Леди и детектив, или Щепотка невезения

– Так … спрятал, наверное? – почесал затылок мужчина. – Но это же к лучшему! Нам даже не надо никуда идти, чтобы отметить мою книгу и твой приезд! За нас!  – громко провозгласил счастливый гений и всучил мне в руки подпольный самогон.

– А ты как же? – недоверчиво спросила я.

– Я не буду, – отрицательно помотал он головой. – Мне ещё рулить, – пояснил он отказ от спиртного.

– Что-то я как-то не уверена, – пробормотала я и снова принюхалась.

– Один глоток, Анжи, – подначил меня сосед. – Пока доедем, даже запаха не останется! И потом, когда тебе ещё представится такая возможность?

– Действительно, – задумалась я.

Бабушка предпочитает коньяк, отец в принципе не пьёт, мы с Мэгги изредка покупаем лёгкие вина. Самогон среди моих знакомых не популярен, а никаких запахов я уже всё равно не чувствую.

– За нас! – подмигнула я Кельвину и сделала большой глоток.

И пока я откашливалась, мой собутыльник снова скрылся в кладовой, а потом вынес оттуда два аккуратных кожаных шлема, и к ним почему-то авиационные очки.

– Как дела у Мэгги? – замялся он в дверях и, кажется, слегка покраснел. Похоже я чего-то не знаю, или подруга, сама того не ведая, на прошлой бабулиной свадьбе произвела на писателя неизгладимое впечатление. Не она ли вдохновила его завершить многострадальный роман?

– Нормально, выводит новые розы, – улыбнулась я.

– Розы… – мечтательно протянул Кельвин и протянул мне очки и шлем. – Надевай! – скомандовал он, и я решила, почему бы не воспользоваться щедрым предложением.

В желудке разлилось приятное тепло. Настроение моё поднялось до небывало высокой отметки. Весь мир вдруг стал удивительно доброжелательным и ещё более красивым. У невысокого Стоуна обнаружилась масса других перекрывающих этот недостаток достоинств. Например, выразительные ореховые глаза, опушённые длинными ресницами, а неровно обрезанная челка и длинные волосы превратились в бунтарскую причёску. Опять-таки признанный гений, ещё и такой разносторонний!

– Чёрт, сегодня же пятница! – вдруг что-то вспомнив, ударил он себя по лбу, – Алише выступать сегодня – надо привезти ей перья к выступлению.

– Алиша это кто? – уточнила я и сделала ещё один глоток.

– Алиша… – мечтательно повторил романист и взял у меня бутылку. Взболтал жидкость и сделал глоток. – Знакомая, – грустно пояснил он. – Работает в балете нашего театра.

– А в нашем театре есть балет? – удивилась я.

– Кордебалет-то есть, – с видом знатока ответил Кельвин.

– Что ж это за постановки такие, на которые одевают розовые перья? – я осторожно погладила яркий элемент сценического костюма неизвестной Алиши.

– Она потому что в кабаре ещё подрабатывает, – забрал он у меня из рук боа.

– Надо заехать к ней?

– Отвезу тебя к отцу и заеду, – кивнул сам себе сосед. – Цены в столице, сама знаешь какие, приходится крутиться. Вот девчонка и работает на двух работах. Знаешь, какая среди творческих личностей конкуренция? – он закатил глаза, тем самым иллюстрируя эту самую конкуренцию.

– Какая?

– Порвали ей танцовщицы из кабаре это боа! Завидуют, что она, в отличие от них, настоящая балерина! И ведь когда, заразы, это сделали? За два дня до сольного выступления. Эти перья, между прочим, гвоздь номера Алиши.

– Дела… – протянула я и снова глотнула из предложенной Кельвином бутылки.

– Дела, да, – согласился писатель. – В общем, ездил я вчера, забирал эти перья из починки. Ей некогда – сейчас сезон. Каждый день то репетиции, то представления. Ну вот я и вызвался помочь.

– Ты настоящий рыцарь, Кельвин, – с чувством похвалила я мужчину. – А ты успеешь?

– Успею, – довольно зарделся романист. – Как раз пара часов до выступления, – он расправил плечи и оседлал велосипед. – Поехали!

В лучах заходящего солнца мы выехали на оживлённые улицы Бриджа. Шлемы плотно сидели на головах, глаза были защищены от мошкары и пыли. На шее водителя красиво развевался шейный платок, а у меня из-под шлема торчали кудри, которые весело трепетали на ветру.

Прекрасные столичные пейзажи за стеклами авиационных очков казались волшебными. Окна домов подмигивали, отражая наш велосипед. Многочисленные деревья сливались в одну зелёную полосу, а люди расступались, освобождая дорогу. Неприятное ощущение, будто бы кто-то незаметно следит за мной (причудится же такое, кому я могла бы понадобиться?) исчезло. И я наслаждалась поездкой, рассматривая жителей Бриджа и его прекрасные виды.

Изредка Кельвин доставал что-то из корзины, а потом так же быстро убирал это что-то обратно. В такие моменты велосипед ехал чуть более медленно и по непредсказуемой траектории. Улицы сменяли друг друга, солнце почти скрылось за горизонт. Я перестала узнавать знакомые места, а Стоун, грустно сказав «почти кончился», снова ненадолго отпустил руль.

И на нашем пути неожиданно оказалось ранее незамеченное непреодолимое препятствие в виде фонарного столба.

– Держи левее! – крикнула я, мгновенно сбрасывая с себя остатки опьянения.

Но Кельвин, в отличие от меня, сделавшей всего пару глотков, почти полностью опустошил бутылку. В этом я смогла убедиться, когда она, поблёскивая зеленью напитка на самом донышке, летела в цветочную клумбу рядом со столбом. Водитель велосипеда же вместо того, чтобы послушаться и сдвинуть руль в нужном направлении, попытался спасти контрафактный алкоголь. Отпустил управление, сделал хватательное движение в сторону улетавшей бутыли и столкнулся со столбом, уронив на землю себя, меня и велосипед.

Приземление было мягким, но, потирая ушибленную поясницу, я поняла, зачем велосипедисту нужен шлем. А оглядываясь по сторонам, начала догадываться, почему Стоун к шлему добавил очки. Чтобы не узнали! Потому что фонарный столб, с которым мы так неудачно встретились, находился на одной из самых оживлённых улиц Бриджа, рядышком с уличными столиками популярного у аристократов и богатых туристов ресторана «Мишель». И все эти столики были заняты.

В связи со сложностью обзора ближайшей территории сначала я осмотрелась вокруг. Официанты и многочисленные посетители ресторана застыли, глядя на нашу с Кельвином и велосипедом живописную композицию. Перевела фокус ближе. За ближайшим к столбу, накрытым красной скатертью столом сидели две женщины, в одной из которых я узнала лучшую подругу мачехи – мадам Августу Петерсон. На свадьбе отца и Элизабет она была подружкой невесты, недовольной всем и всеми, особенно мной, а потому я хорошо её запомнила.

Официант, который незадолго до нашего падения, наливал из прозрачного кофейника кофе в её кружку, продолжил своё черное дело. И маслянистая густая жидкость растеклась сначала по красной скатерти, а потом вылилась на её белое летнее платье.

– Ангелочек, держи перья! – скомандовал романист в удивительной тишине и протянул мне розовое боа. – Сейчас починим наше транспортное средство, – заплетающимся языком добавил он, разнимая столб и велосипед.

Я взяла у пьяного писателя боа, прижала к груди и любезно подсказала женщине:

– У вас платье грязное, надо бы замыть.

«Неловко-то как, – тоскливо пронеслось в голове. – Не получается у меня налаживать отношения в столице».

Мир немедленно ожил. Раздались гневные крики, кто-то громко звал полицию. Кто-то возмущался неподобающему поведению вездесущих велосипедистов. Кто-то заметил выпавшую из рук Кельвина бутылку и тут же зачитал лекцию о вреде на молодые умы алкоголя вообще и контрафактного туринского самогона в частности. Кто-то засвистел, и из-за угла показались бегущие в сине-белых мундирах полицейские.

– Безобразие! – возмутилась Августа. – Да как вам не стыдно?! Кто вас так воспитывал, юная девушка?! Хотела бы я высказать вашим родственникам о недопустимости такого поведения!

– Позор, – поддакнула её подруга. – Ну и манеры!

Ситуация накалялась. Круг недовольных грозил сомкнуться. Патруль, который становился всё ближе и ближе, грозил мне разоблачением перед мадам Петерсон и её знакомой, тем более, что женщина внимательно рассматривала мои волосы. В глазах её, кажется, уже начинала светиться страшная догадка.

В панике я завертела головой. Среди множества незнакомых людей не было ни одного благодушного лица. Кто-то подзывал официантов, желая немедленно расплатиться и уйти. Рыжий мальчишка заливисто смеялся, его такие же рыжие родители гневно размахивали руками. Небольшая компания из двух молодых мужчин и трёх девушек поднялась со стульев и с любопытством поглядывала на группу у фонарного столба. Судя по ярким цветастым платьям одних и старомодным котелкам других, это были туристы из провинции. Крупная дама в светлом костюме и с идеально ровным каре недовольно кривилась. Этой гримасой женщина напомнила мне о миссис Печворк. С точно таким выражением лица попутчица говорила мне о недопустимости отношений с женатым мужчиной. Дама поджала губы, поправила перчатку и встала, намереваясь уйти. Вместо привычной юбки я заметила на ней широкие брюки. Наверное, женщина не вылезала с Бриджских показов мод.

Кажется, только один джентльмен, читающий прессу за ближайшим к проезжей части столиком, не обратил внимания на устроенный нами переполох.

– Стоять, полиция! – крикнул патруль.

Мужчина повернул голову и отложил газету. Я же с удивлением узнала в нём недавнего соседа по поезду – мистера Саливана. Вероятно, выйдя из отеля, он продолжил знакомство с достопримечательностями столицы и направился в известный на весь Эглетон ресторан.

– Бежим! – сообразила я, что если так и продолжу рассматривать посетителей, полицейские заставят нас снять маскировку, и тогда я предстану перед подругой мачехи в самом что ни на есть глупейшем виде. Ещё и за испорченное платье отвечать придется. Рывком поднялась на ноги, и тут застёжка на моих очках раскрылась в самый неподходящий момент.