Ах да, Шрек и Вера. Вере шестьдесят. Она из числа тех женщин, которые в меня быстро влюбляются и дня через три стремительно начинают ненавидеть. Во-первых, потому что я не гожусь на роль компаньонки. Во-вторых, потому что не могу заменить мужика. Фирма посадила нас на соседние места в автобусе. Поездка началась с пропажи Вериного паспорта: турфирма проставила визу и забыла документ в офисе. Когда нестыковочка выяснилась, автобус на полном ходу чесал к границе. Остановились на паркинге и ждали, пока паспорт доставят.
Вера даже обиделась на фирму, когда нас хотели поселить в разных номерах и поменялась, чтобы жить в одном. Жаль, меня этот порыв не насторожил сразу. Роль компаньонки я провалила сразу. На очередное предложение «Хочешь посмотреть фотографию моего внучека? Дочка только что прислала» я резко ответила «Не хочу». То есть просто честно ответила, но Вера восприняла отказ как хамство и надулась. «Ты не женщина, ты не понимаешь».
И началась моя вторая роль в верином спектакле, роль морально затраханного супруга. «Ты храпишь». («Выпейте снотворное вместо того, чтобы полночи висеть в чате со своими подругами» «Чем тебе не нравятся мои подруги?» «Подруги как подруги. Почему они должны мне нравиться?»). «Мне мужчина каждое утро дарил букет ромашек. У тебя такого никогда не было». («И на столько его хватило?» «На четыре года»). «После тебя столько волос в раковине. Сильно выпадают».(«Длинные, просто ломаются»). «Возьми нам еще бутылку вина. Мне неудобно у официантов просить». («Вам хочется выпить, вы и просите» и т.д.)
Мне не впервые попадаются женщины с трепетным отношением к раковине. Как будто это их персональный кошачий лоток. Через неделю сосуществования в одной комнате у меня было полное впечатление, что я не только в раковину бреюсь, но еще туда и ссу, причем стоя и на глазах у Веры. Несмотря на все подсознательные усилия Веры, виртуальный хуй не вставал. Зато восстал дикий внутренний мужик.
Инициативу познакомиться со Шреком проявила Вера («Вон какой интересный мужчина, один, скучает»). У него было настоящее имя, которое я не помню, но он реально был похож на Шрека. И не скучал. Тем не менее, познакомились и немного потусили.
Вечером в день заезда я, Вера и Шрек пошли гулять по Лоретту. Дошли до конца набережной, решили подняться к памятнику Донье Маринере, верной морячке. Лесенка шла зигзагами, образуя несколько укромных ниш, прикрытых с другой стороны деревьями. В одной из ниш три молодые девицы занимались гипертрофированным сексом с бутылкой колы. Одной уже было хорошо. Не знаю, из какой страны девицы приехали, стонут везде одинаково.
– Ужас, – сказала Вера. – А мы еще до памятника не дошли.
На площадке Маринеры не было ничего предосудительного. Несколько подгулявших туристов смотрели на море и на звезды. Мы тоже постояли и посмотрели. Спустились другой дорогой. Шрек купил в лавке бутылку вина, мы ее выпили на пляже, и он полез купаться. Представьте бегемота, который плещется на мелководье с блаженным выражением лица.
– Хорошо!
– Эй, вы не боитесь, пьяный и ночью в море? Шаг назад – и там сразу глубоко.
– Днем я на солнце обгораю.
Поэтому днем Шрек просто пил и лежал ничком на пляже. Одетый. Иногда он вообще не приходил. Номер Шрека был покруче, в главном корпусе. Наш был больше похож на студенческую общагу, где «кондиционер» состоял из мотора, воздуховода и десятилитровой бутыли воды. Эта штука ревела, в бутыли поднимались волны, но, как ни странно, воздух охлаждала. На крыше были теннисные столики, небольшой бассейн и джакузи, где Шрек обычно зависал. Меня крыша больше чем на час не увлекла. Я люблю простор. Да и в джакузи лучше сидеть с кем-то, а не в одиночку. Это уж, извините, французские привычки.
– Шрек, вы на море почти не ходите. Зачем тогда ехать в такую даль, да еще так неудобно, автобусом?
– Мне все равно куда ехать. Я два раза в год, в мае и в сентябре, когда мертвые сезоны в торговле, прихожу на турфирму и говорю: дайте путевку. По фиг, сколько стоит. Беру и еду, куда дадут.
Это был дешевый тур, и жил он в трехзвездочном отеле. Что сколько стоит, никому не по фиг. Подругу жизни он с собой не взял. Мы-то, интеллигенты-голодранцы, кого только с собой не тянем.
– Вот и дали вам тур на море, а вы даже не плаваете.
– Подумаешь, не плаваю. Бывает, с верхней полки в магазине опрокинешь ящик, болты, шурупы, саморезы ебаные на голову сыплются, взял бы весь магазин и расхуячил к чертям. А вспомнишь море, вечер какой, небо Испании – и можно жить дальше.
Чем дальше в Лоретте, тем больше портились мои отношения с Верой и Шреком. Есть люди, которых я раздражаю только потому, что никогда не буду с ними спать. Мотивация Веры, не исключено, была схожего толка, хотя лейтмотивом ее грез оставался гипотетический «мужчина».
– Ты очень много ешь и не поправляешься. С генами повезло – такая фигура!
– Вы для своего возраста тоже неплохо сохранились.
– Ты сначала доживи до моего возраста, и посмотрим, что из тебя получится.
– Начну работать моделью (мрачно шучу, но Вера принимает всерьез).
– Ха! Растолстеешь, все обвиснет, я живой пример. Я тоже в молодости стройная была.
– Я лучше буду брать пример с Джейн Фонды.
– А мы вчера так здорово погуляли по городу, был праздник, народные танцы… хотела тебя позвать, но не нашла. Ты спала, наверное.
– Да и я вчера неплохо отдохнула.
Накануне мы с другими великовозрастными девушками, укрывшись в зале за колоннами, приняли кувшин сангрии и смотрели шоу. Потом началась дискотека. Девушки немного попрыгали и ушли. Меня еще до их исхода подхватил красивый испанец, испанские мужики почти все красивые, мы лихо отплясывали, держались за руки и играли в ладушки. От этих плясок взбодрились и полезли на сцену британские геи, которые весь вечер робко просидели в уголке. Может, и не геи, сейчас не разберешь: англичане все робкие, пока не выпьют. Покрутила задницей с англичанами. Потом еще пришли испанцы, очень красиво танцевали, чем, заметим в скобках, кардинально отличались и от меня, и от англичан. В общем, мы что-то с кем-то пили, с кем-то обнимались, и когда я выбралась в город, праздник уже закончился.
Это был праздник конца сезона. Еще немного, и разъедутся толпы праздных туристов, умолкнут дискотеки, и курортный городок почти опустеет. А нам пока везет с погодой, ни дождей, ни ветра, и шторма не начались.
На пологих участках раньше не селились близко к воде, здесь неплодородные земли и во время осенних и зимних штормов берег бывает покрыт пеной на сотни метров. Но чтобы добро не пропадало зря, государство субсидирует проживание на море в несезон пенсионерам. «И для вас почти отдых, все-таки не буйная молодежь». Отельеры качают головами: «Как раз молодежь в отелях ведет себя организованно. Буянят они в других местах. Вы бы посмотрели на этих дедушек и бабушек: скандалят, дерутся из-за еды – шведский стол, всем хватит, зачем драться? – мусорят, ломают мебель, крадут полотенца. Это вы для нас отдых».
Зимой нечего делать в курортных поселках. Поселках, рожденных из пены морской.
И мы скоро поедем домой.
– Ты отличницей в школе была, наверное? – наехал на меня Шрек.
– Да.
– Оно и видно. Со мной училась одна отличница, мужика убила, еле батя с адвокатами отмазал. А тебя и отмазывать не будут. Такая сука.
– У нас в классе был троечник. Тоже спился.
– Самая крутая? Думаешь, остальные люди ничего не стоят и с ними можно делать все что угодно?
– Людей больше жалеть надо. Причем всех без разбору, и правых, и виноватых. Жалеть.
– О. Это правильно, – Шрек сменил гнев на милость и призадумался. – Люди все слабые. Только откуда тебе это знать…
Взрослый сын Шрека погиб от передоза, и незадачливый отец осудил себя. «Упустил я сына. Я виновен». Трагедия, где бессильны и деньги, и море, и звездное небо. И животная злость по отношению ко всем, кто такой трагедии не пережил. Так говорят умирающие от рака: «Почему я, а не ты? Еще неизвестно, кто раньше сдохнет, ты-то чем лучше? Почему я?»
Жалеть. Каждый в этом мире носится со своей экзистенциальной трагедией, со своей постыдной тайной, как с писаной торбой.
«Знаешь, как говорят? Не дай мне бог вываляться в твоей грязи!» Да что вы понимаете, Вера: ничего в целом мире не было чище моей грязи.
Даже Веру я жалела. Люди часто думают, что им не хватает секса, а им на самом деле не хватает любви. Они абьюзеры, и даже себе боятся в этом признаться. Но я не без удовлетворения наблюдала, как Вера, забывшая свой нож в чемодане, на выезде из Ниццы пытается запихнуть в рот целый батон колбасы и остервенело его кусает.
– Вера, ножик нужен? Возьмите мой.
– Не надо ко мне подлизываться!
– Я не подлизываюсь. Просто предлагаю вам отрезать колбасу ножом. Так есть удобнее.
– Что ты ко мне вяжешься? Вижу, как ты меня любишь! Как собака палку.
– Не очень-то вы похожи на палку.
– На что же я, по-твоему, похожа?
– На футбольный мяч.
После этого рядом целые сутки было тихо. Вера демонстративно со мной не заговаривала. На вторые сутки не выдержала. Обменялись репликами. И снова стало тихо. Я опустила спинку сиденья автобуса, надвинула шляпу на лицо, и легла поспать. Хер с вами, Вера, буду храпеть. Еще немного, и начну курить и рыгать.