Фаина Федоровна

Я поняла, что сморозила глупость. Это мне помогло.

–Что ему надо?

–Он сказал, что у него билет, и он завтра уезжает, но вдруг его осенило, что не худо было бы поговорить с вами. И он пришёл. Но вы уже убежали.

–Куда он едет? – Я подумала, что Балабанов всё-таки решил переменить место обитания.

–В Киев.

–Чего ему там делать? Там сложнее устроиться, чем здесь. Впрочем, водители везде нужны, – Я обхватила себя руками и стала икать ещё чаще, задерживая дыхание, чтобы не икать. Я не понимала, неужели она пришла из-за Балабанова?

–Кто-то ему дал адрес врача – гомеопата. Там, говорят, гомеопаты хорошие. Он хотел с вами посоветоваться.

Я села на ближайшую от меня табуретку.

–Господи! – сказала я, отряхивая подол трясущимися руками. – Колдуны, куриный помёт и гомеопаты. Лучшее средство для лечения хронического риносинусита. Так ему и скажите.

–Я так уже и сказала.

–Да. – Я вдруг увидела, что творится вокруг меня, осознала в каком я виде, и не представляла, как мне дальше себя вести и что делать.

Мы обе смотрели друг на друга. Она стояла, а я сидела, и у меня не хватало ума пригласить её сесть. Из меня будто стала куда-то исчезать, та водянистая раздутость, которая делала меня не человеком, а медузой. Я снова ощутила себя собой, но безнадёжно больной и слабой. И тут я почувствовала, что могу вот прямо сейчас, сию минуту, грохнуться в обморок, и чтобы не упасть я тихонько стала сползать со своей табуретки на пол. Кружилась голова и хотелось вырвать. Поплыли круги перед глазами…

–Ну-ка, тише, тише, тише…. – Я почувствовала что кто-то приподнимает меня подмышки. -Давайте-ка сюда, на кровать, Ольга Леонардовна… Тихонечко-тихонечко… Не торопясь…

Правду говорят, что когда теряешь сознание – «уплываешь». Я погрузилась в темноту, как в воду, будто вошла ночью в тёплую спокойную реку и понеслась по течению. Потом пахнуло старой шерстью и дешёвыми духами, меня кто-то трогал и переворачивал. И когда я очнулась окончательно, я поняла, что переодетая в ночную рубашку лежу в постели, отец и мать стоят рядом, а Фаина Фёдоровна по ложечке вливает мне в рот крепкий чай с коньяком. Я замотала головой и сжала зубы. Я не хотела никого видеть. Мне было плохо, но одновременно и стыдно. И самое главное, я поняла, что сколько бы заботящихся обо мне людей здесь не было, моя проблема не решена и решаться не будет. Проблему мог решить только Сергей, прилетев сюда с букетом белых цветов, как ангел спускающийся с небес на картинах про «Благовещение». Он должен был заявить, что произошла чудовищная ошибка, он любит только меня, он готов развестись с женой и двумя детьми прямо завтра. А послезавтра он готов пойти со мной в ЗАГС, надеть свадебный венок на голову металлическому ослику, облить наши паспорта шампанским, поселиться вместе с моими родителями и сказать, чтобы я обязательно поступала в аспирантуру.

«Он не придёт», – говорил во мне человек разумный.

«Неужели я хуже всех?» – говорила во мне девочка Оля Григорьева.

«А вдруг придёт?» – говорила принцесса в горностаевой мантии с моей картинки, нарисованной на почтамте.

«А нужно ли, чтобы этот человек пришёл?» – наверное могла бы сказать Фаина Фёдоровна, но именно она ничего не говорила, а только ходила и поднимала с пола разбросанные мной вещи.

–Чаю, Фаина Фёдоровна? – спросила мама, входя в комнату с горячим чайником и коробкой подаренных пациентами конфет.

–Спасибо, попозже. – Фаина вытаскивала из-под кровати пояс от моей юбки.

–Фаина Фёдоровна останется у нас ночевать, – сказала мама, а я смотрела на неё глазами ещё не полностью пришедшего в себя получеловека – полумедузы. Ночевать? Зачем? Мне хотелось встать и уйти из дома. Из того дома, в который я так стремилась.

–Не ехать же ей сейчас обратно? – Мать поставила на кровать поднос с чашками, блюдцами. -Пейте, Фаина Фёдоровна. А может, вы хотите чего-нибудь посущественней? У нас есть суп, котлеты…

–Не беспокойтесь, – Моя медсестра была сама респектабельность. -Я посижу с Ольгой Леонардовной. И чаю выпью. Попозже. – Она оглянулась, как бы оценивая, на чём можно прилечь в моей комнате. -Если составить вместе несколько стульев, а вы мне дадите подушку и что-нибудь подстелить…

–У нас есть прекрасная раскладушка и матрас! – засуетился отец.

–И подушка, и одеяло… -забегала мама.

Я приподнялась на кровати и села, поджав ноги. Я чувствовала себя в западне.

–Вы меня не стесняйтесь, Ольга Леонардовна. Ложитесь и спите. Наших с вами больных на завтра никто не отменял. Вместе и пойдём на работу.

Потом, дней уже через несколько, я извинялась перед ней и говорила, что не понимаю, что на меня нашло.

–А это любовь у вас такая была, Ольга Леонардовна. Как наваждение. Такое бывает. Вроде если разобрать, то и нет ничего, а как найдёт на человека что-то, так он вдруг – рраз, и в окно с пятого этажа. И у вас тогда тоже такой же вид был, ненормальный. Я-то знаю, как это бывает. Поэтому и осталась с вами, хоть и видела, что вам хочется избавиться от меня. У девчонок, медсестёр на фронте я такого насмотрелась… Обжимаются с кем-нибудь из раненых, вроде понарошку сначала, вроде даже как бы шутя, а потом, когда дружка подлечат да снова на фронт отправят, они и уксусом, и верёвкой… Только и глядела тогда, чтобы в уборной не запирались.

Боль моя за эти дни как-то притупилась, хотя была ещё очень сильной. Я могла работать, я могла жить дальше. Так обух топора бьёт по куску дерева, поставленному на попа сильно, расплющивая всё, что лежит на поверхности, но не в силах расколоть само дерево.

–А квартира у вас хорошая, – вдруг сказала Фаина Фёдоровна, казалось, без всякой связи. -Уютная, чистая. Комната у вас своя, опять же, отдельная… Живи не хочу.

И я вдруг подумала, что наша совсем небольшая, но действительно уютная, и самое главное, отдельная, квартирка, может быть предметом недостижимых мечтаний Фаины Фёдоровны, всю жизнь проведшей в коммуналке.

А в ту ночь отец втащил для Фаины Фёдоровны раскладушку, мама быстро соорудила постель. Я поняла окончательно, что одной мне никак не остаться, снова легла и отвернулась к стене.

Фаина Фёдоровна села на приготовленное ей ложе, подвинула к себе поднос, налила чаю и невозмутимо всыпала в свою чашку три ложки сахарного песка.

–Крепкий, -хлебнула она из чашки. – И горячий ещё. Вкусный.

Я не видела её действий, но обо всём догадывалась по звукам.

–А я не обижаюсь, – сказала она. -Отвернулись – и хорошо. Постарайтесь уснуть. Тогда и я лягу.

–Я не могу уснуть,– зло сказала я. -Вы мне мешаете.

–А я потихоньку буду прихлёбывать.

Я снова к ней повернулась и увидела, что она сидит на раскладушке прямо и ровно, как герцогиня на приёме, и в руках держит чашку на блюдце. И лицо у неё спокойное и властное. И мудрое лицо.

Зачем она мне сказала про Сергея? – думала я. -Могла бы промолчать… Какое её было дело?

Фаина Фёдоровна опять глотнула чай и протянула свою намытую сухую лапку за конфетой. Скребанули её ноготки по пластиковой упаковке. Зашуршала цветная фольга. Фаина Фёдоровна раскусила шоколадную оболочку и стала всасывать сливочно-помадную плоть конфеты. Меня чуть не стошнило. А она так любила сладкое! Шоколадные «Ассорти» ведь доставались всё время мне, как врачу. Я-то ей уже передаривала конфетки подешевле.

Я встала и вышла в туалет. И с наслаждением задвинула задвижку. Когда я снова проходила через комнату, в кухне стояли родители и с беспокойством поглядывали мне вслед, Фаина Фёдоровна пряталась за косяком двери в мою комнату. Они меня караулили.

–Ложитесь все спать! – сказала я своим уже обычным голосом, проходя мимо. -Ничего я с собой не сделаю. У меня завтра полный приём.

Я снова легла. Отчётливо и навязчиво, как всегда по ночам, стремилась по кругу секундная стрелка на циферблате настенных часов.

Фаина Фёдоровна немного подождала. Аккуратно сложила грязную посуду на поднос, вынесла поднос в кухню.

– Я, пожалуй, пойду домой. Думаю, вы правда пришли в себя, -сказала она, когда вернулась.

–А как вы это определили? – Злость моя сменилась иронией.

–А слышно было, как вы в унитаз долго писали, – лицо её сохраняло полную серьёзность. – Надо думать, дурь ваша, хотя бы частично, с мочой и вышла.

Я ошарашено посмотрела на неё, потом вздохнула.