…И мы станем единым целым. Благодаря и вопреки. Так вот она какая – любовь!
ОхэнзиУонэгиск вообще-то рассчитывал, что делегация просто вернётся без невесты с ответными извинительными дарами, поскольку за время до её отправления, которое он всячески оттягивал, успел выяснить, что и Кууоньяума, и её отец – вождь племени омаха ВихоМонки13, смотрят в сторону старшего сына вождя племени осейджикау. При столь честолюбивых планах вряд ли их заинтересует предложение простого охотника из небольшого племени куапо, сколь высокого мнения ни был он о себе. ОхэнзиУонэгиск прекрасно знал ВихоМонки ещё с детского возраста, правда, тогда его звали Болтливой Сорокой, но всё равно не мог себе представить, как хитрый старый лис уговорил делегацию взять с собой одну сестру вместо другой…
В былые времена вообще бы таких проблем не возникло. Не молодые люди решали на ком им жениться. За них решали родители или Совет племени. И руководствовались при этом не их взаимными чувствами, а соображениями целесообразности. На первом месте всегда стояли вопросы обеспечения выживания и жизнедеятельности племени, и все внутриплеменные вопросы, в том числе и вступление в брак, рассматривались в первую очередь именно с этой точки зрения. Вся жизнь племени осуществлялась на основании четких правил и предписаний. Раньше простой член племени никогда бы не посмел просить в жёны дочь вождя другого племени, даже на дочь своего вождя поостерёгся бы заглядываться.
Всё начало меняться после истории Охитека и Найра. Именно Охитека заставил пересмотреть проблему безопасности племён, создав союз двенадцати дружественных соседей, а его любовь к Найра, только возрастающая с годами (уж сколько вождей пытались «пристроить» своих дочерей к нему в качестве второй жены!), перевернул отношение к браку и семье…
Во время обряда помолвки, когда жених с невестой постепенно приближаются друг к другу по сужающемуся кругу, Хотото не сразу разглядел подмену (девушки, помогавшие украшать будущую невесту, науськиваемые шаманом, постарались). До момента вручения жениху пояса, расшитого бисером, в знак согласия невесты на помолвку, дело так и не дошло. Хотото возмущённо воскликнул:
– Это не она!
И обряд помолвки был прерван.
1 – в переводе – «тень белого духа»
2 – в переводе – «дух воина»
3 – читай рассказ «И мы станем единым целым» из сборника «Зеленые глаза»
4 – в переводе – «сын»
5 – в переводе – «орёл»
6 – в переводе – «курчавый»
7 – род древесных растений семейства Кипарисовые. Отдельные экземпляры секвойи достигают высоты более 110 м – это одни из самых высоких деревьев на Земле. Максимальный возраст – около двух тысяч лет (из Википедии)
8 – листопадное дерево семейства Магнолиевые. Средняя высота дерева составляет 25-36 м. Ветки бурые, часто блестящие, либо как будто покрыты воском, при надломе имеют сладкий пряный запах. Цветки напоминают бутон тюльпана (отсюда название), около 6 см в длину (из Википедии).
9 – мощное, красивое, вечнозелёное хвойное дерево, достигающее высоты 100 м при толщине ствола до 4 м (из Википедии)
10 – дух-демон, принимающий форму маленькой девочки или скелета ребёнка
11 – в переводе – «бабочка с красивыми крыльями»
12 – в переводе – «чистая вода»
13 – в переводе – «главная говорящая птица»
2
Хотото уже давно перестало интересовать, за что его не взлюбил шаман племени. Он с детства чувствовал на себе тяжелый взгляд бездонных провалов глаз ОхэнзиУонэгиска. Чем бы он ни занимался – помогал матери по хозяйству, тренировался в стрельбе из лука, играл с другими мальчишками, всюду они преследовали его. Даже когда он стал мужчиной, и подолгу уезжал, участвуя в охоте, и тогда ему казалось, что шаман наблюдает за ним зоркими глазами коршуна, парящего в синеве неба, или острыми глазами ягуара, притаившегося за толстым стволом дерева.
Впрочем, Хотото вообще мало волновало мнение о нём окружающих. В его мире всё было устроено просто и понятно, а ещё – справедливо. Есть сила и есть слабость – значит, сильный должен защищать слабого (себя он, безусловно, относил к сильным). Есть добыча и есть охотник, и он, конечно, был охотником. Есть враг и есть друг. Врага надо уничтожить, а с другом жить в мире. Почти всё в окружающем мире укладывалось в эту схему. А то, что не умещалось, Хотото предпочитал не замечать, считая это тем, чего ему не дано постичь, а, значит, и не нужным для его, Хотото, судьбы.
Но не замечать того, что шаман вмешивается в его судьбу, и влияет на неё, как враг, Хотото не мог. И это выбивало молодого индейца из его привычного мира. Ведь не может шаман родного племени поступать несправедливо по отношению к своим соплеменникам?! Так почему же тогда он препятствует его счастью? То, что их союз с прекрасной Кууоньяумой может быть не угоден духам, Хотото никак поверить не мог. И, тем не менее, с самого начала, как только он объявил о своём желании Совету племени (Эх! Была бы любимая не дочерью вождя, никого бы спрашивать не пришлось! А то, что отец с матерью одобрят любой его выбор, Хотото не сомневался), ОхэнзиУонэгиск начал строить козни: и Совет племени несколько раз собирался, и отъезд делегации несколько раз откладывался. Но не успел Хотото отправиться в составе делегации своего племени на военный совет в племя осейджикау (как он гордился оказанной ему честью!), как делегация за е г о невестой отправилась б е з него! И то, что вместо прекрасной благоухающей розы – Кууоньяумы, в качестве невесты ему попытались вручить обыкновенную полевую ромашку, в этом тоже виноват был шаман, а никак не члены свадебной делегации. В этом Хотото был уверен! Но он не собирался становиться добычей врага, а потому решительно воспротивился, воскликнув:
– Это не она!
И обряд помолвки был прерван.
3
То, что произошло на помолвке, не стало для Пэвети чем-то неожиданным или необычным. Скорее, необычным и очень желанным было всё до этого. Начиная с того дня, когда она впервые увидела Хотото.
Одно его имя наполнило её радостью! Оно перекатывалось на языке звонкими янтарными бусинками: Хо-то-то, Хо-то-то. Душа её запела. Хотелось хохотать, кружиться на месте с закрытыми глазами, подставив лицо яркому солнышку. И не важно, что не на неё смотрел он горящими влюблёнными глазами, а на сестру.
Но не важно это было ровно до того момента, пока к отцу не прибыла делегация племени куапо, чтобы не её, а Кууоньяуму увезти к Хотото. Вот тогда время для неё остановилось. Звенящей натянутой тетивой лука застыла от напряжения душа. Внутренности тела скрутило узлом боли внизу живота, а сердце перестало отсчитывать ритм.
Но случилось чудо! И это её, а не сестру, увезли из родного дома навстречу Хотото. Какая-то неведомая сила запечатала её рот, из которого рвались слова, что не её, Пэвэти, ждёт любимый. Но сердце радостно билось в такт стука лошадиных копыт, а у души выросли крылья. И она не сказала ничего. И покорилась судьбе. А потому не потеряла спокойствие, когда Хотото прервал помолвку, воскликнув:
– Это не она!
4
Не всегда помолвка приводит к свадьбе. На то она и длится до года, чтобы молодые люди поближе узнали друг друга, поняли, что смотрят в одну сторону, захотели всю жизнь пройти рука об руку. Но столь короткой помолвки не помнил никто из самых старых индейцев племени куапо. А так, в общем-то, и ничего особенного, дело житейское. И племя разошлось по своим делам.
Разгневанный Хотото уединился в своём вигваме, который построил для себя и невесты. Он был уверен, что помолвка, в их случае с Кууоньяума, лишь дань традиции, а потому сразу решил отделиться от родителей. А теперь ему надо было совладать со своим гневом, чтобы завтра с холодной головой присутствовать на Совете племени, решающем его судьбу. Судьба брошенной девушки его не трогала, а, скорее, раздражала, хотя он и понимал, что она ни в чём не виновата.
ОхэнзиУонэгиск был весьма доволен всем произошедшим. Даже, если бы отвергнутая невеста не была дочерью вождя дружественного племени, законы гостеприимства не позволяли отправить её назад тотчас. А, значит, надо затянуть её отъезд до наступления зимы, когда никто не отважится отправиться в дорогу длиной в десять дней пути. Да и вряд ли мудрый Кваху разрешит Хотото просить руки и сердца другой дочери вождя, после того как отверг её сестру. Если бы ОхэнзиУонэгиск был простым человеком, его бы, наверное, волновали чувства девушки, брошенной женихом, в чужом племени, но он был шаманом, и простые человеческие эмоции были ему не свойственны.
А Пэвети как будто и не переживала ни о чём. Как уселась, скрестив ноги, у главного костра во время общей вечерней трапезы, так и продолжала сидеть. С ней никто не заговаривал, и она молчала. Когда взрослые разбрелись от костра по своим делам, к незнакомому человеку подтянулись дети. Сначала самые смелые и любопытные, потом малыши, почувствовавшие добрую душу, дальше – дети постарше, которые с независимым видом вроде как шли мимо и остановились на минутку. Пэвети было не привыкать общаться с детьми. Она и в своём родном племени больше общалась с детьми, животными и растениями, чем со своими соплеменниками. А потому они быстро нашли общий язык. Но наступила ночь, и дети тоже разошлись по своим вигвамам. И Пэвети осталась одна.
Всё происходящее казалось ей сном, чудесным сном, не смотря на несостоявшийся обряд помолвки. Почему-то в племени куапо она сразу почувствовала себя дома, а не в гостях, а потому была уверена, что всё разрешится наилучшим образом. Так оно и случилось. К ней подошли женщина и мальчик и пригласили переночевать в их вигваме. Мальчика звали Хоуохкэн14, он был одним из первых, кто подошёл к Пэвети у костра. А женщину звали Мэкои15, она была вдовой. Так что место в их с сыном вигваме хватало на всех.
14 – в переводе – «таинственный голос»
15 – в переводе – «материнская забота»
5
Три месяца, отведенные Кваху для соблюдения законов гостеприимства после несостоявшейся помолвки, промелькнули быстро. (ОхэнзиУонэгиск настаивал на более длинном сроке в год, не сам, конечно, а подговаривая членов Совета племени, а Хотото готов был хоть на следующий день вернуть девушку родному племени. Вождь выбрал золотую середину).
Пэвети была благодарна духам за этот счастливый период своей жизни и со смирением принимала его окончание. Она сильно изменилась. Сейчас даже её родной отец не узнал бы дочь. Из молчаливой, замкнутой, сторонящейся людей девочки, каким её знало родное племя омаха, Пэвети превратилась в открытую, жизнерадостную девушку. Так невзрачная и даже неприятная на вид куколка превращается в радующую глаз яркую лимонно-розовую кленовую бабочку или в стеклянную бабочку, через прозрачные крылья которой виден цветок, на котором она сидит. (Природа явно была в прекрасном настроении, когда развлекалась, создавая такие удивительные создания)
Пэвети любила. И эта любовь высвечивала изнутри её прекрасную душу. Она прорывалась искрящимися глазами солнечных лучей, вырывающихся из плена облаков, мелодичным голосом чистого и звонкого весеннего ручейка, пробившего себе дорогу сквозь снежную корку. Племя куапо полюбило её, многие молодые индейцы посматривали на Пэвети с чисто мужским интересом, и только неопределённость её положения бывшей чужой невесты сдерживало их. И даже взгляд любимого перестал колоться, как опунция16 в прериях.
Хотото и сам не заметил когда, в какой момент, его перестала раздражать Пэвети. Поначалу его взгляд то и дело цеплялся за нежеланную невесту. Она, видимо, чувствовала его даже спиной, потому что неизменно оборачивалась. И светлела лицом. Даже издалека было видно, как загорался огонёк в её глазах, а губы трогала едва уловимая улыбка. Нет, она не навязывалась ему, пытаясь чаще попадаться на глаза. Но и не пряталась.
Да и виделись они в эти три месяца не так уж часто. Хотото сам вызывался на любые работы, лишь бы чем-то занять свои мысли, лишь бы быть подальше от стоянки племени – охота, дозоры, заготовка древесины. Да и что хорошего ждало его по возвращении? Возвращаться в вигвам к
родителям было как-то глупо для взрослого мужчины, а в своём… Некому было развести очаг, чтобы согреть стылый вигвам. Некому было подать плошку горячего суккоташа17, чтобы вернуть силы. Некому было расстелить постель и одним ласковым прикосновением снять накопившуюся за день усталость.
Невольно Хотото сравнивал сестёр – Кууоньяуму и Пэвети. Постепенно образ любимой начал стираться из его памяти, а образ Пэвети проникать в него. И Хотото уже затруднялся ответить: такие же тёмные бархатные глаза у Кууоньяумы, как у Пэвети? А смех Пэвети, похожий на звон весеннего колокольчика, такой же заливистый, как у Кууоньяумы или, всё-таки, нет?
С тревогой всматривался в судьбу Хотото по окончании трёх месяцев после несостоявшейся помолвки ОхэнзиУонэгиск. Пока она застыла на развилке. Но в какую сторону качнутся её качели? Повлияет ли на неё отъезд Пэвети домой?
Но напрасно беспокоился шаман. В начале ноября неожиданно ударили морозы. А уже к середине месяца стало понятно, что ранняя зима пришла окончательно и бесповоротно. И ОхэнзиУонэгиск вздохнул с облегчением. Как ни странно, спокойнее стало и на душе Хотото. Что уж говорить о радости, которая поселилась в сердце Пэвети!
И вождь Кваху почувствовал облегчение. Но не от того, что откладывается возвращение девушки родному отцу, а от того, что племя куапо заранее подготовилось к зиме: вигвамы утеплены, а в ямах-запасниках надёжно спрятано достаточное количество вяленого мяса, кукурузной муки, бобов, пеммикана18, сушёных ягод и грибов, рыбы и икры на еловых ветках.
16 – род растений семейства Кактусовые. Стебли-побеги овальной, уплощённой формы ветвятся и образуют куст в 2—4 м. Растение покрыто колючками, цветки жёлтого или красного цвета (из Википедии)
17 – похлёбка из бобов, кукурузы и томатов, зелёного или красного сладкого перца (из Википедии)
18 – концентрированный продукт, состоящий из высушенного и растёртого в порошок мяса, сушёных ягод и жира (из Википедии)
6
Зимой жизнь индейцев течёт размеренно и неторопливо. Женщины занимаются своими обычными рутинными делами: поддерживают огонь в очагах, готовят пищу, шьют одежду, плетут корзины, сумки, тарелки и, даже, шляпы из расщепленных продольно корней канадской сосны и из луба, из мочалы, окрашенной в красный цвет наваром из коры ольхи, делают ожерелья, венки и браслеты, надевавшиеся во время обрядовых плясок. Мужчины занимаются заготовкой дров, делают посуду и ящики для приготовления и хранения пищи, усовершенствуют, чинят и изготавливают оружие и орудия труда. Но и им не чуждо чувство прекрасного, а потому они с удовольствием занимаются резьбой по дереву, кости, рогу и сланцу, живописью по дереву и коже. С ещё большим удовольствием мужчины и женщины уделяют внимание друг другу. Недаром самое большое количество малышей рождается в августе и сентябре.
В конце декабря, в самые лютые морозы произошло несчастье. Мужчины, возвращавшиеся в стойбище после заготовки дров, а среди них и Хотото, сразу поняли, что случилось что-то, выходящее за рамки обычного. Всё племя сгрудилось в центре, а в воздухе вокруг витало ощутимое даже издалека напряжение.
Оказалось, что кто-то напал на одну из ям-запасников, где хранилась почти половина вяленого мяса бизонов, заготовленного на зиму, и обчистил его. Обнаружилось это днём, когда Хоуохкэн пошёл сменить дежурившего ночью дозорного. Мальчишки, готовые в скором времени пройти обряд инициации в мужчину, дежурили днём, а на ночь заступал более взрослый и опытный воин. Этим воином на этот раз был Шиай, сын вождя племени. Его замёрзший труп Хоуохкэн и нашёл, когда пришёл заступать в дозор, а ещё – абсолютно пустой схрон.
По следам и обрывкам одежды, зацепившемся за острые ветки, которым был прикрыт вход в хранилище, стало понятно, что нападавшие – воинственное племя нгопов. Давненько их не было видно и слышно, ещё со времён, когда создался и окреп союз двенадцати дружественных племён, на который соседей воодушевило племя осейджикау и тогда ещё молодой, а сейчас умудрённый опытом ОхитекаКотахира, ставший вождём племени после отправившегося в Страну Вечной Охоты старого Кватоко.
Нгопы не утруждали себя работой, предпочитая добывать еду и женщин разбойными налётами. Но на стойбище куапо в этот раз они не напали, удовлетворившись только мясными запасами. И мужчины, вернувшиеся с заготовки дров и с тревогой выискивавшие в толпе лица своих родных, вздохнули с облегчением. Хотото, не задумываясь – почему? вначале отыскал глазами Пэвети, а только потом родное лицо матери. Обе были целы и невредимы. Только лицо Пэвети мгновенно вспыхнуло, когда они пересеклись взглядами, и выражение тревоги сменилось на нём тихой радостью, а лицо матери осталось озабоченным.
И было от чего пребывать в тревоге. Ведь еда – это жизнь. Оставшихся запасов явно не хватит на всех на всю зиму (кто знает, сколько продлятся холода?). А значит, под угрозой выживаемость всего племени, и в первую очередь, жизни самых слабых – детей и стариков.
Единственным, кого не трогали земные заботы, был Шиай. Он уже был на Млечном Пути и, будем уповать на его духов-хранителей, беспрепятственно доберётся до Страны Вечной Охоты, где ему будет обеспечены и тепло, и еда, и удовольствия. Что с ним случилось в дозоре, оставалось только догадываться. То ли он уснул, пытаясь согреться, то ли его подвели слух и зрение, расслабленные спокойными годами, то ли нгопы так тщательно подготовились к нападению, что застали его врасплох, и он не успел среагировать на их появление и предупредить соплеменников о нападении, сражённый наповал одной меткой стрелой…
Обсуждение как пережить зиму решили отложить на завтра и принять его не на Совете племени, а на общем собрании, которое объявлялось в исключительных случаях. А сегодня предстоял погребальный костёр для Шиайя. Не предполагали индейцы, отправляясь поутру в лес, что заготовленные ими дрова понадобятся именно для этого…
После обряда погребения племя разошлось по своим вигвамам, а ОхэнзиУонэгиск отправился на высокий утёс, куда никому кроме него подниматься не разрешалось. Он хотел побыть не только в одиночестве, но и, несмотря на страшную головную боль и ломоту зубов, взглянуть на судьбу Хотото и племени куапо в целом. К его удивлению и разочарованию смерть Шиайя никак не отразилась на рисунке судьбы Хотото. А ведь старый шаман так надеялся на это! Тогда бы он со спокойной душой остался на утёсе и принял добровольную смерть, избавив своё племя в суровое время лишений от одного едока и превратился в ещё одного его духа-защитника…
7
Хотя на общем собрании племя и приняло решение выживать всем вместе, не обделяя едой и теплом ни старых, ни малых (на этом, как ни странно, настояли молодые индейцы, которых возглавил Хотото), некоторые старики сами закрывались в своих вигвамах, чтобы встретиться со смертью, а те, кто не мог терпеть запахи готовящейся еды, уходили ночью в лес, чтобы заснуть вечным сном, зарывшись в снег. Не проходило и недели, чтобы племени куапо не приходилось жечь погребальные костры…
Несмотря на самопожертвования, несмотря на все усилия мужчин, ежедневно отправляющихся на охоту и уходящих всё дальше и дальше вглубь леса (но разве может лесная мелочь, типа зайцев и бобров, заменить лося или буйвола? Сколько их надо подстрелить для этого?), несмотря на изнурительную работу женщин, раскалывающих всё утолщающуюся корку льда на реке в надежде выловить уснувшую рыбу, несмотря на непосильную ношу детей, на которых свалились все тяготы поддержания жизнедеятельности стойбища, к концу января запасы еды растаяли. А вот снег и лёд таять не собирались.
Помощь пришла совершенно неожиданно. Однажды ранним утром в предрассветном стылом тумане показались всадники. И только когда они подъехали поближе, стало понятно, почему дозорные не подняли тревогу при их приближении. Это был отряд дружественного племени осейджикау. И возглавлял его старший сын вождя племени – Нэпэйшни19. И они привезли не только запасы мяса, но и мешочки с многочисленными целебными травами, поскольку мать Нэпэйшни – НайраСэкуиВикимэк была знаменитой целительницей, единственной на много дней пути вокруг.
Гости пробыли недолго. Только переночевали и уже следующим утром отправились обратно. Но Нэпэйшни хватило и одного дня, чтобы обратить внимание на Пэвети. Он не спускал с девушки горящих глаз и даже отважился расспросить о ней Кваху. А когда узнал её историю, подошёл к ней сам и заговорил.
О чём они говорили, для всех осталось тайной, даже для ОхэнзиУонэгиска. Шаман вообще сильно ослаб и последнее время почти не выходил из своего вигвама. Даже весть о добрых посланцах соседнего племени не вынудили его покинуть. Но когда обруч боли стянул голову, а зубы от холода вот-вот готовы были пойти трещинами и рассыпаться, как разбивающиеся весной об ещё стылую землю сосульки, шаман выполз из вигвама, чтобы посмотреть что же такого происходит с Хотото, что вызвало такие сильные ощущения.
На первый взгляд ничего особенного не происходило. Большинство индейцев сидели у центрального костра, на который по случаю приезда гостей не жалели дров. Хотото среди них не было. А-а-а-а-а, вот и он, сидит в отдалении у своего вигвама. Застыл, как деревянный истукан, и смотрит куда-то вдаль, в сторону от костра. Но старого ОхэнзиУонэгиска не проведёшь! И шаман с удовольствием уселся на место поближе к костру, которое ему уступили, протянул застывшие руки к огню, закрыл глаза и посмотрел на ситуацию внутренним зрением. И здесь картина была гораздо интереснее и ярче, чем та, какой она выглядела снаружи!
Хотото полыхал всеми оттенками радуги, раскалённые острые стрелы летели от него в сторону костра. Некоторые из них вдруг резко меняли направление, круто разворачивались и вонзали свой заострённый наконечник прямо в сердце того, кто их выпустил. А остальные разбивались о яркий солнечный свет, который ничего общего с костром не имел, но находился рядом. В середине солнечного света трепетало что-то чистое, почти прозрачное…
ОхэнзиУонэгиск раскрыл на мгновение глаза, чтобы соотнести увиденное внутренним зрением со зрением внешним, и чуть не захихикал, как маленькая девчонка. Так вот почему так гневается молодой индеец! Рядом с Пэвети сидит Нэпэйшни. И это его зарождающаяся любовь обволакивает солнечным светом прекрасную прозрачную бабочку – Пэвети. «Так тебе и надо!», – подумал старый, уставший от жизни шаман, мысленно обращаясь к Хотото, – «Кори-кори теперь себя сам! Раздирай своё сердце в клочья собственными стрелами!»
Как и всегда, как только речь заходила о Хотото, ОхэнзиУонэгиск получил очередную порцию боли, которая отступила лишь на время, которое он провёл у костра. Но она не страшила старого шамана. Он точно знал, что ему делать дальше, чтобы судьба Хотото пошла по правильному пути. А потому он также неожиданно для окружающих как пришёл к костру, так и ушёл от него.
Нэпэйшни уезжал из племени куапо с печалью в сердце и во взгляде. Пэвети провожала гостей в глубокой задумчивости. Хотото, и так не особо разговорчивый, замкнулся в себе, и ещё больше ударился в работу, хотя куда уж больше? Да и обстоятельства уже не требовали так часто выезжать на охоту или идти в лес за дровами…
19 – в переводе – «храбрый и сильный»
8
В начале марта пришла весна. Точно по расписанию. Бурная, яростная. Дождь лил сверху упругими струями, смывая снег в реки, а когда из-за туч выглядывало солнышко, оно так пекло, что вся земля была сплошь покрыта многочисленными весёлыми ручейками.
Как только оголилась земля, ОхэнзиУонэгиск буквально вытолкал взашей Хотото и Пэвети в дорогу. Если раньше за решениями Совета племени шаман или его тень только маячили за спинами его членов, то сейчас он действовал открыто, как будто ему не терпелось избавиться от этих двоих. В общем-то, так оно и было на самом деле. Он даже настоял, чтобы они отправились в путь вдвоём. Индейцы недоумевали. В такую дальнюю дорогу всегда отправлялся небольшой отряд в 5-6 человек. Так было безопаснее и удобнее в пути. Они не могли постичь смысл действий шамана, но, как всегда, покорились им.
Покорился, но не смирился и Хотото. Когда он уезжал, его спина была прямее деревянной доски и твёрже любого камня. Если шаман решил избавиться от них, отправив на растерзание голодным после затяжной суровой зимы зверям, или в надежде, что их унесёт бурным весенним потоком, или они проваляться в глубокую яму, скрытую под ещё не до конца растаявшим снегом, то он глубоко ошибается! Хотото дал себе слово, что он доставит Пэвети в родное племя целой и невредимой даже ценой собственной жизни. А будет ещё лучше, если и сам живым вернётся домой. Вот тогда он прямо посмотрит в чёрные провалы глаз шамана и не отведёт взгляд. Ни за что! И не позволит больше ему вмешиваться в свою судьбу!
