Сказы

– Опять со мной спать будешь? Сидела бы уже в своём гнезде. Вон и рубаху хорошую по полу извозгала. Тащила бы к себе в гнездо да там и спала на ней.

«Га-га-га», – то ли поддакнула, то ли поругалась птица.

– Ну, иди на руки, змеюка шипучая. И только заори мне ночью под ухо. Я тебя быстро в светёлке запру, хоть закричись там. Поняла? – сказал Агний, подхватывая птицу на руки.

Он улёгся под одеяло, лебедя рядом с собой на подушке устроил да и заснул.

«Га-га-га», – посреди ночи заорала лебедь ему на ухо.

Тот спросонья вскочил да попытался сообразить, что происходит, а птица к выходу подбежала да на дверь шипеть начала. Словно за ней зверь лютый спрятался да сейчас в дом ворвётся. Агний к окну подбежал, во двор вглядываясь. На улице небо было светлое, звёздное. Луна, как солнце, светила. Всё вокруг видать было. А возле сарая словно тень промелькнула. Агний внимательно всматривался в неё. Лебедь рядом с ним на полу стояла тихо, ожидая, что тот ей скажет.

– Ты, видать, лихих людей учуяла. Ай да молодец, лебёдушка ты моя. Ай да умница. Дома сиди. С собой не возьму, – натягивая штаны с рубахой, сказал Агний. – И не кричи.

Сапоги обул, меч со стены взял, тесёмки за долгие годы развязал, на пояс кинжал с ножнами прикрепил и из дому тихо вышел. Лебедь за ним было кинулась, но тот так на неё глянул, что птица остановилась и в ответ даже не зашипела. Агний пошёл к сараю, в тени дома скрываясь. Подходя к хозяйственной постройке, шум внутри услыхал да два голоса. Двери распахнул да на людей пришлых кинулся, меч доставая. Тати за свои мечи взялись, лампаду[37 - Лампада – наполненный маслом светильник.] на землю уронив. Лихие то люди были, видно, что не раз они на мечах бились. Да и Агний не лыком шит был. Накинулся на них без разговоров. У одного меч из рук выбил да в нос кулаком заехал. А рука у кузнеца тяжёлая была. Силища огромная. Тот тать и свалился без памяти на землю. Потом уходя от замаха меча второго татя, по ноге ему рубанул. Тот на землю коленом опустился. Агний его за грудки ухватил и также нос сломал. Потом он взял верёвку, что на стене висела, да обоих связал. Да узлами таким, что не вырваться, а ноги так, чтобы и не встать. Мечи татей с земли поднял да в избу вернулся. Лебедь ему под ноги кинулась, гогоча что-то.

– Хорошо всё. Без сознания они. Я к Ведагору сбегаю. Тут сиди. Некогда мне с тобой на руках носиться да по морозу, – сказал он через плечо лебедю, на ходу надевая кожу?х[38 - Кожу?х (также кожуша?нка, тулуп, беке?ша, кавал, байбара?к, губа?, ко?жанка) – кафтан, подбитый мехом, традиционная славянская одежда, сшитая из овечьих и телячьих шкур.] да не застёгивая, чтобы в случае чего меч достать можно было.

Ведагор Агния выслушал да Любояра к старшинам по домам отправил, чтобы те к сараю пришли. Да чтобы остальных мужчин села на ноги подняли. А сам с Агнием к сараю отправился. Мужики по деревне с факелами да лампадами бегать стали, сараи да клети проверяя. Но других татей не нашли. Одинокая цепочка следов по снегу в их село вела. Видно, других рядом и не было вовсе. Старшие мужчины возле татей собрались. Те пока так и не очухались. Видать, сильна рука была у кузнеца. Было решено их в общинном доме в подклете[39 - Подклет, подклеть, подызбица – устаревшее название, которое использовалось по отношению к нежилому (цокольному) этажу жилой деревянной или каменной постройки.] запереть да поутру на суд людской позвать. Агний носы им вправил, чтобы кровь остановить, да рану на ноге одному перевязал. Сказал, что угрозы их жизням нет. В общинный дом их на телеге увезли. Рядом с ними четверо мужчин остались караул вести, остальные по домам разошлись, а Ведагор с Агнием к нему в дом пошли.

– Это всё её благодарить нужно, – разжигая огонь в печи да воду ставя кипятиться, сказал Агний. – Лебёдушка их учуяла. В постели меня напугала. Как заорёт на ухо. Я сразу и не понял, сон то? был али нет.

– Жизней их не лишил, это хорошо. Людям пусть поутру в глаза глянут. Гонцов в ту сторону уже отправили, мало ли ещё кто с ними хаживал. Так что не одни мы на суд придём. Молодец, Агний. Хороший ты человек, храбрый. На тебя не боязно и село оставить под присмотром, – сказал Ведагор, за стол присаживаясь.

– Нехороший я человек, Ведагор. Плохой. Понимаешь? Плохой, – развернулся от печки к нему Агний. – Я дочку твою сгубил. Сам сгубил.

– Что ты такое на себя несёшь? Али и тебе по голове сегодня досталось? – остановил его властным голосом Ведагор.

– Я не несу. Она меня выбрала. Дочь твоя Светозарушка. Меня выбрала. А я ей отказал. Понимаешь? Ежели бы не тот разговор меж нами да слово ею даденное, не сбежала бы она в тот день. Не ушла. Я её сгубил, – в грудь себя кулаком стукнул Агний. – Смотри, что в лесу нашёл. Думаешь, что просто так месяц туда хаживал? Думаешь, что по глупости?

Агний подошёл к полке, где ларец кованный стоял, взял его в руки, крышку открыл и на стол перед Ведагором поставил. Тот в ларь заглянул да и онемел. А там лежала голубая ленточка, что на руку Агнию Светозара повязала, а тот ей в ладонь назад вложил. Ведагор ошарашено в глаза Агнию посмотрел, а сло?ва так вымолвить и не смог.

– Я когда по лесу её искал, в берёзовой роще ту ленточку нашёл, – сам заговорил Агний. – Я потом вдоль и поперёк то место на несколько вёрст исходил да ногами истоптал. Каждый куст проверил. Каждую норку. Я теперь знаю и где барсук на зиму в норе забился, где белки живут да орехи прячут. Да только ни её волоска, ни куска платья, ни следа от раны не нашёл. Ничего. Только ленточку эту. Зачем я тогда её в руки к ней вложил? Зачем? Видно, боги мне ленточку эту и подкинули, чтобы простить себя до конца дней не смог, – Агний кулаком по столу ударил, да так, что ларец подпрыгнул.

«Га-га-га», – закричала на него лебедь.

– А ты молчи. Птица глупая, что ты в людях понимаешь? – цыкнул на неё Агний. – Злой я человек. Не мог я твою дочь своей назвать, Ведагор. Не нужен тебе такой зять был. Не нужен. Ты меня в своё село пустил. В жизнь вашу. Разве я мог тебе злом за добро ответить? Разве мог, Ведагор? – Агний в глаза его зелёные глянул, в отцовские.

– И чем же ты мне, как зять, не подходил? Я бы своё благословение на свадьбу дал. И без раздумий руку дочери в твою вложил бы. Так почему ко мне с тем не пришёл? Ежели не как к отцу, то? как к Голове. Почему?

– Не нужен тебе такой зять. Пятна такого на твою семью не нужно. Я тебе не всё про себя рассказал. Не всё поведал, – Агний без сил на скамью опустился и лицо в руках спрятал. – Не всё.

– Так сейчас скажи, почто медлишь? Всё скажи, без утайки, чтобы я потом с чистой совестью людям сказать мог, что всё про тебя мне ведомо. И что все остальные разговоры про тебя пустые. Говори, – властно приказал Ведагор, напротив Агния сидя да в упор на него глядя.

– Я брата убил. Понимаешь? Родного. Кровью родной свои руки замарал. Вот эти, – Агний в глаза Ведагора глянул да руки к нему протянул. – Тот тать, которому я голову снёс, братом моим младшим был. Это он мне про невесту мою несостоявшуюся со смехом поведал. Да с подробностями, да с издёвкой. И что они с ней при жизни сделали, и что с телом после смерти сотворили. Я не выдержал тогда, Ведагор. Мне бы остановиться. Мне бы его на суд людской привести, чтобы не я за его жизнь решал, а люди бы так постановили. Но я его смех забыть не могу. Лицо его да глаза бешеные передо мной до сих пор стоят. Я его малого на коленях своих нянчил. Я сам ему меч выковал да первый раз в руки вложил. А он этот меч на людей честных поднял. Зла на эту землю принёс столько, что не отмыться моему роду за все дела его до скончания времён. Имя отца нашего опозорил. И я сам брата родного убил. Так скажи мне сейчас, Ведагор. Нужен ли тебе такой зять, чей брат имя семьи своей на весь свет опозорил? Вложил бы ты руку дочери в мою? Вот в эту, что брату родному голову снесла? Вложил бы? – Агний в глаза Ведагора открыто смотрел, а из глаз его слёзы лились.

– Ну и дурак же ты, Агний. Ох, и дурак. Тебя бы сейчас розгой да по месту мягкому. Ты себя столько времени изводил за зло чужое. Никому не ведомо, что твоего брата на тот путь толкнуло. Никто в том ответа уже не узнает. Видать, душонка его гнилая была. А твоя иная. Не такая. Ты – гордость отца своего. Он там сейчас в вышних садах на тебя смотрит да за тебя радуется. Нет на тебе зла: ни на руке твоей, ни на душе твоей, ни на имени твоём. Знать хочешь ответ отца, так получи его.

Ведагор правую руку Агния в свою взял, а второй ленточку из ларца достал, в ладонь его вложил да пальцы в кулак скрутил.

– Вот тебе мой ответ отцовский. Не нашёл бы я для дочери своей мужа лучше, чем ты. Она сама тебя разглядела. И я её выбор одобряю. Не ошиблось её девичье сердце в тебе, не обманулось. А ты – дурак. Уже бы и любимую свою к груди прижимал да дитё поджидал. Но с сегодняшнего дня я велю тебе ту? ношу на себе не нести. Это моё право. Отцовское. Нет на тебе вины за то, что Светозара сделала. Да и не знаем мы, что с ней приключилось. Никто не знает, окромя богов да предков наших. И за брата своего себя не терзай. Та? ноша сердце тебе однажды разорвать сможет, ежели не отпустишь всё сейчас. Ты прав был, когда про войну рассказывал. И у меня перед глазами люди покойные порой всплывают да боль причиняют. Но у меня семья есть, дети растут, жена рядом. Я для них живу и для будущего, а не для прошлого. Там уже мы с тобой ничего исправить не можем. Нам изменить там ничего не дано.

Агний на ладонь свою посмотрел, ленту между пальцами держа, да так на колени руки свои без сил и опустил.

– Дурак я, Ведагор. Да ещё какой. Я полюбил твою дочку всем сердцем своим, как в глаза её первый раз глянул. Она для меня солнце в себе несла. Люди на её красу девичью всё заглядывались, на ко?су да на поступь. А я в глаза её смотрел. В них столько света было. Столько света. И он там для меня одного светил. А я – дурак, с неё слово взял. О том разговоры вести запретил. Она меня братом названым отказалась сделать. Я ей предлагал, Ведагор, – Агний посмотрел ему в глаза. – А она отказалась. Сказала, что братьев у неё и так хватает. А я её руки от груди своей отпускать не хотел. Но отпустил.

Лебедь подбежала к Агнию, ленту из его рук схватила да к себе в гнездо кинулась бежать.

– А ну, отдай, змеюка шипучая. Не твоя та? лента, моя, – бросился было за ней Агний.

– Не нужно за прошлое держаться, Агний. Пусть птица глупая её к себе в гнездо тащит. Тебе та? лента только боль причиняет. Оставь лебедя в покое. Не кори, – сказал Ведагор ему. – Ты лучше чая нам завари да о себе до конца всё расскажи. Что ещё на сердце носишь, поведай. Да смотри мне, без утайки чтоб.

Так они остаток ночи за чаем да разговорами и провели. А лебедь из гнезда своего им вслед гоготала, словно поддакивая да вопросы задавая. Она то рубашку поудобнее в гнезде укладывала, то ленточку с одной стороны сита в другое переносила. Словно всё решить не могла, как ей больше нравится. Мужчины над ней посмеивались да подшучивали. В ту ночь Агний всю свою жизнь Ведагору и поведал. И кого в детстве обидел, кому синяков наставил, кого словом задел. Путь свой во время войны рассказал. Ведагор своим поделился. Словно старые воины разговоры вместе разговаривали. Словно плечом к плечу стоять в той войне им пришлось.

А татей тех на людском суде было решено к князю доставить, чтобы их жизнь решил. Да жизни им оставить никто не захотел. Много злодеяний они на землю принесли, а после войны так и не остановились. Много людей на суд князя пришло, про дела их рассказывая. Снесли им головы, чтобы людей губить они боле не могли. А о том, что село лебедь спасла, уж и рассказки по деревням в путь отправились. Многое народ в тех рассказах добавил что своё да приукрасил. А в селе теперь все лебёдушку привечали, как родную, да низко кланялись.

Часть десятая

Вот уж и зима к концу стремилась, но всё ещё лютовала. Будто старалась наверстать что, то мороз насылая, то снегом леса засыпая да поля укрывая. А народ к весне уже вовсю готовился. В кузне работа каждый день кипела. Мужики даже из соседних деревень свой инструмент приносили. Скоро и в поле им выходить, и дома новые ставить. Девушки тишком пирожки в кузню на обед носили да всё за разговорами старались там остаться. Агний только посматривал на них да головой качал, на шутки их колкие отвечая. А лебедь белая то какую ущипнёт, то какую крыльями прочь прогонит. Любояр смеялся над этим постоянно да лебединым женихом Агния называл. Так к нему это прозвище и прилипло. Ежели по селу кузнец рядом с лебедем шёл, то даже старейшины Агния всё больше не по имени окликали, а лебединым женихом звали. Да не по злобе, а с теплотой человеческой.

– И где ты это нашла? Да от тебя даже в сундук ничего не спрячешь, да на высокую полку не поставишь. Ты не сорока, чтобы всё себе в гнездо тащить. Ты – лебедь. Птица гордая да величавая. А ну, отдай мне ожерелье немедленно. Не для тебя я его делал.

«Га-га-га», – лебедь на него накинулась, крылья расправила да как зашипит.

– Ну куда тебе его? На шею твою велико. В гнездо тебе оно и подавно без надобности. Отдай, говорю, – Агний попытался из клюва цепочку с тремя красивыми бусинками вырвать.

Лебедь его по лицу крылом махнула, чуть в глаз не попала.

– Ты что это? Глаза меня лишить удумала? Ну и держи его. Смотри не проглоти, помрёшь. Да ну тебя, – махнул рукой Агний да спиной к ней повернулся.

– Что это у вас тут за веселье, Агний? – спросил Ведагор, входя с Любояром в дом.

– Да сил уже больше от неё нету. Вот зачем ей это ожерелье? – показал в сторону лебедя Агний.

– Красота-то какая, – восхитился работой Любояр, подходя к птице. – А меня так научишь?

– Я тебя и не так научу. Лучше меня делать будешь. Всему своё время, – надевая рубаху да ставя кружки на стол, ответил Агний.

– А ты это кому-то сделал али так? Почему для всех на Комоедицу[40 - Комоедица – до крещения Руси Комоедица праздновалась 2 недели – в течение 9 дней, предшествующих дню Весеннего равноденствия и 9 дней после него. Это было прощание с зимой и встреча весны, несущей оживление в природе и солнечное тепло. Славяне считали блин символом Солнца, поскольку он, как и Солнце, жёлтый, круглый и горячий, и верили, что вместе с блином они съедают частичку его тепла и могущества. Христианская Церковь оставила главное празднование Весны, дабы не вступать в противоречия с традициями русского народа, но сдвинула любимый народом праздник проводов зимы по времени, чтобы он не противоречил Великому Посту, и сократила срок праздника до 7 дней. И теперь он носит название Масленица.] не выложил? Вдруг кому приглянулось бы? – всё ещё с восхищением рассматривая плетение цепи серебряной, произнёс Любояр.

– Я после войны её сделал. Думал, что сердце моё отпустит, и начну я жену себе высматривать. Ей думал отдать. Да не отпустило. Так с тех пор при себе и держу это ожерелье, – объяснил Агний, наливая чай по кружкам и расставляя угощения, что Ведагор с собой от Лады принёс.

– Так лебедь за тебя всё сама и решила. Ты же у нас лебединый жених. А значит, и ожерелье её, – засмеялся Любояр. – Посмотри, как на себя накинуть пытается.

Мужчины посмотрели на лебедя, а та всё ещё ожерелье в клюве держала да головой махала, будто и вправду на себя нацепить пыталась. Да с одного замаха ей это и удалось. Она цепочку из клюва выпустила и пошла к Агнию, с бока на бок переваливаясь. К коленям его подошла да голову на них положила. Тот привычно её по голове погладил.

– Вот видишь. Ожерелье на её груди впору сидит. Теперь ты взаправдашний её жених, – задорно засмеялся Любояр.

– Нет, Любояр. Уж скоро её родичи домой вернутся. Она их крик услышит и полетит от меня своего селезня высматривать да деток малых высиживать. А я тут один останусь.