросить куда подальше. Пришлось и Кайонэ возвращаться в человека. Они катались по каменному полу пещеры, мутузили друг друга, ещё несколько раз перевоплощались туда и обратно, пока Кайонэ в голову не вернулись здравые мысли о самом действенном своём оружии – слове. Как говорил отец: «Речь – это сильное средство, вот только чтобы ею пользоваться, нужно много ума». И попытался говорить. Говорил, говорил, и с человеком, и с Драконом, пока не почувствовал, что гнев Дрэго начал остывать.

Кайонэ не отрицал, что любовь в его сердце к Мэриселе была. Что ответная вспыхнула тоже, предпочёл не упоминать. Он уверял, что справился с любовью, иначе до сих пор бы ещё находился на Фудзияме. Он заверял, что помыслы его чисты, иначе он никогда не появился бы в их замке. Дрэго, наконец, поверил. И даже позволил Кайонэ спуститься с горы, сидя на шее дракона, а не бултыхаясь в его когтях. Но Кайонэ ещё несколько лет, возвращаясь домой из поездок по миру в поисках союзников по борьбе с мировым злом, объезжал Серпентию стороной.

И вот то, что было восемь лет назад, повторилось. Только теперь было связано с Паломой. Какую часть из их разговора слышал Дрэго, и какие выводы сделал, Кайонэ пока не знал. Но, не успели затихнуть шаги Паломы в коридоре, как на его плечо опустилась рука и жёсткий голос произнёс:

– Кажется, нам надо поговорить. Следуйте за мной, принц Кайонэ!

«Следуйте» в устах Дрэго опять означало болтаться в его когтях. А «поговорить» – внимать рычанию Дракона и, видимо, устрашаться дыму из его ноздрей и пламени из пасти. Кайонэ тяжко вздохнул. Смиренно уселся на пол пещеры и стал терпеливо ждать, когда демонстрация силы закончится. Второй раз было не страшно. Кайонэ и в первый раз не сильно испугался, просто как-то было не до того.

Когда Дракон выдохся, Кайонэ заговорил. Обратился к Дрэго-Дракону, как к другу. Того это о-о-очень возмутило. Он мгновенно вернулся в человеческий облик и высокомерно произнёс:

– Соблюдайте этикет, принц Кайонэ! Вы говорите с королём!

– Мы оба знаем, – невозмутимо возразил Кайонэ, но на «Вы», всё-таки, перешёл, – какие обстоятельства привели к этому! – намекая на необходимость объединения двух королевств в одно.

Возразить на это было нечем, и Дрэго перешёл к сути:

– Чем Вы так расстроили мою дочь?

– У нас возникло некоторое недопонимание в одном вопросе, которое мы обязательно разрешим, как только принцесса Палома немного успокоится, и мы сможем поговорить.

– «Некоторое недопонимание», – передразнил Дрэго, – такой ответ меня не устраивает. Как отец, я желаю знать, что произошло конкретно, а не выслушивать Ваши обтекаемые фразы!

– При всём моём уважении, король Дрэго, но это касается только нас двоих! – заупрямился принц Кайонэ.

– Палома ещё ребёнок, а Вы – взрослый мужчина. Между вами не должно быть ещё ничего, что может касаться вас двоих! Что Вы сделали год назад? О чём упоминала Палома?

– Вы не хуже меня знаете, что было в прошлом году, так как видели всё своими глазами, – твёрдо глядя в глаза короля Дрэго, ответил Кайонэ.

– Вы заметили слежку? – ничуть не смутившись, произнёс Дрэго.

– Да.

– Тяжкое бремя, быть отцом взрослой дочери, – вздохнул Дрэго, – Палома и маленькой не была паинькой, а, уж, когда подросла – только и жди беды!..

Кого стоило пожалеть, – вздохнул про себя Кайонэ, – так это Палому. Бедное дитя, родившееся у двух магов, один из которых Дракон, что означало наличие в её крови хотя бы одной его капли, а, судя по темпераменту, далеко не одной, которые сами не росли среди магов. И, соответственно, понятия не имели, как растить и воспитывать такого ребёнка. У Мэриселы мама, королева Лубомира, умерла рано, но у короля Фроуда, хотя бы, хватило ума примирить дочь с её магическим даром. А Дрэго вообще воспитывался в обычной семье. Неизвестно к чему мог привести разрывающий его изнутри дар, не встреть он Мэриселу. И этим двоим богиня Фригг посылает голубку с кровью дракона! Такой ребёнок не может расти без мудрого наставника рядом. Для Кайонэ таким наставником был и остаётся его отец – император Мэдока. А для Паломы попытался стать Кайонэ, раз, уж, родители на это оказались не способны. Но где-то по дороге и он совершил ошибку, раз ситуация довела его до выяснения отношений с разгневанным отцом ученицы.

… Да! Я наблюдал за вашей прогулкой, – продолжал, меж тем, Дрэго, – но слышать – ничего не слышал. Поэтому потрудитесь объясниться – о чём вы разговаривали!

Они с Паломой даже слова одинаковые употребляют, – кисло подумал про себя Кайонэ, а вслух сказал:

– Мы разговаривали о тех изменениях в её жизни, которые принесёт следующий год – магические способности, первый бал.

– Палома опять переживала, что не сможет быть драконом? – осторожно спросил Дрэго, до сих пор с содроганием вспоминавший, какие истерики закатывала дочь по этому поводу целых два года.

– Нет, этот кризис мы преодолели, когда принцессе Паломе было пять лет.

– Значит, вы говорили о бале. О том, какое платье она наденет, какую причёску сделает, – с явной насмешкой констатировал король.

– Не только, – холодно ответил принц.

Кайонэ уже не раз подвергался дружескому подтруниванию со стороны Дрэго по поводу его увлечения модой. Кайонэ не видел ничего зазорного, уничижительного для чести мужчины и принца соответствовать современным тенденциям в стиле и цветовой гамме в одежде, да и в общем смысле во внешнем виде10. Тем более что традиции Восточных земель оставались достаточно консервативны в этих вопросах и не давали сильно разогнаться с нововведениями. Но одно дело смиренно выслушивать насмешки от друга, и совсем другое терпеть насмешки от того, кто считает себя выше по рангу, потому Кайонэ и ответил быстро и сухо, что оказалось только на руку Дрэго.

– Значит, ещё вы говорили о принцах и замужестве, – подловил принца король, – И какие же советы давал наставник своей ученице?

Если бы не многолетние занятия восточными практиками, Кайонэ вздрогнул бы от вопроса – разговор вступал на слишком скользкую почву.

– Не спешить. Ответственно отнестись к выбору, – осторожно ответил принц.

– И ученица последовала совету наставника, – удовлетворённо кивнул Дрэго, не акцентируя своего внимания на обтекаемости ответа, против которой возражал несколько минут назад, – Мне тоже никто не понравился. Какие-то они все слишком молодые, не серьёзные. Мы в их возрасте были взрослее, ответственнее, не так ли, принц Кайонэ?

Кайонэ предпочёл молча склонить голову в знак согласия, хотя у него было что возразить Дрэго, который и сейчас, в свои 35, выглядел не намного старше приехавших свататься к Паломе принцев. А, уж, в свои 20, когда женился на Мэриселе, был вообще похож на подростка. Впрочем, что для него, Дракона, 20 или даже 35! – так, детский возраст. Долго рассуждать про себя про возраст Дрэго у Кайонэ не получилось, так как то, что дальше сказал король, заставило его собраться и навострить уши.

– Я бы с удовольствием выдал замуж Палому хоть сейчас, но за кого-нибудь постарше. Не такого старого, конечно, как мы с Вами, принц Кайонэ… Вам же, насколько я помню, уже тридцать семь? Вряд ли подобный неравный союз сулит счастье обоим супругам. Или Вы считаете по-другому?

Кайонэ не считал по этому поводу ничего, поскольку до сегодняшнего дня над проблемой неравных браков, как и браков вообще, не задумывался. Да и вопрос этот звучал, скорее, как предупреждение. А вот на следующий вопрос Дрэго не ответить было невозможно.

– Она в тебя влюбилась? И ждала предложения руки и сердца? Поэтому так расстроилась?

А вот здесь пришлось отвечать. На Кайонэ смотрел друг, отец, искренне переживающий за дочь.

– Так бывает, – охрипшим голосом сказал после паузы Кайонэ, – девочки влюбляются в своих учителей. Это быстро проходит…

– Клянёшься?

– Клясться не буду. Достаточно моего слова. Ни один мужчина из рода Кенджи не запятнал своё имя ложью.

– А было бы забавно! – резко сменил тон Дрэго.

Только что Кайонэ сверлили напряжённым взглядом, и тут же, в мгновение ока, в глазах Дрэго заплясали смешинки, а губы растянулись задорной мальчишеской улыбкой. Это хорошо, что к Дрэго вернулся юмор. Кайонэ юмор понимал, хотя смысла в его использовании не видел. Зачем он был нужен, если свою мысль можно выразить просто и без него? Но в данном случае это означало, что гроза миновала окончательно.

– А ты бы как меня звал? Папой? – расхохотался Дрэго.

А вот Кайонэ было не до смеха. Он думал о том, как бы он ответил на вопрос – любит ли он Палому? И как хорошо, что ему этот вопрос не задали. Потому что как ответить на него, чтобы не запятнать имя мужчины из рода Кенджи ложью, не знал. И ещё. Кайонэ, конечно, любил Дрэго, как друга. И уважал как человека, которого выбрала себе в мужья Мэрисела. Но не считал его человеком большого ума (может, это был отголосок Легенды о трёх братьях?). И, кажется, просчитался. Или спутал два понятия – ум и эрудиция. Последняя явно не была коньком Дрэго, а вот ум… Смог же Дрэго расколоть Кайонэ и вытянуть из него всю информации, которую тот в начале разговора сообщать не собирался. И о нежелательности союза между своей дочерью и им, Кайонэ, недвусмысленно высказался, не нанеся оскорбления чести мужчины из рода Кенджи…

Когда в пещеру ворвалась Мэрисела, Дрэго и Кайонэ уже вполне мирно беседовали.

7 – бог судов и собраний

8 – бог силы и мощи

9 – бог воинской ярости

10 – в XIX веке так по этому вопросу высказался А.С.Пушкин устами героя романа «Евгений Онегин»:

Быть можно дельным человекам

И думать о красе ногтей:

К чему бесплодно спорить с веком?

Обычай деспот меж людей.

В этих строках поэт описал не только Онегина, но и отчасти самого себя. О нем было известно, что одно время он очень тщательно ухаживал за своими ногтями, а на мизинец, где был особенно длинный и красивый ноготь, он, ложась спать, даже надевал специальный чехольчик, чтобы не сломать этот предмет своей особой гордости. Строки из романа часто цитируются как ответ на упреки в излишней заботе о своем внешнем виде.

3

Мэрисела безрезультатно потопталась под дверью Паломы. Затем решила отправиться в пещеру к Дрэго и Кайонэ, но передумала. Грохот с горы не раздавался, огонь не полыхал, значит, беседа проходила мирно. Да и необходимость что-то выяснять отпала. Мэрисела и сама догадалась – девочка расстроилась, потому что не почувствовала в себе магию. И Мэрисела отправилась в спальню дожидаться мужа. Но ей не спалось. Тревога не отпускала. Она ворочалась с боку на бок, а потом, всё-таки, встала, решив проведать дочь.

Дверь в комнату Паломы оказалась не заперта, и в постели её не было. С нарастающим предчувствием беды Мэрисела оббегала все возможные места, где могла находиться Палома. А таких «секретных» местечек, в которые дочурка пряталась, когда была чем-то расстроена или сердилась на родителей, было не мало. В каждом возрасте свои. Совсем малышкой она залезала под кровать, которую чуть позже сменил шкаф с одеждой. Потом была беседка в саду. С пяти лет – конюшня и библиотека (последствия близкого общения с принцем Кайонэ). Шалаш на окраине парка. Площадка с перилами на ветках раскидистого дуба с собственноручно сколоченной лестницей. Подземный лабиринт со входом через заброшенный колодец. Самая высокая башня замка. Паломы нигде не было.

– Палома пропала! – ворвалась в мирную беседу короля Дрэго и принца Кайонэ в пещере Мэрисела.

На ноги были подняты все обитатели замка. Они облазили все подвалы. Прочесали парк, освещая округу факелами. Всматривались в предрассветную мглу с башен замка. Дрэго в облике Дракона сделал облёт всех близлежащих гор, с замиранием сердца боясь увидеть бездыханное тело дочери или окровавленную белую Голубку (и Мэрисела, и Кайонэ утверждали, что именно в неё была готова вот-вот перевоплотиться Палома). И каждый раз вздыхал с облегчением, что ничего подобного не находил. Это было хорошим знаком, но ни на шаг не приближало к разгадке – куда делась Палома?

Утром, после безрезультатно закончившихся поисков, все собрались на центральной площади. И тут обнаружилась ещё одна потеря – исчез принц Кайонэ. Может, он напал на след принцессы?

– Дрэго! Мне страшно! – кинулась в объятия мужа Мэрисела, – Я чувствую, что случилось что-то очень плохое! А вдруг… Вдруг её похитил Биаджино?

Люди понуро, опустив головы, как будто были в чём-то виноваты, стояли вокруг в отчаянии прижавшихся друг к другу двум истончившимся от горя фигуркам – Дрэго и Мэриселы, их короля и королевы, мужчины и женщины, отца и матери. И никто не обратил внимания на тихо плачущую в сторонке посудомойку Клоди11. У неё тоже в эту ночь случилась потеря. Пропал её возлюбленный – Драйк12. Как расстались они перед балом принцессы Паломы, уйдя каждый на своё рабочее место, Клоди – на кухню, Драйк – в конюшню, где работал уборщиком, так больше и не виделись. Его-то, небось, никто не будет искать ни днём, ни ночью. Кто обращает внимание на слуг?

11 – в переводе – «немного хромая»

12 – в переводе – «змея или дракон, селезень, монстр»

4

Палома проснулась в чужой комнате. Комната была абсолютно пустой, если не считать кровати, на которой она лежала. Окон не было. Свет пробивался через узкую полоску под дверью. Последнее, что помнила принцесса – это укус какого-то насекомого, жжение в ноге и… провал.

Палома попыталась встать, но оказалось, что её правая рука привязана к спинке кровати. Что это ещё за шутки?!? Кто посмел так поступить с ней?!? С принцессой?!? Палома и до этого была не в самом лучшем расположении духа, а тут и вовсе разозлилась. Начала яростно выдёргивать руку из петли толстой верёвки, и… рука вдруг истончилась, превратившись в крылышко, и выскользнула из оков. Палома хотела стряхнуть наваждение, а вместо этого взмахнула крыльями и взлетела под потолок. Размеры комнаты резко увеличились, а кровать уменьшилась.

Да она трансформировалась в птицу, – догадалась Палома. Осталось выяснить – в какую? Палома плавно опустилась на кровать и вытянула крылья. Они состояли из белоснежных перьев разной длины – ближе к телу более коротких, чем те, которыми крылья заканчивались. Палома заглянула под крылья – её тело сплошь было покрыто мягким кипельно-белым пухом. Она вспомнила, что птицы спят, спрятав голову под крыло, и попробовала – как это, выворачивать голову на 180 градусов, неужели удобно? Ей всегда, с тех пор, когда поняла, что когда-нибудь примет облик птицы, это было интересно. Под крылом было тепло и уютно. И Палома рассмеялась. Эта простая, естественная для человека эмоция, вдруг выбила её из облика птицы. Палома почувствовала, как её тело начало тяжелеть, а кости вытягиваться. «Нет-нет! – приказала себе Палома, – Ещё рано! Я не рассмотрела хвост. Надо же мне понять – кто я?» И тело её послушалось! Она вернулась в облик птицы и попыталась увидеть свой хвост. Голова легко повернулась, и Палома залюбовалась пушистыми перьями, гордо торчавшими вверх и образующими что-то типа раскрытого веера или короны. Палома провела взглядом от одного края этого великолепия до другого. Да я – белая павлинья Голубка! – поняла Палома. И только потом сообразила, что её голова голубя развернулась почти на 360 градусов13, но при этом никакой боли и даже дискомфорта, она не испытала. Палома опять рассмеялась от счастья и… вернулась в человека.

Вот только её похитителям совсем не обязательно знать, что она может упорхнуть от них в любой момент. А они это обязательно поймут, если увидят её без петли на руке. Протиснуть кисть в петлю категорически не получалось, и Палома уже по собственному желанию обратилась в Голубку, просунула несколько пёрышек крыла под верёвку, вернулась в человеческий облик (заодно и потренировалась трансформироваться туда-обратно) и стала спокойно ждать, когда король Биаджино пришлёт за ней своих слуг. А то, что это именно он был её похитителем, Палома не сомневалась. По рассказам мамы она так ярко представляла себе эту комнату, что сразу её узнала. Да и почерк был его. Кто ещё был так зациклен на браке с принцессой с магической кровью? С мамой не удалось, так он дождался дочери.

Вскоре в комнате прибавилось немного света, это открылось небольшое зарешётчатое окошко в двери. Кто-то заглянул внутрь комнаты, и послышался скрежет ключа в скважине замка. Первыми в комнату вошли факельщики, за ними стражники. Командовал ими высокий стройный офицер, державшийся в тени. Стражники попытались надеть на руки Паломы оковы, но она так властно на них посмотрела, что те замешкались. А, услышав сказанное высокомерным тоном – «Немедленно проводите меня к королю Биаджино!», оглянулись на командира. Тот едва заметно кивнул головой, и процессия отправилась в путь.

Палому провели по узкому извилистому коридору, который привёл её в огромную залу. Прямо перед ней на троне сидел король Биаджино. Палома не знала его в лицо, просто догадалась, и не спешила его рассмотреть. Лишь так, мельком, скользнула взглядом. Сначала внимательно осмотрела помещение. Отметила про себя окна и дверь на балкон (если будет необходимость, уж, она сможет сделать так, чтобы они открылись для неё!). Потом сосредоточилась на людях, стоявших сбоку от трона.

Пауза явно затянулась, но Палома не чувствовала от этого неудобство. Наоборот, она ощущала в себе силу и властность папы-Дракона, терпение и самоотверженность мамы-Фламинго и выдержку и мудрость принца Кайонэ-Саламандры. Эти люди, сплошь мужчины, стоявшие перед ней, их было много, но почему-то, они её не пугали. Когда она обвела их взглядом всех, и уже готова была переключить своё внимание на короля Биаджино, что-то удержало её. Какие-то искорки, мелькнувшие перед её взором. Палома сконцентрировалась и с удивлением обнаружила, что ей не кажется – от некоторых мужчин к Биаджино тянулись тоненькие, как паутинка, ниточки. Это они отблёскивали в лучах восходящего солнца. Палома пригляделась к одному, другому и обнаружила в себе ещё один дар, доставшийся ей от мамы – видеть суть людей. Среди них не было магов, но во всех них было по несколько капель магической крови, которые Биаджино распознал и, не побрезговав крохами, вытянул, забрал себе. Вот теперь стоило внимательно присмотреться и к королю.

Палома прямо взглянула в глаза Биаджино и увидела… Кобру. Переключила внимание на человека – перед ней сидел юноша, что было странно. Насколько знала Палома, Биаджино должен быть примерно одного возраста с папой и Кайонэ. Кайонэ в свои 37 выглядел значительно старше своих лет, это когда он со всей серьёзностью и ответственностью делился с ней своей мудростью. А вот когда улыбался (что случалось, откровенно говоря, не часто), сразу становился моложе. То, что папа в свои 35 выглядел молодо, было не удивительно. Во-первых, он был Драконом, а для них этот возраст – возраст ребёнка. А во-вторых, его любила мама-маг, которая подпитывала его своей энергией (добровольно и с радостью, в отличие от принудительного выкачивания магии из подданных королём Биаджино,). Кроме того, молодость папы выглядела гармонично, а Биаджино – нет. Как будто надули старые меха и перестарались.