Тихий омут

У-у-ух ты… Что это было-то? Похоже, в речку все-таки свалился какой-нибудь недоразобранный трактор. Или эти идиоты глубинные бомбы стали в нее кидать? Вера в пару гребков подплыла к опоре и осторожно выглянула из-за нее.

Никакого трактора там не было. И глубинных бомб, похоже, тоже не было. Вообще ничего не было, кроме мощных кругов по воде, – очень мощных, волны даже до берега доходили. Наверное, сейсмическое явление. Подземный толчок. Она покачалась на волнах, раздумывая, откуда бы в наших краях взяться сейсмическим явлениям. Говорят, лет тридцать назад здесь был зарегистрирован подземный толчок, но его, кроме ученых, никто не заметил.

– Сашка! – хрипло заорал господин Сотников с моста. – Идиот!

На зов господина Сотникова из воды показалась голова идиота Сашки, что-то неразборчиво квакнула и опять ушла под воду.

– Ребята, стойте! – орал на мосту господин Сотников. – Не прыгайте, здесь мелко! К берегу, скорее, утонет ведь, идиот чертов! Разбился ведь, чертов идиот!

На взгляд Веры, идиот Сашка уже должен был утонуть. Тем более что в том месте, куда он свалился, действительно мелко, метра два, наверное. А в идиоте Сашке – килограммов сто живого веса… Будем надеяться, что пока живого. Вот ведь еще канитель на ее голову… Три шоколадки «Аленка», не меньше. После такого нервного дня потребуется ударная доза мощного антидепрессанта.

Вера оттолкнулась от опоры, нырнула, доплыла под водой до того места, куда предположительно ухнулся глубинный идиот, и наугад пошарила в жирном придонном иле, взбаламученном до самой поверхности воды сейсмическим явлением по имени Сашка. Никакого сейсмического явления в жирной мути не нашаривалось. Вера вынырнула, глотнула воздуха и опять собралась нырять, но тут за ее спиной сильно плеснуло, ухнуло, квакнуло и закашлялось. Она оглянулась – над водой торчала голова этого идиота и с ужасом таращила на нее белые глаза. С ужасом! Вы подумайте! Конечно, вид у нее сейчас не очень… в общем, не очень. Но чтобы – с ужасом?! На себя бы посмотрел.

По мосту к берегу топали два туловища, а господин Сотников стоял на краю моста, держась одной рукой за одинокий столбик, оставшийся от снятых перил, а другой – за свой тазобедренный сустав, и что-то хрипло орал.

– Эй, там, на палубе! – тоже заорала Вера, и почему-то тоже хрипло. – Отбой шлюпочной тревоги! Живой ваш утопленник!

Господин Сотников замолчал с открытым ртом, вытаращился на нее с таким же ужасом, как идиот Сашка, и даже оторвал руку от тазобедренного сустава и прижал ее к нагрудному карману своего бывшего черного пиджака. Два туловища резко затормозили и стали осторожно подбираться к краю моста, вытягивая шеи и пытаясь заглянуть вниз.

– Ты ведь живой? – на всякий случай уточнила Вера, подплывая поближе к этому идиоту и присматриваясь к выражению его небритой морды.

– Ага, – квакнул идиот и опять закашлялся. Откашлялся, отдышался и, в свою очередь, спросил с явным недоверием: – А ты чего, тоже живая, что ли?

– Да, – ответила она со сдержанным ликованием в голосе. – Тоже живая. Такое невероятное совпадение, правда?.. Ты чего к берегу не плывешь? Товарищи вон волнуются, переживают, нервные клетки жгут… А тебе до них и дела нет. Ты эгоист, Александр, вот что я тебе должна сказать. И не надо бледнеть лицом, на правду обижаться не следует, а следует делать выводы и вставать на путь исправления… ты чего покалечил-то? Руками двигать можешь?

– Могу, – неуверенно отозвался эгоист, едва шевеля синими губами и едва двигая раскинутыми в стороны руками. – Только без толку… Ногой зацепился. Там железка какая-то… Ногу разодрала, а потом – за штаны… не могу отцепить, уже пробовал…

– Стой смирно, ногами не дергай, – приказала Вера. – Сейчас посмотрю, что можно сделать.

Ничего там посмотреть было невозможно, конечно. В такой грязи вообще глаза не откроешь. А на ощупь удалось определить только то, что идиот Сашка стоит на каком-то железном крюке, намертво вросшем в дно, крюк насквозь проткнул штанину и снять штанину с крюка нет никакой возможности, потому что конец у крюка не гладкий, а с двумя острыми отростками, под углом отходящими назад. А разорвать штанину тоже не удается – крепкая штанина, качественная. А вокруг ноги этого идиота в холодной воде расплывается теплое облако. Кажется, сильно нога разодрана. Не хватало только, чтобы на запах крови пиявки какие-нибудь толпой набежали… Хотя в такой грязи, наверное, и пиявок никаких не водится. Это хорошо. Однако и без пиявок этот идиот может потерять много крови. Это плохо. Придется штаны снимать.

Вера вынырнула, отдышалась и деловито поинтересовалась:

– У тебя в карманах штанов что-нибудь ценное есть?

– Кажется, мобильник, – неуверенно вспомнил идиот. – Платок… Сигареты, зажигалка. Мелочь какая-то. Ножик.

– Давай сюда.

– Чего давать? – Сашка, кажется, на самом деле ничего не понял.

Вера серьезно посмотрела в его ошалелые глаза, грустно вздохнула, насколько позволяли мелкие волны, все время лезущие в рот, и доверительно призналась:

– Курить страсть как хочется. А у тебя в карманах и сигареты, и зажигалка. Не поняла только, зачем ты ножик носишь.

Сашка наконец понял, обрадовался, глаза его заметно ожили, а слегка синие губы попытались изобразить одобрительную улыбку.

– Молодец, – похвалил он Веру. – Надо же, догадалась… Правда, молодец.

И полез руками шарить по карманам. Сразу обеими. И конечно, тут же ушел под воду с головой – течение здесь было хоть и пустяковое, но парусность у Сашкиного туловища была выдающаяся, так что ничего удивительного, что на своем якоре он отклонился от вертикального положения градусов на тридцать. Идиот. Вера ухватила его за шкирку, выдернула на поверхность, дождалась, пока он откашляется и отдышится, и жалобно сказала:

– Знаешь, я ужасно замерзла. И кушать хочу. Может, я поплыву потихоньку, а?

– Как это? – испугался Сашка и клацнул зубами. – А я?

– А ты еще поныряй, раз это тебе так понравилось, – предложила она. Понаблюдала, как из его глаз опять уходит всякое соображение, и сжалилась: – Ладно, работай плавниками и больше не ныряй. Я сама твой ножик найду.

Господи, сколько мусора у этих идиотов в карманах! Она три раза выныривала с тем, что могло быть складным ножом, и каждый раз это была какая-нибудь бесполезная дрянь – фонарик величиной с авторучку, авторучка величиной с отбойный молоток, зажигалка, конфигурацией и весом больше всего похожая на кирпич. А нож оказался вообще в кармане пиджака. Обыкновенный складной ножичек, практически перочинный, но открыть его она так и не сумела. Она держала Сашку за шкирку, Сашка долго и неловко открывал нож, отплевываясь от мелких волн и бормоча, что эта работа не для слабых женских рук, господин Сотников с моста хрипло интересовался, не пора ли вызвать спасателей, два туловища лежали на мосту, свесив головы и время от времени спрашивая друг у друга, что делать, дядьки с удочками проснулись и стали махать руками, показывать пальцами и что-то неразборчиво кричать, и все это было уже скучно. Сколько можно здесь еще торчать? И часы у нее остановились. Совсем скучно.

Сашка наконец-то открыл свой почти перочинный ножик, при этом чуть его не утопив. Вера едва успела подхватить, для восстановления душевного равновесия располосовала лацкан Сашкиного пиджака, якобы проверяя, насколько нож хорошо заточен, и нырнула в жирную придонную муть. Одним взмахом откромсала кусок штанины, нанизанной на острый конец крюка, и осторожно толкнула Сашкины ноги в сторону – свободен, мол. Он понял, шарахнулся от своего якоря с неожиданной прытью, задев ее плечо ботинком, – не больно, но ведь наверняка тоже лаковые штиблеты, вот что возмутительно. Она вынырнула – и совсем расстроилась: этот идиот барахтался, безграмотно и практически безуспешно борясь с абсолютно пустяковым течением, и при этом кричал господину Сотникову сотоварищи, что все в полном порядке, сейчас он доберется до берега, сейчас, сейчас, вот только девочке поможет доплыть…

– Эй, на палубе! – закричала Вера, заглушая кваканье этого идиота. – Идите на берег, вон к тому месту, где лестница! Аптечку обязательно захватите, Сашка серьезно ранен!

Два лежачих туловища испуганно переглянулись, спросили друг у друга, где аптечка, отползли от края моста и исчезли из поля зрения. А господин Сотников стоял столбом и смотрел на нее, как кот на голубя. Как хищный, но хромой кот на слабую и беззащитную, но вполне здоровую голубку, упорхнувшую прямо из-под носа. Судя по выражению морды, с таким постыдным недоразумением хищный кот прежде никогда не сталкивался. Бедненький.

– Чего это я ранен? – квакнул рядом идиот Сашка. – Подумаешь, царапина… Держись за меня, сейчас я мигом до берега…

Он неловко барахтался, медленно и с явным трудом поворачиваясь в воде, как в цементном растворе, и Вера совсем заскучала. Придется его до берега волочь, идиота. Наверное, и вправду серьезно ранен. Вон, еле шевелится. Как муха в варенье. Муха величиной со слона… с мамонта. Говорят, мамонты вымерли потому, что то и дело попадали в ямы с водой, протаявшие в вечной мерзлоте, а выбраться не могли – плавать не умели. Идиоты.

– Послушай моего совета, – сердито сказала Вера, хватая этого мамонта за шкирку. – Как только выйдешь из больницы – тут же пристрели своего тренера по плаванию… Ложись на спину и не барахтайся. Ты фарватера не знаешь, а тут на дне, кроме твоего любимого крюка, много чего валяется.

Метров через пять стало уже мелко, уже можно было бы и по дну дойти, но Вера все-таки плыла почти до самого берега, с печалью думая о своих новых кроссовках и с трудом волоча за шкирку мамонта Сашку. Мамонт Сашка послушно волокся, смотрел в небо ошалелыми глазами, не трепыхался и даже передние лапы на груди сложил. Репетирует, что ли? Самое время. Если действительно много крови потерял, да еще переохлаждение организма…

Сашка проехал спиной по дну и вышел из комы. Сел, повертел головой, пооглядывался, не вставая, неловко выбрался на нижнюю ступеньку каменной лестницы, спускающейся к самой воде, и с тоской сказал:

– Нет, какие ноги, а? И что теперь делать?..

– Ты что, разве обе поранил? – удивилась Вера. – Я думала, что одну… Ладно, не бойся, главное – кости целы. Покажи, что там у тебя.

– А чего у меня? – рассеянно отозвался Сашка. – У меня ничего… То есть нормально. Я говорю: у тебя ноги-то какие…

– Ну, грязные, – отметила Вера с раздражением, мельком глянув на свои ноги в бывших новых кроссовках, во второй раз надетых, чтоб они провалились, идиоты. – Ну, синие… Так ведь нелегкая это работа – из болота тащить бегемота. На себя посмотрел бы… Ладно, пойду я уже. Замерзла. Прощай, утопленник. Передавай пламенный привет господину Сотникову, генеральному директору фирмы… черт, забыла название. Ну, ты постепенно сообразишь, кому привет передать. Пламенный.

Она было шагнула к речке, заранее мысленно уговаривая себя, что вода не такая уж и холодная, вполне терпимая вода, а по сравнению с температурой ее тела в данный момент – так даже, может быть, теплая вода, даже очень теплая, прямо парное молоко, сейчас она в этой воде согреется, особенно ноги согреются, окоченели совсем. Только ангины ей не хватало…

И тут Сашка схватил ее за ногу. Обхватил ее холодную, как сосулька, лодыжку своей горячей, как утюг, ладонью. Горячей! Это как понимать?! Или они не в одной воде только что остывали? Или этот терминатор на батарейках работает? Или у этого идиота уже температура поднялась?.. Или…

– Попробуешь удержать – утоплю, – очень спокойным голосом пообещала Вера, глядя на два туловища, которые только что сошли с моста и теперь рысили по набережной в их сторону.

Лучше было бы не на туловища смотреть, а в глаза Сашке. Ее фирменным серьезным взглядом. Тогда бы он послушался. А слова – так, сотрясение воздуха. Когда они на такие мелочи внимание обращали? Но на Сашку она не смотрела, и ее нога сейчас растает в его ладони или, наоборот, раскалится, уже раскаляется, от нее уже температура распространяется по всему организму, уже бедный организм трясется в ознобе, все, можно с уверенностью закупать этот быстрорастворимый… как его? Который снимает симптомы… И нужно немедленно посмотреть серьезным взглядом прямо в Сашкины глаза, а то он ее ногу никогда не отпустит, и ее нога расплавится, а потом сплавится с его рукой, и что тогда делать? Тогда уже ничего не сделаешь, надо делать что-то прямо сейчас…

– Нет, что ты, я вовсе не хотел, – испуганно сказал Сашка и отпустил ее ногу. – Я просто… не удержался. Извини. Никогда не верил, что такие ноги бывают. Один раз на картинке видел. Не фотография, а так, нарисованные. Но это же не считается, да?

Тема была привычная, и Вера мгновенно пришла в себя. Подумаешь, горячая рука! Подумаешь, мурашки по коже! Резкий перепад температуры, законы химии… или физики? Да хоть бы и мутной науки психологии, это уже не принципиально. Ничего быстрорастворимого закупать не надо, а надо быстренько добраться до дома и влезть под горячий душ. А времени и так в обрез. Наверное, целый час на эти догонялки угробила. Сколько там натикало? Нисколько. Стоят часы. Сколько раз говорила себе: не надо надевать часы во время утренней пробежки! И вечерней тоже! Часы, конечно, копеечные, но все равно обидно – третьи с начала купального сезона… Вера с трудом расстегнула зачуханный мокрой тиной пластиковый браслет и раздраженно выбросила часы в речку. В холодную и грязную воду, в которую ей сейчас придется опять лезть. Четыре шоколадки «Аленка», две большие черные редьки, свиная отбивная, красная икра, песочное пирожное, заварное пирожное… два заварных пирожных, стаканчик вишневого желе, хорошо бы малосольных огурчиков найти, и тогда можно будет нажарить много-много картошки. И сожрать все это на сон грядущий. Интересно, вынесет ее организм такое массированное благотворное влияние в один прием? Ничего, вынесет. И не такое выносил. Вон вода какая мерзкая. Совершенно ничего общего с парным молоком.

– Вера…

– Крепись, Александр, спасение уже близко, верные друзья спешат на помощь, – скороговоркой пробормотала она, медленно заходя в воду, ежась и с отвращением чувствуя под бывшими новыми кроссовками похрустывание ракушек в вязком илистом дне.