Она сказала: «Нет!»

– Что это? – спросила Влада, вставшего сзади, но так близко, что, казалось, почти обнял Киру.

– Буддийский храм Дацан Гунзэчойнэй6. В переводе с тибетского «Источник Святого Учения Всесострадающего Владыки-Отшельника».

– Ты – буддист?

– Нет, – рассмеялся Влад, – прихожу сюда, чтобы получить ответ на какой-нибудь важный вопрос, или прошу выполнить моё заветное желание. И, знаешь, работает! Вот и моё последнее желание исполнилось, – прошептал Влад, почти коснувшись ушка

Киры губами.

А потом опять схватил Киру за руку и повёл к центральному входу во двор Дацана.

– Давай, ты тоже попробуй! Вот отсюда начинай. Надо обойти по часовой стрелке двор и крутануть все барабаны… Погоди, а ты какого числа родилась?

– Двадцатого марта, – слушавшая, как заворожённая, Влада, ответила Кира.

Влад опять рассмеялся:

– А я двадцатого апреля. Тебе тоже надо будет пройти два круга. Так вот, надо крутануть эти молитвенные барабаны. Чем больше оборотов сделает каждый барабан, тем лучше. Значит,

столько раз ты произнесла буддийскую мантру, то есть, попросила, помолилась. Видишь, на них всех одинаковые надписи, в переводе – «Драгоценный камень в цветке лотоса». Закрой глаза, сосредоточься, загадай желание или задай вопрос, который тебя беспокоит. И – вперёд!

Кира послушно закрыла глаза, попыталась сосредоточиться, но дальше этого дело не пошло. На ум ничего не шло. Но она, всё-таки, прокрутила все барабаны, обойдя двор по кругу 2 раза, повторяя про себя общую фразу: «Пусть всё будет хорошо!». Одни барабаны свободно крутились, другие едва удавалось сдвинуть с места на пол-оборота, так что сколько

раз она «произнесла» мантру, подсчитать было невозможно.

Внутреннее убранство храма было ещё ярче и красочнее, чем наружное. Влад по-хозяйски вёл Киру за руку, обращая её внимание то на один, то на другой уголок храма. И она забыла, что хотела сказать Владу – «Нет», и покончить с его ухаживаниями сегодня же. Произошло ли это, потому что Влад больше раз произнёс буддийскую мантру, чем Кира, или потому что, пройдя внутрь дацана лишь со светлыми и добрыми мыслями, оставила всё плохое за его пределами, как того требовали надписи на тибетском над входом в храм.

Из храма вышли всё также держась за руки.

– Ты не проголодалась? Я так есть хочу!

– Можно.

– Сейчас что-нибудь нам подберу.

– Опять чем-то удивишь?

– Удивить, говоришь? Есть одно местечко. Как ты смотришь на то, чтобы попасть в Италию?

– Ты имеешь в виду пиццерию?

– Нет, в кафе там, насколько я помню, пиццы нет. Кофе, пирожные, выпечка… Италия вокруг. Погоди, покажу, – и Влад начал листать фотографии в своём телефоне, – Вот, смотри, какие фото получаются.

Фотографии, и правда, были красивые. Какие-то энтузиасты, очевидно, воодушевлённые Италией, влюблённые в неё, превратили свой дворик7 в пьяцца (площадь по-русски) перед Колизеем. Стены домов были так реалистично раскрашены, что не возникало сомнения, что вот эти ставни настоящие, открываются и закрываются. А вот этой черепицей совсем недавно новый хозяин покрыл крышу. Но самым чудесным было нарисованное небо. Прекрасное голубое яркое итальянское небо, которого так порой не хватает в часто хмурящемся Питере.

– А если без пиццы и Италии? – закапризничала Кира.

Не потому, что ей не нравилась Италия или потому что она не была поклонницей итальянской кухни (вообще-то, на самом деле, не была), а потому что очень, уж, ей хотелось испытать Влада – найдёт ли он ещё чем её удивить? Но смутить Влада не удалось.

– Как тебе «Подвал бродячей собаки»?

– Что-то знакомое, но что – не пойму.

Кире, действительно, название показалось знакомым, но откуда – она вспомнить не могла.

– Это в одном здании с Михайловским театром.

– Точно! – обрадовалась Кира, вспомнив вывеску на углу театра.

– Была там?

– Нет, ни разу.

– Всё! Идём туда. Там и меню разнообразное, и программы каждый вечер.

– Что за программы?

– Сейчас посмотрю, – ответил Влад и опять начал копаться в телефоне, – Как ты относишься к Бунину и Парижу?

– В смысле? – растерялась Кира, – Хорошо отношусь…

– Тем более! «Тогда мы идём к вам!», – процитировал Влад навязшую в зубах фразу из рекламного ролика.

И устремился к машине, уже привычно ведя Киру за руку. А Кира уже воспринимала это как нечто само собой разумеющееся. Ни о каком «нет» Владу не думала.

6 – буддийский храм Санкт-Петербурга уникален тем, что это самый северный дацан в мире, а также первое буддийское святилище в европейской части России. Строительство дацана началось в 1909г. Первая служба в недостроенном дацане состоялась в 1913г. Внутреннее помещение расписывалось по эскизам Николая Рериха. В наши дни монахи дацана регулярно совершают молебны, которые могут посещать все желающие. В общине ведут приём ламы, астрологи и врачи-специалисты в области традиционной тибетской медицины.

7 – итальянский дворик располагается по адресу: ул. Итальянская, 29

8

Уже когда они переместились из зала, где ужинали (еда, правда, была так себе), в зальчик, где вскоре должен был начаться спектакль «В Париже» по рассказам И.Бунина, Кира спросила Влада:

– Откуда ты знаешь такие места?

– Эффект провинциала, – рассмеялся Влад, – Я, когда обосновался в Питере, а было это, дай бог память, лет десять назад, решил, что изучу этот город вдоль и поперёк. Так, как и коренной питерец не знает. Вы же как думаете? Ещё успею, будет время. Куда он, город, от меня денется. А те, кто в гости сюда приезжают, они же жадные. Им хочется за короткий срок объять необъятное. Я решил начать с центра – Невский, каналы, Эрмитаж. Быстро понял, что и всей жизни не хватит, чтобы увидеть всё. Да и потом, что интересного в том, чтобы знать то, что знают остальные? И изменил тактику. Начал досконально изучать те места, где жил и работал. Двор за двором, улицу за улицей, квартал за кварталом. Поскольку и мест проживания, и рабочих адресов сменил немало, образовалась целая коллекция забавных местечек.

– А ты амбициозный товарищ!

– Есть такое дело, – опять рассмеялся Влад, – Но если нанести на карту те районы, что знаю, и те, где ни разу не был, – белых пятен будет гораздо больше…

Их разговор прервался, когда на сцену вышел импозантный мужчина с еврейской фамилией и восточным именем и таким интернациональным лицом, что его вполне можно было принять и за русского, и за француза, и за немца – Рустем Галич. Всё вместе выдавало в нём бывшего соотечественника, уже давно живущего зарубежом, считающего, что он вытянул счастливый билет, и оттого относящегося к тем, кто остался на родине, с некоторой долей сочувствия… Нет, скорее, пренебрежения… Нет, не так! Снисхождения! Да, это слово более точное. А ещё в нём чувствовалась самовлюблённость и самолюбование. Короче, чем-то он был Кире неприятен.

Но, когда он начал читать рассказы Бунина, для Киры исчезло всё – и этот тёмный зал, густо заставленный круглыми столиками, и шум дождя за окнами их полуподвала (на улице разбушевалась стихия – ливень и шквалистый ветер, но об этом Кира узнала только на следующий день), и Влад, воспользовавшийся теснотой помещения, чтобы обнять её и прижать к своему плечу. На Киру обрушилось прекрасное Бунинское слово – лёгкое, ароматное, очень насыщенное, ёмкое, объёмное.

Артист сел, нога за ногу, в углу сцены за точно такой же круглый столик, за которым сидели слушатели. Два предложения, и вот они уже все не в Питере, а где-то в глухомани, в горнице «на одной из больших тульских дорог», такой же разбитой как тогда, так и сейчас. Вместе с героем рассказа «Тёмные аллеи» сталкиваются со своей первой любовью. Сталкиваются через тридцать лет. Едва узнают друг друга. Она любит до сих пор и не простила. Он уже и думать забыл. «Низкое солнце желто светило на пустые поля…»

Пара шагов артиста по маленькой сцене, и вот мы уже на палубе парохода, залитой ярким и горячим солнечным светом. Герой, проживающий жизнь от простого любовного увлечения до осознания глубокой любви, которую только что потерял. «Что за чёрт!.. Да что же это такое со мной? И что в ней особенного и что, собственно, случилось? В самом деле, точно какой-то солнечный удар!..»

Лёгкое касание пальцами клавиш аккордеона, небрежно перекинутый через плечо шарф, зонт-трость в руке – мы уже в Париже. На улице «сырой парижский вечер поздней осенью», такой же сырой и унылый, как и сегодняшний питерский (погодка, прям как в кассу, подгадала), только ранней весной. Мы опять в небольшой забегаловке, где встречаются два одиночества – Он и Она. Встречаются и уже не расстаются. Не могут расстаться. «Поедемте ко мне, – сказал он печально. – Посидим, поговорим еще…» «Да, да, – ответила она…» «Мы не дети, вы, я думаю, отлично знали, что раз я согласилась ехать к вам… И вообще, зачем нам расставаться?» Их короткое счастье с поздней осени до ранней весны. «…Милый весенний день …В мягком парижском небе весенние облака… Всё говорило о жизни юной, вечной – и о её, конченой»

Потрясение не отпускало Киру и когда она села в машину Влада, и потому она просто согласно кивнула головой на его предложение поехать к нему домой. Совсем так, как в рассказе Бунина. «Будь, что будет! – подумала Кира, – Мы ведь не дети, в конце концов. Жизнь так коротка…»

Влад взял руку Киры и прислонил к своей щеке. Поцеловал ладошку и отпустил только на короткий миг, пока снимал машину с тормоза. Так и держал её за руку всю дорогу, периодически целуя и поглядывая искоса, будто хотел удостовериться, что любимая не исчезла, вот она здесь, рядом, что это не сон.

9

В лифте Влад не выдержал. Прижал Киру к себе и впился в губы. Его трясло, руки ходили ходуном. Он с трудом попал в скважину замка ключом. А вот одежду и с себя, и с Киры снял быстро и ловко, содрал одним махом, как отслужившую кожу.

Сознание Киры раздвоилось. Одна Кира шла вслед за мужчиной и в действиях, и в ощущениях, а вторая наблюдала со стороны. Шла, шла… Но не дошла. Не успела. Влад со стоном-рыком облегчения отпустил себя, а Кира осталась на грани. И обе Киры незаметно соединились в одну. Недовольную. Она скинула с себя отяжелевшее тело Влада в сторону (заснул? сознание потерял?) и лежала, уставившись в потолок.

Ну, и что это было? И зачем? Ей зачем? Эгоист! Ни любовью, ни удовлетворением от секса здесь и не пахнет.

Любовь, а есть ли она вообще? Вот она, Кира, как, уж, Сергея любила. Думала, что любила. Таяла. Млела. В рот смотрела. И куда это всё делось уже через год? Ничего общего не оказалось. Ни жизненных устремлений, ни совместных интересов, ни согласия в быту. Про секс и говорить нечего. Настолько не совпадало, что каждый раз перед постелью Киру начинало мутить.

А Сергея всё устраивало. Уходить не хотел. В ЗАГС для развода так и не пришёл. Развели без него. Позвонил один раз, вдрызг пьяный. Наговорил кучу гадостей. Напророчил, что останется одна, замуж никогда не выйдет, потому что никому она такая не нужна. Умом Кира понимала, что так обида из него выплеснулась, но слова его забыть не могла, так и стояли в ушах. Еле девчонки её успокоили, в нормальное состояние привели.

Чтобы снять «проклятие», Верунчик стала таскать Киру по тусовкам, знакомить со знакомыми мужа. Так на горизонте нарисовался Володя. Секс с ним оказался чем-то нереально улётным, и Кира вышла за него замуж, чем окончательно, как она посчитала, сняла проклятье Сергея и, заодно, сменила фамилию. Но и здесь любовь не случилась. Кроме постели их ничего не объединило. А разъединило отношение к детям. Детей Володька не хотел категорически. И, видимо, так сильно, что и не получалось.

Развелись они тихо, «по обоюдному согласию», после того, как Володька был пойман на измене. Ждать следующих измен Кира не стала, да Володька и не просил. И решила на этом поставить точку. Для каких-то бытовых вопросов мужчина в доме ей был не нужен, она достаточно зарабатывала денег, чтобы обходиться приходящими специалистами. В эмоциональном плане хватало подружек и общения на работе. А что касается «секса для здоровья» то здесь проблем не было. И лучше быть той, с кем изменяют, чем той, с кем кому. К такому Кира пришла выводу. И спокойно плыла по течению своей жизни, пока не столкнулась с Владом…

Стоп! А ведь корень проблемы не здесь! Не Влад. Это всё Верунчик виновата! Влада бы Кира давно отшила, если бы не Верунчик. Пристала, как банный лист. «Присмотрись», да «присмотрись». И такой он, и сякой. А вдруг и, правда, судьба?! И Кира сдалась. Присмотрелась. И вот до чего докатилась…

Ха! «Верунчик виновата»! Ничего Верунчик не виновата! Верунчик есть Верунчик, у неё всё вокруг любовь. Сама виновата! Не фига было рассказывать подружкам об их встречах с Владом потом, после самолёта, о разговорах с ним. Они-то тогда втроём славно повеселились, а потом Верунчик поразмышляла, творчески переработала информацию и впилась в Киру, как клещ. А ты сопротивляйся, не поддавайся напору. Знаешь ведь подругу. Верунчик подавит-подавит и откатит, как морская волна.

А, если, уж, совсем честно признаться, то самой стало интересно. Так что нечего на подругу пенять. А раз «самой», то и дальше самой надо исправлять ситуацию. Да и подумаешь, ситуация! Ну, и что она тут разлеглась, в чужом доме, на чужой кровати? А ну-ка, встала, подняла свою задницу, умылась-подмылась, и – марш домой!

Ах, да! Ещё же надо как-то «нет» Владу передать. Не встречаться же с ним специально для этого ещё раз. Кира покрутилась в поисках бумаги и ручки, ничего не нашла, задумчиво посмотрела на себя в зеркало… Эврика! Достала из недр своей сумочки помаду и написала на зеркальной поверхности размашистое: «Нет!» Получилось по-киношному, по правде сказать, из кино идея и пришла, но, уж, как получилось.

10

«Ну, племяш! Ну, ты даёшь! Сам настоял встретить, сам уговорил не брать гостиницу, а по факту – не встретил и телефон выключил. Что делать? Звонить во Владивосток, чтобы забронировали? Нет, там сейчас час ночи, – прикинул Севастьян Петрович, – Наудачу ехать в ведомственную гостиницу? Постой-ка! По местному сейчас сколько? Ага! Около шести. Позвоню-ка я на работу Владу, вдруг там что случилось?»

– Акционерное общество «Меридиан». Секретарь Генерального директора Марина.

– Мариночка! Соедини меня с вашим Генеральным.

– Представьтесь, пожалуйста.

– Кожедуб Севастьян Петрович.

– Ой, Севастьян Петрович, Вы уже прилетели? Владислав Олегович предупреждал, что поедет встречать Вас в аэропорт во второй половине дня, но точное время не называл.

– Встретить-то обещал, да не встретил.

– Севастьян Петрович, он и на работу сегодня не вышел. Мы волнуемся… И на звонки не отвечает.

– Так, Мариночка, не паниковать. Продиктуй мне адрес офиса, я подъеду. Разберёмся.

Севастьян Петрович взял такси и уже через час разговаривал с секретарём Влада и его замом. Информацию получил разноречивую. С одной стороны, Маринка сообщила, что в пятницу Влад покинул офис с какой-то женщиной. «Завеялся, значит, племяш, так что и про дядю забыл. Ах ты, бабник! Весь в отца!», – подумал Севастьян Петрович. С другой стороны, зам сообщил, что Владислав Олегович пропустил важное совещание, перенесённое на утро, из-за того, что после обеда намеревался встречать Севастьяна Петровича. И такого, чтоб шеф забил на работу, ещё ни разу не было. Телефон заблокирован. Ни на городской квартире, ни в загородном доме его нет. Тревожная информация.

Севастьян Петрович сопоставил факты и решил поехать к Владу домой. В загородном доме наличествовала охрана, подтвердившая отсутствие шефа, а вот в городскую квартиру никто не заходил, ограничились звонками в дверь.

Попасть в квартиру племянника для Севастьяна Петровича труда не составило, достаточно было в ДЭЗе показать корочку Следственного Комитета России. И ничего, что по Дальневосточному административному округу. Дальний восток – разве не Россия? И то, что Севастьян Петрович уже бывший начальник Следственного комитета города Владивостока, тоже никак не уронило его в глазах работников ДЭЗа. Бывших следаков, так же как и бывших военных, не бывает. Все они в запасе. Чувствуете, как совсем по другому звучит?

Едва вскрыли дверь, в нос шибанул застойный запах алкоголя и канализации. «Туалет, что ли, прорвало?», – недоуменно подумал Севастьян Петрович. Он прошёл дальше и открывшаяся ему в зале картина всё объяснила. Влад лежал на кожаном диване лицом к стенке. В мокрых штанах. Вокруг валялись разнокалиберные пустые бутылки. На полу застыла лужа блевотины.

Севастьян Петрович осторожно приблизился к племяннику и прощупал пульс на шее. «Жив, паршивец! Из-за чего же можно было нажраться до такого свинства??»

– Влад! Влад! Очнись! – потряс племянника за плечо Севастьян Петрович.

Влад промычал что-то нечленораздельное и ещё глубже зарылся в подушку.

– Вставай, тебе говорю! – не отставал дядя.

Влад вырвал плечо, развернул голову и открыл глаза. Глаза были мутные-мутные, бесцветные.

– Мужик, отстань! Дай лучше опохмелиться! – произнёс Влад и снова отвернулся.

«Вызвать медиков или попробовать самому откачать?», – подумал Севастьян Петрович. И выбрал из двух вариантов последний. Только сначала надо бы прибраться. Бутылки трогать не стал – возможно, с них надо будет снять отпечатки пальцев. А вот блевотину аккуратно зачистил (заниматься уборкой Севастьяну Петровичу, уже давно проживающему одному, было не в диковинку).

Потом он решительно стащил Влада с дивана и отволок в ванную («Тяжёлый, чертяка!»). Прямо в одежде поставил, а вернее, положил, под холодный душ. И держал там, пока звуки, которые издавал племянник, не стали похожи на членораздельную речь, а в глазах появилось осмысленное выражение.

Вытерся и оделся в спортивный костюм (первое, что попалось Севастьяну Петровичу под руку) Влад уже сам. И до кухни, где дядя заваривал крутой чай, дотопал самостоятельно.

– На, выпей горячего!

Влад сделал пару глотков и поморщился.

– Пей-пей! Нечего морщиться. А потом расскажешь мне, как ты дошёл до такого непотребства.

Влад как-то устало посмотрел на Севастьяна Петровича и сказал:

– Дядя Сева, давай потом…

– Потом будет суп с котом8, – припечатал дядя детской присказкой, – Ты же знаешь, что я от тебя не отстану, пока всё не вытрясу. Так что лучше не сопротивляйся.

Влад отвёл глаза в сторону и после паузы произнёс:

– Мне бы опохмелиться…

– Понимаю, – усмехнулся Севастьян Петрович, – Сочувствую. Но помочь ничем не могу. Спиртного в доме – ноль, рассола тоже нет.

Влад устремил тоскливый взгляд в темное окно. Покачался из стороны в сторону. Поправил дрожащей рукой прядь всклокоченных волос, упавшую на лоб.

– У нас за углом… Налево… Есть круглосуточный… Купи что-нибудь… Любое… Сушняк…

– Ладно, племяш! Так и быть, пойду навстречу. Сам был молодым, понимаю. Но потом, смотри мне, от разговора не отделаешься!

– Потом. Всё потом… Спасибо, дядя Сева…

Севастьян Петрович отправился искать магазин. Отсутствовал минут 20. А, когда вернулся с бутылкой портвейна, в квартире Влада уже не было. Позвонил ему на телефон. Тот откликнулся из кухни, где Севастьян Петрович оставил его заряжаться. «Куда же ты рванул, чертяка?!?»

Севастьян Петрович спустился к консьержу и от него узнал, что Влад выскочил из подъезда минут через 5 после него. «Будто за ним гнался кто», – обрисовал ситуацию консьерж. Сел в машину и газанул так, что шины завизжали. И куда? Пьяный же! Почему? Картина не складывалась. «Ну, ничего! Первый же гаишник остановит»

Севастьян Петрович вернулся в квартиру, чтобы найти водительское удостоверение Влада и дать ориентировку по номеру машины. Долго искать не пришлось. В коридоре на полу валялась барсетка Влада, а там и паспорт, и все документы на машину.

Севастьян Петрович дозвонился своему однокурснику, у которого сын дослужился до высоких чинов в органах правопорядка северной столицы, обрисовал ситуацию с племянником и попросил о помощи. Теперь оставалось только ждать.

Звонок раздался ближе к полуночи. Машина Влада вылетела с моста в Неву. Водитель находился в транспортном средстве один. Жив, но без сознания. Доставлен в городскую больницу №… Обстоятельства аварии выясняются.

Севастьян Петрович вызвал такси и рванул в больницу. Операция Влада продолжалась больше шести часов, но прошла успешно. Врачи уверили Севастьяна Петровича, что жизни племянника теперь ничего не угрожает, но когда он придёт в сознание – не известно.

8 – устойчивое фразеологическое выражение, означающее нечто неприемлемое. В древности, при осаде городов, когда у жителей заканчивались запасы еды, они вынуждены были употреблять в пищу домашних животных, и, в последнюю очередь – котов.

11

Утро добавило новых вопросов. Опрос свидетелей и характер следов протекторов на дороге говорил о том, что машина въехала на мост с огромной скоростью. Владу повезло. Его машина буквально пролетела над головой МЧСника из Москвы, который со своей невестой любовался питерским пейзажем на набережной. У парня сработал рефлекс, и он спрыгнул в реку вслед за машиной. А иначе, кормить бы Владу рыб на дне Невы.

Следствие ещё только началось, но и так уже было ясно, что водитель пытался покончить с собой, поскольку мост, на который он выехал, был разведён. Вторая версия, что водитель допился до белой горячки (промилей в крови Влада было столько, что приборы зашкаливало) и потому не справился с управлением или ему глюки какие привиделись, была отметена Севастьяном Петровичем, давшим показания о состоянии племянника, перед тем, как тот сел за руль. По тем камерам, где удалось идентифицировать автомобиль Влада, было видно, что машину он вёл аккуратно, правил дорожного движения не нарушал. Пока не доехал до набережной. А дальше, как утверждали свидетели, нажал на газ и ехал целенаправленно на разведённый мост. И ещё: хоть и не чётко, но на камерах был виден пристёгнутый ремень, а перед мостом он его отстегнул. Во всяком случае, МЧСник, спасший Влада, утверждал, что он не был пристёгнут. Парень – профессионал, на такие нюансы внимание обращает.

Влад в сознание ещё не пришёл, и Севастьян Петрович решил начать своё собственное расследование. Так хотелось сделать это побыстрее. Севастьяну Петровичу почему-то казалось, что чем скорее он найдёт причину, по которой Влад так с собой поступил, тем быстрее тот очнётся. Но Севастьяну Петровичу предстояла встреча с однокурсниками, собственно говоря, из-за которой он и зарулил в Питер по дороге в Беларусь к брату и племяннице.

Забить на встречу нельзя было никак, не только потому, что они давно не виделись, и он обещал в этот раз прилететь, но и потому что встреча могла оказаться полезной для ситуации с Владом. Большинство однокурсников Севастьяна Петровича, как и он, были в запасе. Но ведь были дети, внуки. Наверняка среди них окажутся полезные, да и советы бывалых будут не лишними для Севастьяна Петровича, как гостя, который в незнакомой квартире не знает, куда ведёт та или иная дверь. А тут целый огромный город, вторая столица, со своим характером, отлаженными взаимосвязями, лестницами и переходами.

Встретились в ресторане «Блок». Судя по ценам за блюда в меню, все, как один с названиями, как определил для себя Севастьян Петрович, «с подвывертом» – ребра, томленные в апельсинах; запеченные мозговые кости с чесноком; котлеты из фазана с брусничным соусом, и интерьеру – яркому, разноцветному, бьющему по глазам, питерцы решили показать приезжим степень своего гостеприимства во всей красе. Впрочем, еда была, действительно, вкусной. Званию «Лучший мясной ресторан Санкт-Петербурга», о чём не без бахвальства сообщили местные однокурсники, соответствующая.

Делились информацией о неприехавших. Вспоминали ушедших. Хвастались внуками, детьми. Говорили о здоровье. Обсуждали спорт. Спорили о политике. «А раньше бы уже после первой рюмки о бабах говорили», – грустно подумал Севастьян Петрович. И не он один.

Под конец встречи Севастьян Петрович рассказал о племяннике и заручился поддержкой однокурсников. Нашлись среди родни и их близких знакомых и медики, и следователи, и оперативники, и чиновники. Так что можно было сказать, что начало расследованию положено.

А Влад так пока и не пришёл в сознание. Врачи утверждали, что это нормально для травм, которые он получил, ударившись головой о лобовое стекло при падении с моста.

12

Утро для Севастьяна Петровича началось с телефонного звонка. Он уже не спал. Благодаря привычке, выработанной годами службы, просыпался ровно в 6.00, независимо от того, во сколько лёг, насколько был уставшим или предавался лени накануне, как себя чувствовал, или, как вчера, выпил лишку. Только вот бодро вскочить и заняться делами, как раньше, уже не мог. Валялся в постели, ждал, пока организм сам раскачается, прислушивался к себе – как там дела с давлением. А, чтобы не тратить зря время, составлял план дня. И в этот план не входил разговор с братом и племянницей. А должен был. Звонили-то из Беларуси…