Бег по времени

Она прошла мимо, плотно закрыла за собой дверь камбуза, чтобы Пятница не смог подглядеть за ней. Но он чувствует предательство и тихо завывает под дверью. Не слушая ни его, ни слабого бормотания в защиту тех, кого приручили, Настя достает из-под стола последний бочонок с последними стаканами «жизни». От волнения у нее дрожат руки, жадно горят глаза и сухие губы. Она торопится в последний раз напоить себя досыта, хоть на время покинуть обжигающую пустыню и освежиться в призрачном оазисе. Ей так сильно хочется пить, что она чуть не ломает зубами стекло, припадая к источнику. Пока живительные струи льются в неё – Настя ничего не видит, не слышит, не боится. В эти счастливые минуты она радуется воде – источнику жизни!

Но вот вода закончилась, вся до последней капли… Теперь корабль настоящая плавучая пустыня без признаков оазиса. Теперь остается только ждать когда придет она – страшная, сухая, незаметная смерть. И Настя сейчас приблизила её приход ровно на три дня. Да ещё отобрала у Пятницы несколько часов жизни. В ушах шумело от ужасающего факта – воды больше нет!!! Воды больше нет!!!

Ну что ж – нет так нет… И Настя начала готовиться к ЕЁ приходу…

В дверь царапался обделенный Пятница. Настя не оставила ему ни глотка. Как ей смотреть в его глаза?

Он все также радостно встречал вышедшую из камбуза хозяйку, но сейчас его взгляды на пустую миску были красноречивее человеческой мольбы.

Настя снова прошла мимо, не останавливаясь, не отвечая на приветствия. Она шла на корму, в тень рулевой рубки, там, где они в старые и относительно добрые времена отдыхали после сытных «застолий».

За кормой тянулся длинный серебристый след, попутный ветер ровно дул в паруса, корабль куда-то торопился по своим делам, не обращая внимания на пассажиров, которым уже некуда спешить.

Настя больше не смотрела вдаль с надеждой и тоской, она смотрела тупо, без всякой надежды и отрешенно думала о том, какой же неудачный оказался этот «медовый месяц».

Посторонний шум на палубе отвлекал её внимание, что-то беспорядочно шумело и приближалось. Настя выглянула из-за угла рубки и от жалости у неё закололо в груди. Она хорошо понимала, что чувствует сейчас нечастная собака! Она сама недавно из-за этого невыносимого чувства совершила подлость и последнюю ошибку. Она уже знала, что значит сохнуть изнутри! И ещё она знала, в отличие от Пятницы, что надеяться им не на что. Она смирилась и ждала того момента, когда станет совсем невмоготу, чтобы легко, обезумевшим от страданий телом перевалиться через борт, в океан соленой воды. А бедное животное ни о чем таком не знало и даже не догадывалось. Пятница уже не злился, он плакал, он просил, он умолял закончить пытку. Грохотала пустая миска, которую он носом толкал впереди себя.

Невыносимо было смотреть на отчаянные, но совершенно бесполезные попытки Пятницы выпросить воды. А он все толкал и гремел пустой миской, пока не добрался до Насти. Потом уселся перед ней с таким просящим выражением собачьего лица, печально моргая, как будто прогоняя слезу, что у Насти что-то порвалось в груди от жалости, беспомощности, сострадания и бессильной ярости.

А Пятница просил и смотрел, смотрел и просил, как может смотреть умная собака, измученная жаждой. Он заглядывал Насте в глаза и удивлялся её недогадливости. Добрая, но глупая хозяйка не понимала. Тогда, для особо непонятливых, он лизнул горячим языком по сухой тарелке – яснее сказать он уже не мог.

Настя очнулась. Она поняла! Но не только то, что хотел сказать ей Пятница. Она поняла, что не может смотреть на мучения лучшего друга, с которым целый месяц жили душа в душу на заброшенном корабле, плечо к плечу в страшной ночи. Неизвестно откуда появились силы, и она легко, как пушинку, поднимает взрослого пса, в котором было больше 10 кило еще живого веса, и тащит к борту, чтоб прекратить его мучения. Пятница не злится, не вырывается, он доверчиво заглядывает ей в лицо, и в его глазах любовь и преданность. Он даже пытается лизнуть Настю в нос. Уже у самого борта ему это удается. И Настя сразу же раскисает от прикосновения горячего влажного языка своего несчастного еще живого пса. Она валится на палубу без сил, сраженная нежностью любимого друга.

Общая беда стерла грань между человеком и собакой, сейчас на корабле мучились и страдали два живых существа. Они любили друг друга и хотели жить.

Пятница затих у Насти на коленях. Теперь он понял, что воду у них отнял какой-то невидимый жестокий враг. Это он мучает его и любимую хозяйку.

Настя гладила Пятницу по голове и казнила себя за очередную «слабость»:

– Я даже не могу тебя избавить от мучений… Я ничего не могу. Я купалась в пресной воде!!! Я сегодня выпила всю оставшуюся воду. И твою порцию тоже. Вот так. Теперь ты больше не будешь пить. И я тоже. Я во всем виновата, я обрекаю нас на страшную смерть! Но я даже не могу сделать её короткой и не такой мучительной… Прости меня, мой милый доверчивый Пятница, я не могу ничем нам помочь.

Собака слушала внимательно и лишь иногда тяжело вздыхала, как будто заранее соглашалась разделить с ней все приготовленные страдания.

Ещё не настало время обеда, а солнце кусалось голодным зверем. От удушливой жары болела голова и плыли перед глазами темные круги. Затылок припекало и Настя чувствовала все признаки приближающегося теплового удара.

«Анастасия» вошла в зону мертвого штиля: паруса вдруг безжизненно обвисли, пропал ветер и стало душно, словно корабль окутали воздухонепроницаемой пленкой.

Облизывая пересохшие губы, Настя переползла в тень. За ней полз верный Пятница. Но даже в тени не было спасения от нависшей духоты. Освежающий ветер куда-то исчез, шхуна качалась на волнах и никуда не плыла.

К полудню стало невыносимо, казалось, что раскаленная, дышащая жаром печь находиться где-то рядом, она вытягивает из тела последнюю влагу и сжигает кислород.

На палубе валялись два распластанных, обезвоженных тела: Пятница лежал на боку, свесив сухой язык и часто, тяжело дышал; Настя лежала рядом, лицо ее было красное, обожженное, губы потрескались и просили пить.

Настя ослабела, она не хотела обливать себя и Пятницу водой из океана, она больше не хотела временных облегчений, она больше ничего не хотела, даже пить… Она торопила приход страшной сухой спасительницы.

Даже сквозь прикрытые веки Настя замечает, что стало темнее, как будто, нарушив установленный порядок, на море опустился вечер. Настя долго не решалась открыть глаза, боясь в очередной раз испытать тяжесть разочарования. «Белые облака» на далекой линии горизонта уже приучили её не особенно верить в чудеса. Она тянула время, обещая себе открыть глаза сразу же после цифры десять. Счет уже перевалил за тысячу, а Настя продолжала бороться с нерешительностью. Наконец, сказав твердое «раз, два, три», она открыла глаза.

На этот раз похоже действительно случилось чудо: обжигающее солнце спрятала серая пелена, такая плотная, что не пропускала сквозь себя ни одного ненавистного лучика. И хотя по-прежнему было душно, и застывший воздух плавился от жары – реальная надежда на спасение вернула Насте силы. Она ожила.

– Тучи! Тучи! Пятница, смотри – солнца нет, оно в тучах! Будет дождь, будет вода… будем жить! – тормошила Настя измученное животное.

Пятница вильнул в ответ хвостом два раза. Глаза его смотрели виновато, он как бы извинялся за такую вялую реакцию на радость хозяйки.

А Настя уже летала по палубе, собирая со всего корабля емкости для небесной воды. Скоро на палубе не осталось свободного места: чашки, тарелки, кастрюли, тазы, баки и просто расстеленный брезент были готовы к дождю.

Небо грозилось, темнело, обнадеживало Настю, а к вечеру взяло да и расчистилось… Сначала сквозь тучи пробился один слабый луч предзакатного солнца, за ним второй, третий, четвертый. И вот уже розовый закат нежно подсвечивает ясное небо. В другое время Настя непременно залюбовалась бы полыхающими красными и переливающимися голубыми красками. Она любила смотреть на картины, которые рисовала сама природа, они были неподражаемы, они удивляли невыдуманной, искренней красотой.

Но в этот безоблачный вечер Настя была далека от получения эстетического удовольствия. Розово-голубая мазня вызывала у неё приступы звериной ярости. Девушка металась по палубе, пиная и разбрасывая не пригодившуюся тару, и проклинала все, что попадалось ей на пересохший язык. Она грозила кулаком ненавистному солнцу, гнала его прочь, ругала самыми последними словами и обещала сегодня же броситься в океан.

В самый неподходящий момент Пятница предпринял ещё одну попытку напомнить о себе. Он уже знал, что от Насти ничего не зависит, но ему очень хотелось пить… Отыскав среди разбросанных посудин свою, в которой раньше всегда была вода, он зажал её крепко в зубах и пошел к Насте. А в глазах все та же кричащая мольба. Он подошел к Насте со спины и легонько толкнул её чашкой в ногу. Настя пружинисто развернулась. На мгновение поток проклятий оборвался. А потом она злобно прорычала:

– Дай сюда! Дай сюда! Она тебе больше не пригодиться!

И вырвала миску с такой силой, что чуть не свернула Пятнице шею.

– На, собака, получай! – это уже обращение к солнцу.

И вслед за словами в горячий диск летит собачья миска, пущенная с силой и скоростью снаряда. Но Настя, конечно же, не попала в цель. Не причинив никому вреда, посудина плюхнулась в воду и сразу же пошла ко дну.

Долго Настя ещё продолжала бесноваться, по достоинству оценив милый розыгрыш с дождем.

– Смешно! Можно умереть со смеху… Я, наверное, так и сделаю! И вообще, я не буду больше прятаться в душной каюте, а завалюсь прямо здесь на палубе, как собака, среди пустых кастрюль и банок. Уж если пришла пора веселиться, так буду веселиться на полную катушку! Кого стесняться?! Кого бояться?! Этих, что ли? – стонущих и шуршащих? Так я плевать на них хотела! Нате, берите – вот она я, зачем ждать ночи?! Ничего, я скоро сама стану одним из вас и тоже буду пугать трусливых пассажиров!

В яростном запале Настя смело бросала вызов сразу всем: солнцу, океану, морским призракам. Она избавилась от страхов и впервые, за несколько последних недель, почувствовала полное безразличие ко всем опасностям и ужасам этого мира.

Подтверждая свои слова действиями, она легла на расстеленный на палубе кусок брезента, который приготовила для сбора воды. Но по случаю отмены дождя можно было использовать его в качестве спального места. Что и было сделано довольно демонстративно. Так же демонстративно Настя отказалась от ежевечерней порции рома, без которого раньше даже и не пыталась встречать ночь. Казалось, что уже можно праздновать оглушительную победу над всеми страхами. Но…

На небе вспыхнула первая звезда. От моря потянуло прохладой, стало легче дышать. Сумерки понемногу сгущались, нагоняя тревожное ожидание чего-то. А над водою поднимался легкий, призрачный туман, как ненавязчивая декорация к зловещему спектаклю.

Гнетущая тишина полного штиля… И вдруг хлопок паруса. Он прозвучал пушечным выстрелом.

От испуга Настя тихо ойкнула и сразу же начала искать глазами виновника своего испуга. На «Анастасии» все паруса по-прежнему висели безжизненно, как белье на реях. Ветра не было и в помине – мертвый штиль.

И вдруг снова захлопали паруса, надуваемые попутным ветром.

Настя вскочила с брезентового ложа, кинулась к борту. И замерла, скованная ледяным ужасом… Прямо на неё мчалась двухмачтовая бригантина. Ветер дух в истрепанные паруса, оглушительно хлопая ими в зловещей тишине полного штиля. Настя перестала дышать, кожа покрылась противными холодными мурашками, а кровь всё отливала от кожи, до тех пор, пока Настя не стала белее парусов корабля-призрака.

Окутанный туманом, с погашенными корабельными огнями, «Летучий голландец» торопился в гости к Анастасии. На сгнившей палубе качались страшные тени в истлевших лохмотьях, а на мостике, приветствуя «Анастасию», печально улыбался капитан. В костлявых руках его зажата дымящаяся трубка…

Вцепившись бесчувственными пальцами в поручни фальшборта, Настя смотрела на приближающийся призрак безумными глазами, у неё мутился рассудок от беззубой улыбки курящего скитальца.

Ярдах в пяти жуткая бригантина повернула нос и в торжественной тишине продолжила свой путь в никуда. Настю обдало промозглым холодом из неживого прошлого, ее шхуна качнулась на пологих волнах, идущих от мертвой бригантины. Настин крик оборвался на вздохе, она страшно закатила глаза и упала в обморок.

Клочья рыхлого тумана поднимались от воды все выше и выше, намереваясь поглотить беззащитный кораблик, затерявшийся в серой мгле. Наконец, белый дым поднялся до палубы, перевалил через борт и оказался на судне единственным хозяином. Скоро сама Анастасия и одноименная шхуна утонули в густом влажном облаке.

Куда исчез «Летучий голландец» и был ли он вообще – на этот вопрос могло ответить только море. Но оно молчало, надежно пряча свои тайны по черным безднам, там, где покоились бесчисленные жертвы необузданной морской стихии.

Сознание вернулось к Насте довольно быстро – туман ещё не успел развеяться. И тем страшнее было возвращение в реальность. Обморок был не глубокий, память не пострадала, и Насте хватило секунды, чтобы вспомнить жуткий оскал истлевшего капитана. От тихого ужаса у неё зашевелились волосы на затылке, крик подступал к горлу, но она не могла кричать – челюсти сдавила судорога, язык не слушался и боялся нарушать затаившуюся тишину.