Запомни меня такой… А это зависит от того… И этим всё сказано. Пришвартоваться в тихой гавани

Финдли даже сам не ожидал, что известие о будущем ребёнке, так его обрадует. И это его-то! Который, не то что о ребёнке, а даже о женитьбе думал, как о какой-то тягостной обязанности! Поскольку Греиг посоветовал не торопить события, а подождать пока Кенна сама ему расскажет о своём положении (может она ещё по молодости лет не поняла, что с ней), а радость требовала немедленного выхода – Финдли вскочил на лошадь и помчался на берег реки, где и дал выход своей радости, вспугнув своим криком целую стаю уток на реке. А в постели с женой стал ещё нежней и осторожней. Кенна же решила, что Финдли отдаляется от неё (хотя делала это сама, а не он), а когда узнала, что он возобновил поездки на берег реки, где когда-то впервые встретился наедине с Гормлэйт, окончательно уверилась в этом. И… смирилась.

15

Финдли сидел на берегу реки и расслабленно наблюдал, как солнце садится за горизонт, окрашивая облака и промежутки неба между ними во множество оттенков красного. «Когда же Кенна скажет мне о ребёнке? Чего она тянет?». Он уже и сам заметил неопровержимые доказательства её беременности: округлившееся тело, налившиеся груди, а она всё никак не решится ему сказать…

– Здравствуй, Финдли! Или мне стоит называть Вас сэр МакЛейн?

Финдли вскочил, как ужаленный, от этого неожиданного и такого не созвучного его мыслям голоса, и увидел перед собой Гормлэйт Эррал. Поскольку Финдли молчал, она продолжила сама:

– Вы опять ездили в гости к соседям или просто любуетесь прекрасными видами своих владений? – сказала Гормлэйт, намекая на их первый разговор на этом месте.

– Здравствуйте, леди Эррал! А Вы опять гостите у прабабушки? Как здоровье графини?..

… Чем дальше продолжался этот пустой светский разговор, тем меньше понимала Кенна, как ей себя вести. Она-то думала, что Финдли бурно обрадуется своей любовнице, и потом всё пойдёт само собой, но он не выглядел пылко влюбленным. И Кенна занервничала.

Финдли заметил, как Гормлэйт нервно теребит перчатки, и почтительно взял её ладони в свои руки. «Вот оно, начинается!», – подумала Кенна, опустив голову. Но то, что она услышала дальше, чуть не лишило её чувств. Финдли говорил о том, что он очень благодарен Гормлэйт за ту любовь, которую она дарила ему год назад. Такой страсти, которая пылала между ними, не было у него никогда до неё, и, наверное, никогда не будет после. Но сейчас он любит свою жену Кенну, они ждут своего первого ребёнка, чему он безгранично рад. И также он надеется, что они с леди Эррал со временем станут добрыми соседями и даже друзьями.

Кенна расплакалась и, закрыв лицо руками, прижалась к мужу. Финдли не раз бросал любовниц, а потому имел богатый опыт расставания с ними. И поэтому ничуть не удивился, когда от рыданий женщина перешла к активным действиям и начала бить его в грудь кулачками. Краска растеклась по её лицу и Финдли понял, что придётся переходить к радикальным мерам. Вместо привычных слов типа «Ублюдок» (от любовниц-простолюдинок) или «Будь проклят тот день, когда я Вас встретила» (от любовниц-леди), Гормлейт, захлёбываясь слезами уже икала, и разобрать, что она пыталась сказать, было совершенно не возможно. Финдли довёл женщину до реки и сам умыл ей лицо. А когда повернул её к себе – так и застыл с открытым ртом, уже приготовившись к очередной порции успокоительных слов. Перед ним стояла его любимая, его жена, его Кенна!

А на Кенну холодная вода и ошарашенный вид мужа подействовали своеобразным способом: от истерики она перешла к агрессии. Почему-то слова о неземной страсти сильно её задели (как будто относились не к ней самой), в глазах засверкали зеленые молнии, она сложила руки на груди и начала гневно наступать на мужа: «Ах, значит, страсть ты больше никогда не надеешься испытать?!?» Финдли сначала попятился, потом расхохотался (видимо, представил, как нелепо он выглядит), а потом рухнул на колени перед Кенной.

– Простишь ли ты меня когда-нибудь, моя страстная многоликая жена?

– А это зависит от того понравится ли мне твой способ просить прощения…

Финдли вскочил с земли, подхватил жену на руки и совсем уж, было, прямо здесь хотел начать вымаливать прощение, но Кенна задала ему следующий вопрос, который заставил его подождать с ритуалом прощения до теплой комнаты:

– А откуда ты знаешь, что у нас будет ребёнок?

Даже если бы Кенна и не была беременна к этому времени, то их страстные ночи, наполненные бурными воспоминаниями и всепоглощающей любовью, точно привели бы к этому.

Июнь 2016

Запомни меня такой…

1

Наконец-то, Эмите1 встретила своего мужчину! Поэтому она особо придирчиво рассматривала себя в зеркало перед балом во дворце…

Уже два месяца, как светское общество вернулось в Париж с летних поездок на воды, моря, в загородные поместья и закружилось в вихре балов, сплетен и любовных приключений. Граф Армель2 де Гарне появился на одном из первых осенних балов и сразу привлёк внимание женской половины общества. Ну, конечно, к сомнительной славе героя-любовника и фартового дуэлянта, граф добавил настоящую славу храброго офицера и защитника отечества. Его не видели в Париже больше пяти лет, даже ходили слухи, что он погиб в недавней войне3 где-то в Вест-Индии, куда его отправил король Людовик XV, уставший разбираться с бесконечными дуэлями графа с обманутыми им мужьями, оскорбленными родственниками непорочных дев и так далее.

Дамы нашли возмужавшего Армеля ещё более интересным, чем он был пять лет назад, и за ним началась форменная охота, но граф стойко отражал выстрелы глаз, учтиво, но холодно отвечал на улыбки, а от предложений о совместных прогулках отказывался с неизменным поклоном.

Эмите ничего не знала о прошлом графа де Гарне, поскольку присоединилась к светскому обществу Парижа только в позапрошлом сезоне, когда ей исполнилось 16 лет. Но, когда она увидела его впервые, все остальные мужчины перестали существовать для неё. Эмите сама была поражена своей реакцией. Она, познавшая стольких мужчин, впервые была готова подчиниться незнакомцу, в котором она почувствовала силу – и физическую, и моральную, циничный ум, звериные страсти…

И она поняла, что этот мужчина должен быть только её – и как друг, и как любовник, и как муж. Также, как и он должен безраздельно обладать ею одной во всех ипостасях. И её совершенно не смущал тот факт, что она, на минуточку, замужем. И ещё меньше она задумывалась о том, что граф Армель де Гарне появился в Париже не просто так, а за благословлением своей матушки на женитьбу на некой девице Агнис4 Броссан.

Матушка благословения своего не давала, всячески затягивая этот момент, поскольку девица была хоть и чиста сердцем и душой, и, собственно говоря, вытащила своими руками её обожаемого сына с того света, но по происхождению была совсем не ровней их знаменитого рода (дочь сержанта полка, которым командовал её сын), не говоря уже о полном отсутствии хоть какого-нибудь приданого, за исключением доброго сердца и девственного тела.

Армель уже давно был самостоятельным человеком (как-никак 28 лет), но в той новой жизни, которую он решил вести, выкарабкавшись с самого края пропасти, получение благословения родителей было необходимым условием для женитьбы.

Графиню де Гарне очень устраивал тот интерес, который проявила к Армелю Эмите дю Белле. В своё время её появление в Париже произвело фурор. Мужчины пачками падали под ноги юной красавице, а она тщательно выбирала себе очередного любовника и умудрялась расставаться с каждым из них, оставаясь друзьями, что, несомненно, говорило о её уме. И то, что она была замужем, тоже очень устраивало графиню де Гарне, поскольку гарантировало не только устранение нежелательной женитьбы на девице Броссан, но и женитьбы в ближайшее время вообще. А пока матушка заставляла взрослого сына сопровождать её на все балы, прогулки и походы в гости.

Но Армель обращал внимания на Эмите ровно столько же, сколько и на остальных дам, то есть проще сказать, вообще не обращал внимание. Его милая простоватая Агнис была ему во сто крат милее, чем все дамы светского общества Парижа с их модными нарядами, разукрашенными лицами и блестящими украшениями. Всего этого он вдосталь наелся 5 лет назад.

1 – в переводе – «неукротимость, необузданность»

2 – в переводе – «каменный принц»

3 – позже названная «Семилетней войной». Война шла как в Европе, так и за океаном: в Северной Америке, в странах Карибского бассейна, Индии, на Филиппинах. Войну считают колониальной, так как в ней столкнулись колониальные интересы Великобритании, Франции и Испании (из Википедии)

4 – в переводе – «целомудренная, святая»

2

… В зеркале отражалась девушка с тонкой талией (Эмите задумалась – не затянуть ли корсет потуже? Но решила этого не делать, поскольку она намеревалась не пропускать на балу ни одного танца и с перетянутым корсетом нечем будет дышать) и высокой грудью (всё-таки, какая умница эта портниха – мадам Коллет! Вырез лифа платья был ровно таким, как нужно – и не оскорблял приличий, и не скрывал красоту). Волосы были уложены в замысловатую причёску по последнему писку моды (какой восхитительный эффект производили они на мужчин, когда девушка вынимала многочисленные шпильки, и её длинные, ниже колен, волнистые волосы низвергались стремительным водопадом!) От природы волосы Эмите были светло-русыми, но летом верхушка выгорала на солнце, и девушка становилась блондинкой. И лишь их кончики оставались естественного цвета.

Эмите считала себя безупречной красавицей, и эта её уверенность чудесным образом передавалась окружающим. Хотя идеальным её лицо строгий критик не назвал бы. Нос мог бы быть немного и поменьше и потоньше, а рот – наоборот, чуточку побольше. Но все эти незначительные недостатки искупались выразительными зелёными глазами, опушенными длинными чёрными ресницами. Глаза меняли свой цвет в зависимости от освещения и её настроения: когда Эмите грустила или была чем-то расстроена (это случалось не часто), глаза заволакивало дымкой, и они казались желтовато-коричневыми. Если девушка была весела или счастлива – глаза приобретали ярко-зелёный цвет и в них проскакивали золотые искорки. Если же она сердилась – глаза становились колючими, как трава, покрытая инеем. А вот замечательной формы брови приходилось даже припудривать, поскольку мода предписывала женщинам быть без оных.

Но, даже если бы Эмите и не обладала столь неординарной для француженки внешностью, она бы всё равно привлекала к себе мужчин, как мотылька привлекает огонёк в ночи. Бог (или дьявол) наградил её бешеной сексуальностью. В сочетании с природным умом и многими талантами (она прекрасно рисовала, легко танцевала, музицировала на клавесине и премило пела с листа) это было такой гремучей смесью, от которой разлетелось на куски не одно холодное сердце…

Мать Эмите умерла родами, а своего отца она лишилась, когда ей исполнилось 7 лет. Отец в своём завещании назначил опекуном дочери своего друга и ближайшего соседа Гардиена5 дю Белле. Насколько бурной была молодость друзей, настолько же в зрелости они вели спокойный, замкнутый, можно сказать, философский образ жизни.

После смерти друга, дю Белле нанял для девочки няню и больше не вмешивался ни в её воспитание, ни в её образование, полагая, что исполнением всех прихотей и желаний бедной малютки, он хоть немного компенсирует её раннее сиротство. Эмите росла не взбалмошной и не капризной. Она просто выражала свои желания в неизменной уверенности своего права получать всё, что ей хочется, немедленно, и так всё и происходило.

У девочки был живой ум и горячий темперамент, и потому к 12 годам, она прочла не только все любовные романы (и не по одному разу), которыми увлекалась няня в виду отсутствия собственных, но и половину библиотеки своего опекуна. В голове у неё была, безусловно, каша из самых разных областей науки и искусств, философских теорий и куртуазных приключений. Она с нетерпением ждала своего полового созревания, чтобы освоить на практике свою теоретическую подготовку, и была безмерно счастлива, когда в 13 лет пришли её первые месячные.

Эмите уже давно определилась, кто станет её первым мужчиной. Её выбор пал на семнадцатилетнего красавца – сына конюха. Она не раз наблюдала его игры на сеновале с многочисленными партнёршами от молоденьких горничных до зрелых вдов. И, судя по их страстным стонам и довольному виду, молодой человек умел доставлять женщинам удовольствие.

Ален6 был немало смущён желанием маленькой хозяйки, но и отказать ей не мог. Он был чрезвычайно осторожен, как в смысле своих действий во время секса, так и в сокрытии их тайных встреч. Их связь продолжалась четыре месяца, пока Эмите случайно не познакомилась с соседом, приехавшим навестить свою старшую сестру в середине лета.

Эмите, уверенная, что иметь сразу двух любовников – это распутство, тут же порвала с Аленом, оставшись с ним в самых дружеских отношениях, которые только могут быть между хозяйкой и слугой. А их общую тайну Ален не выдал бы даже под пытками, навсегда сохранив в своей душе эти четыре месяца, как самый волшебный подарок в своей жизни.

Джерод7 был постарше, ему уже исполнилось 20, кроме того он был ровней Эмите по происхождению и имел опыт сексуальной жизни, почерпнутый в борделях Марселя. Джероду очень нравилось обучать симпатичную селяночку всему тому, чему ещё совсем недавно обучался он сам. Всё это подарило девушке совершенно другие любовные ощущения и драгоценный опыт. За три месяца с Джеродом (молодой человек задержался у сестры на месяц дольше, чем планировал, опоздав на занятия в семинарию) Эмите из девочки превратилась в девушку, как невзрачная куколка неожиданно превращается в яркую разноцветную бабочку.

Но настала осень, и молодые люди вынуждены были расстаться. И перед Эмите ребром встала проблема поиска нового любовника. К Алену она не хотела возвращаться, так как уже поняла, что любовью нужно заниматься только будучи свободным человеком, а какая может быть свобода у слуги?

Всю зиму она ломала голову над этой проблемой, пока не заметила, что её опекун как-то по-другому начал на неё смотреть. Гардиен, действительно, удивлялся и, удивляясь, любовался, как малышка вдруг превратилась в очаровательную девушку, весьма красивую девушку, незаметно проскочив мимо стадии «гадкого» угловатого утёнка, свойственного подростковому возрасту. В этом любовании не было никакого сексуального подтекста, а скорее гордость отца и чувство выполненного долга перед другом и добрым соседом.

Это уже позже, когда Эмите пустила в ход всё своё женское кокетство, чтобы очаровать дю Белле, в его голову и сердце начали залетать шальные мысли и желания. А Эмите, действительно, присмотревшись к своему опекуну, пришла к выводу, что он именно тот человек, кто ей нужен на данный момент для того, чтобы подняться на новый уровень любовных ощущений. Он, несомненно, опытен, умён, ещё не стар (42 года), силён (по крайней мере, женщины регулярно приходили в его спальню) и по-благородному красив зрелой мужской красотой.

Наконец поняв, что опекун никогда не решится на первый шаг, Эмите сама пришла к нему в спальню. Гардиен ещё не спал. Он приподнялся на одном локте, когда скрипнула дверь в его комнату, и так и застыл не в силах ни пошевелиться, ни сказать что-либо. Эмите сбросила накинутый на плечи халат, загасила свечу, с которой шла по коридору, и направилась к его кровати. Удивительным образом, как только погасла свеча, – зажглись её колдовские зеленые глаза. А когда девушка проходила мимо окна, в которое ярко светила полная луна, её легкая ночная рубашка как будто исчезла, и она предстала перед онемевшим Гардиеном в блистающей наготе своего гибкого тела, прикрытая только длинными волосами.

Как опытный мужчина, он успел про себя отметить, что Эмите уже не девственница, и даже сделал зарубку себе на подкорке разобраться, как это произошло, не обидел ли кто её. Но это была последняя здравая мысль в эту их первую совместную ночь. Гардиен был опытным и нежным любовником. А Эмите впитывала опыт, как губка. И очень радовалась такому удачному своему решению.

Дю Белле не долго мучился угрызениями совести по поводу связи со своей подопечной. В конце концов, они не были родственниками, а, значит, не нарушали ни божеские заповеди, ни человеческие устои. Разница в возрасте его тоже не смущала. Эмите уже перешагнула в половую зрелость и ей исполнилось 14 лет. Если Людовик XV стал официально королём Франции в 13 лет, то что мешает четырнадцатилетней девушке вступить в брак?

Ей ничего и не мешало, кроме отсутствия у неё подобного желания. Гардиен уже утром после их первой ночи сделал Эмите предложение руки и сердца, но она ответила уклончиво, что ей надо подумать. Через месяц она пришла к выводу, что брак ей пока не нужен и ничто уже не могло изменить принятого ею решения. Гардиен даже попытался прервать их отношения, но первый не выдержал, поняв, что сходит с ума от желания дотронуться до этого божественного тела, испить сладость её восхитительного ротика и утонуть в омуте её изумрудных глаз и горячего пульсирующего лона. Он был покорён окончательно и бесповоротно. А девушка познала сладость безграничной власти над мужчиной.

В середине лета Эмите заметила в себе некоторые изменения. Только одно из них было положительное: у неё налились груди. Всё остальное – тошнота, головокружение и налетающее периодически раздражение по пустякам, обычно ей не свойственное, было отрицательным. Просчитав свой месячный цикл Эмите поняла, что беременна. И пошла к опекуну за помощью. Она знала, что на выселках живёт женщина, которая умело вытравливает нежелательный плод, но опасалась идти к ней одна.

Гардиен категорически отказался помогать девушке в этом богопротивном деле и опять стал настаивать на женитьбе, напирая на то, что их ребёнок – это знак свыше их союзу. Эмите же категорически с ним не соглашалась и угрожала покончить с нежелательной беременностью самостоятельными методами. Она припомнила, что видела в библиотеке одну книжонку с советами на такой житейский случай и решила испробовать на себе последовательно все описанные там методы, авось, какой-нибудь да поможет.

Первый же приготовленный ею отвар вызвал у неё сильнейшую рвоту и заставил три дня проваляться в постели с горячкой. Гардиен не отходил от неё ни на шаг и понял, что, если его девочка, умрёт, то и он покончит счёты с жизнью, наплевав на свою бессмертную душу. А когда она выздоровела (слава богу, ребёнок тоже выжил, видимо, отрава не дошла до него благодаря рвоте), этот любящий благородный сорокатрёхлетний мужчина, стоя на коленях, сделал Эмите такое предложение, от которого она не смогла отказаться, поскольку впереди её ждал Париж, королевский двор и полная свобода действий.

А для этого всего-то и нужно было стать маркизой дю Белле и потерпеть восемь оставшихся месяцев, чтобы на свет появился законнорожденный ребёнок, наследник рода дю Белле. Дальше Гардиен обещал собственноручно отвезти юную супругу в Париж, представить ко двору и вернуться в имение без неё. Эмите хорошенько обдумала это предложение и пришла к выводу, что это наиболее удобный для неё вариант. Положение замужней дамы давало ей огромную свободу делать то, что не позволительно и категорически осуждается обществом для незамужней девушки.

Через неделю томительного ожидания Гардиен дю Белле получил положительный ответ на своё предложение с одним условием и с одним торжественным обещанием. Условие состояло в том, чтобы Гардиен сделал так, чтобы она никогда не увидела ребенка. А торжественное обещание заключалось в том, что в Париже она будет иметь единовременно только одного любовника, а, значит, честь рода маркизов дю Белле страдать не будет.

Ей богу, не раз во время своей тяжелой беременности, Эмите жалела об этом решении, и всё чаще к ней закрадывалась мысль – не повторит ли она судьбу своей матушки, умершей родами, давая жизнь ей? И все её мечты о счастливой жизни в Париже окажутся химерами, а муки, которые она терпит – напрасными. Она всегда была уверена, что умрёт молодой. Да и не хотела становиться старухой. Но не сейчас же?! Не в 15 лет! Ещё хотя бы лет десять у неё должно быть впереди!

Роды, действительно, были тяжелыми и продолжительными. Ребенок никак не хотел появляться на свет, и роженица постепенно теряла силы. Гардиен сделал всё, что мог, от отчаянья даже притащил к Эмите ту ведьму, которая жила на выселках. Она-то и спасла жизнь девушки. Видя, что муж впал в глубокую молитву и ей никто не мешает поступать так, как она считает нужным, отважная женщина засунула в лоно Эмите свою руку, нащупала ножки ребёнка и за них вытянула младенца из тела матери, которая уже к тому времени потеряла сознание от боли.

Пронзительный плач младенца, когда женщина освободила его горло от опутавшей его пуповины, вывел новоявленного отца из ступора.

– Вот Ваша дочь, монсеньор, держите, – и с этими словами в руках Гардиена оказался орущий свёрток, – А я займусь её матерью.

Пока женщина колдовала над роженицей, то вливая что-то ей в рот, то массируя её неподвижное тело, Гардиен понял, что этот маленький комочек имеет над ним даже большую власть, чем обожаемая Эмите…

Более полугода ушло на восстановление здоровья, сезон в Париже уже давно был в разгаре и супруги решили отложить переезд в Париж Эмите на следующий год. Гардиен лелеял, конечно, мечту, что за это время какая-нибудь струна в душе супруги дрогнет, она захочет увидеть дочку, полюбит её всем сердцем, как любит он, и они счастливо заживут втроём и без Парижа. Но мечте его не суждено было сбыться. И в сентябре следующего года он выполнил своё обещание и представил свою юную супругу ко двору…

5 – в переводе – «хранитель, страж, сторож, привратник, опекун»

6 – в переводе – «красивый»

7 – в переводе – «правитель копья»

3

Когда Эмите появилась в Париже, все были уверены, что её судьба – стать новой фавориткой короля, сместив с этого почётного места маркизу де Помпадур8. Но Эмите не обладала достаточным честолюбием для столь хлопотного положения, а становиться очередной краткосрочной любовницей короля, коих сама фаворитка ему и поставляла, не захотела, поскольку король, как мужчина, её не заинтересовал. И Эмите предпочла подружиться с маркизой, что надёжно защитило её от похотливого короля, который очень даже был не прочь затащить к себе в постель столь необычную девушку, которую и пристраивать потом никуда не нужно было, поскольку она и так уже была замужем.

Маркиза де Помпадур помогла Эмите и с выбором первого любовника. Она не скупилась на едкие комментарии как по поводу сексуальных возможностей кандидатов и их душевных качеств, так и их щедрости и наполненности кошелька. Впрочем, последнее мало значило для Эмите, поскольку она не была ограничена в собственных средствах. Она открыла в своём парижском доме собственный художественный салон, наподобие салона своей наставницы, только в нем делался упор на музыку и живопись, в соответствии со своими талантами и пристрастиями, а не на литературу и театр. Новоявленные подруги, дабы не конкурировать между собой, распределили свои приемы по разным дням недели, и ходили друг к другу в гости.

Там, на одной из встреч, Эмите, не без подсказки маркизы, и определилась со своим первым парижским любовником – графом Г. Это был весьма уважаемый пожилой господин с пристрастием к жесткому сексу. Эмите это показалось любопытным (о, жадность молодости к познанию!), но удовольствия не доставило. И, вскоре, они расстались по обоюдному согласию, оставшись друзьями до конца жизни графа (зимой граф умер от апоплексического удара – видимо, жесткий секс был уже ему не по возрасту). Но пока он был постоянным гостем салона Эмите, граф многое сделал для ее образования и расширения кругозора в области живописи и воспитания утонченного художественного вкуса.

До конца сезона у Эмите было последовательно еще два любовника. Могло быть значительно больше, поскольку в высшем обществе Парижа не было ни одного мужчины, который бы не жаждал оказаться с ней в постели, но она свято блюла данное мужу слово.

После окончания сезона, когда светское общество расползлось кто куда из душного Парижа, Эмите отправилась на лето к мужу. Гардиен по-прежнему был нежен и внимателен к ней, но былой страсти в их отношениях уже не было. И вскоре выяснилось – почему. Де Гарде в отсутствие жены тоже не вёл монашеский образ жизни, и няня, которую он нанял для малышки Полин9 (так он назвал дочку) частенько согревала его одинокую постель.

Чтобы не нарушать привычного ритма жизни мужа (а няню он вместе с Полин отправил в другое имение, когда узнал о приезде жены – Гардиен тоже выполнял договоренности), Эмите решила сократить свой срок пребывания на родине и отправиться на море раньше, чем планировала, но в итоге даже задержалась, поскольку попала в пикантную историю, которую сама же и создала.