Поставив в известность, но не дав опомниться, как и делают порой спец-агенты, мы уже привязывали хихикающую маму к кухонному стулу восьмёркой.
Восьмёрка – один из основных морских узлов. Меня и Ириса научил их завязывать наш дедушка. В молодости он ходил штурманом в открытое море и большинство историй поведывал нам с Ирисом.
– Ничего страшного, мамочка, ты, главное, не бойся. Будет совсем не больно, – успокаивала я её.
После этой фразы мама перестала хихикать. Наверное, когда тебе призывают не бояться, невольно начинаешь бояться в несколько раз сильнее, тогда как если нечего бояться, тогда и не стоит это упоминать.
Дедушка говорил, что есть всего два пути изгнания врага из своей территории, а в нашем случае – детской травмы.
Первый – накормить его куриной требухой, а второй – разжечь костёр и, произнося священные индейские слова, станцевать танец мира.
Папа очень удивился, сказав, что ему дедушка никогда этого не рассказывал, и аккуратно напомнил нам:
– Дело в том, дети, что ваша мама не ест мясо.
– Ты что? – насупилась я. – Не хочешь спасать маму? – И при том, куриная требуха куда лучше всякого мяса, – радостно добавила я.
На это раз папа решил воздержаться от ответа, и мы незамедлительно приступили к делу.
Я велела надеть всем перчатки и кухонные халаты, завязать папе хвост, чтобы маме не пришлось вдобавок к требухе есть его длинные, пропахнувшие шампунем бабы Агафьи поседевшие волосы.
Из гаража Ирисом была принесена требуха курицы, увидев которую мама стала умолять папу:
– Дорогой, вы что, с ума сошли? Сейчас же отвяжите меня!
Но команда спасателей ни за что не должна поддаваться уговорам даже самых близких людей. Особенно когда речь идёт об их собственной жизни.
– Ложечку за папу! – приговаривала я, решительно засовывая маме в рот ложку куриной требухи, походящей на комок буро-серых водорослей.
– Ложечку за меня! – присоединился Ирис.
– Ложечку за нас всех! – нерешительно протянул папа. При этом мама, сверкая глазами, взглянула на него, будто думая про себя: «Не ждите пощады…».
Но, мне кажется, операция по спасению была завершена успешно. Спустя некоторое время из маминых глаз горным потоком хлынули слезы детской травмы.
– Думаю, после этого наша мама станет самой бесстрашной женщиной на земле, – с переполняющей гордостью заявила я Ирису.
– Арис, но не лучше ли удостовериться, что детская травма больше никогда не вернётся к маме? – имея в виду вторую часть испытания, спросил Ирис.
– Ах да, точно! – подхватила я. – Спасибо! -подмигнула я брату.
Дело близилось к вечеру, и каждого прохожего по узкой улочке Орла озаряло своими последними тёплыми лучами золотисто-лиловое румяное солнце. Оно лениво скрывалось за горизонтом, чтобы завтра с новыми силами озарять мимолётные лица искренней улыбкой. А это много стоит.
Мы развели костёр, как говорил дедушка, закутали маму в шерстяное одеяло и принялись выплясывать перед ней танец мира под звуки барабана, который когда-то был привезён дедушкой с Курильских островов, и шаманских песнопений.
Мы понятия не имели, как правильно следует это делать, поэтому со стороны эта картина больше напоминала танец макак, неуклюже переваливающихся с одной лапы на другую. Но кому до этого какое дело?!
Индейских слов мы не знали, поэтому придумали свои:
Австралийский какаду,
Улети, улети,
Никогда не приходи.
В Рио-Рио ты лети.
Так мы пели и танцевали у костра около двух часов.
Догорая, языки пламени превращались в маленькие искорки, бесследно растворявшиеся в холодном вечернем воздухе. Через некоторое время мы стали походить на сбившихся в кучку трясущихся зябликов.
Мама только посмеивалась над нами. Наверное, думает, что теперь пришёл её черёд спасать нас.
Как же всё-таки непросто был спасателем… Но главное – спасательная операция была завершена успешно.
Иностранцы и их необычные традиции
Одним ранним субботним утром, соревнуясь, кто быстрее доедет на велосипеде до старушки леди Мерил, со всех узеньких улочек Орла ощущалось необыкновенное оживление наших соседей.
Все только и говорили о том, как бы поскорее познакомиться с иностранцами. Но что это были за иностранцы, и каким образом они оказались в нашем далёком краю, толком понять никто не мог.
– Ирис, ты представляешь! Это же иностранцы! Ещё ни в одну деревню не приезжали иностранцы, – с гордостью хвасталась я перед братом.
Дедушка, много путешествуя по миру, рассказывал нам, что иностранцы порой бывают чудными. У них – свои традиции, кухня, одежда и многое другое.
По Орлу ходило много разговоров об этих таинственных незнакомцах, и нам не терпелось поскорее встретиться с ними.
В обед я и Ирис уже бежали знакомиться c новыми гостями.
Мы разузнали, что через улицу от нас они занимаются постройкой своего дома. Поэтому, добраться туда было столь же просто, сколько сосчитать количество дней в году, когда я и Ирис не вмешиваемся в какую-нибудь очередную историю. А таких дней на год приходилось совсем немного.
Один из них – бабушкин день рождение. В этом году ей исполнилняется девяносто пять лет. Поэтому, тревожить её ни в коем случае нельзя. Она ещё планирует пережить всех нас вместе взятых, и войти в книгу рекордов Гиннесса нашего семейства.
На территории будущего дома творился настоящий хаос: повсюду были разбросаны груды бетона, кирпичей, шпателей и прочих строительных материалов. Рядом с нами сновали загорелые мужчины в потёртых штанах и белых марлевых повязках на головах. У них были чёрные как смоль брови-гусеницы и узкие миндалевидные глаза. Они жили в небольших вагончиках на колёсах рядом с их будущим домом.
Один из иностранцев, увидев нас, двинулся навстречу. Положа руку на сердце, и слегка наклонившись вперёд, он сказал:
– Ас-саляму алейкум! Меня зовут Махмуд. Мы здесь строить наш дом. Приходить к нам на плов, милый дети.
– Здравст-вуй-те! – медленно произнёс по слогам Ирис. – Нас зовут Арис и Ирис! Мы двойняшки, – чуть громче, чем обычно, добавила я, боясь, что наш новый знакомый может нас не понять.
– Как хорошо, – растянулся в улыбке наш новый знакомый. – Двойняшки есть хорошо.
Мы с Ирисом не удержались от смеха.
Затем иностранцы, обступив нас со всех сторон, стали звать на плов в тёмно-зелёный вагончик с колёсами и обшарпанной краской по бокам.
Они просили нас так настойчиво, будто плов – самое драгоценное, что есть у них в жизни.