Но помните, никому чужому ни о колодце, ни о чуланчике слова не пророните.
– Никому?
– Никому, а то не захочет вас больше пускать Заветная Поляна.
– Даже отцу с матерью?
– Отцу с матерью можно, всё равно они лишь переглянутся да усмехнутся, решат, что всё их шебутные дочки напридумывали.
– Хотя, может, подарки увидят, да призадумаются.
Тут, словно сам собой, появился рядом сундучок небольшой, а в сундучке том чего только нет – как только влезть смогло? – и полушубки беличьи нарядные, и сапожки красные с каблучками, и пояса с резными пряжками, и рукавички да шапочки, и пряники, что сестрицы Кимиморы испекли, и шаль пуховая белоснежная для пани Юстыси, и чубук вересковый для пана Анджея… А под самой крышкой… Под самой крышкой в узелке тряпичном целый-невредимый шар стеклянный голубой с веточкой тоненькой серебряной.
– Совсем как тот, что мы на пол уронили!
– Отчего же «как»? – тот самый и есть.
Ну, девицы, навещайте нас почаще, а сейчас пора!
Обнялись девочки с друзьями-приятелями, подхватили сундучок с подарками, завертелась вокруг метель из снежных хлопьев да белых лепестков, и оказались Бася со Стасей посреди своего родного дома.
Дома свеча на столе горит, печь жарко натоплена. – Домовой расстарался. А за окнами уже темнеет, значит, вечер на дворе. Снег невесомый падает – хорошо они напоследок на перине попрыгали!
Издалека послышался тихий звон бубенцов – вот ближе, ближе, громче, громче, вот со двора раздался скрип отворяемых ворот, весёлые голоса отца с матерью.
– Приехала! Приехали! – Сестрицы взвизгнули и помчались наперегонки родных встречать.
Конец.