Ноев ковчег доктора Толмачёвой

– Я не расслышал.

Тина в недоумении взяла его промокшую куртку, повесила на плечики.

– На улице дождь?

– Скорее снег. Мокрый, в дождь переходящий временами.

Азарцев наклонился, стал снимать ботинки. Тине показалось, что он прячет глаза. Она ласково отстранила сенбернара, хотела что-то спросить.

– Володя...

– Что?

Он поднял глаза от пола. Наивная улыбка. Как маленький мальчик, принесший из школы дневник с плохой отметкой. Она не стала спрашивать.

– Вот твои тапочки.

– А-а. Спасибо. – Явное облегчение на его лице. – Да, чуть не забыл! – Полез в карман куртки, достал сверток.

– Что это?

– Приятель отдал.

Тина заглянула внутрь. В пакете лежал большой кусок толстой пресной лепешки и полкольца копченой колбасы.

– Где ты взял?

– Я же сказал, приятель отдал.

– Какой приятель?

Азарцев помолчал, потом нехотя пожевал губами.

– Ну, я его встретил.

– Где?

Он отвернулся, зачем-то стал перевешивать куртку.

– Володя... ты что-то скрываешь от меня?

Он вскинул глаза.

– Ты же не хочешь, чтобы я говорил неправду?

– Не хочу. Ты скажи правду.

Он вздохнул.

– А этого я не хочу.

– Почему?

– Слишком сложно.

Она отвернулась.

– Ну, не говори, если не хочешь.

Тина пожала плечами, ушла со свертком в кухню. Спросила уже оттуда:

– Володя, я отдам колбасу собаке? У Сени уже неделю не было ничего, кроме сухого корма.

– Я тебе принес. Делай, как хочешь.

Азарцев прошел в комнату, лег поперек постели, не поднимая ног.

Тина осмотрела колбасу, понюхала.

– Вкусно. Знаешь, я лучше ему на шкурках кашу сварю, а с колбасой тебе завтра сделаю яичницу...

Она принялась колдовать у плиты. Сенбернар протрусил в кухню. Тина посмотрела на него, все-таки отломила от принесенной Азарцевым лепешки кусок, отрезала несколько колесиков колбасы, положила на лепешку и дала Сене. Крошки аккуратно стряхнула на маленькое блюдечко. Азарцев полежал еще немного, поднялся, пошел к ней.

– На, возьми, – Тина протянула ему блюдце с крошками. – Покорми мышь.

Четвертый обитатель Ноева ковчега – мышонок по имени Дэвид Ризкин – жил в клеточке, стоявшей в комнате на выступе старого серванта из карельской березы. Золотисто-лиловые ирисы на витражах свидетельствовали о благородном происхождении мебели. Этот сервант да еще большая синяя ваза начала двадцатого, расписанная оранжевыми петухами, были самыми ценными вещами в скромной Тининой квартирке.

Азарцев поморщился, но взял блюдечко, открыл дверцу в клетку и осторожно, будто мышонок мог его укусить, поставил блюдечко внутрь. Снова залег на постель. Полежал немного и снова вернулся в кухню.

– Чай есть?

Тина спиной чувствовала его передвижения.

– Есть. В пакетиках.

– Я заварю?

Она обернулась.

– Ну что ты спрашиваешь? Конечно.

Он заварил себе в кружке чай, не подогревая чайника, подул, отпил несколько глотков.

– Уже не горячий.

Тина обернулась от раковины.

– Зачем же ты дул?