– Кстати, для мужчины это и вправду настоящий подвиг, – уточнил Максим, аккуратно ставя будущую жену на землю, и придерживая, чтобы она не упала от головокружения.
– О, Максим! Неужели мы действительно жених и невеста? Нет, ты, пожалуйста, послушай. Я… именно я… и невеста. Ни Катя Васильева, ни Олеська из девятиэтажки, а я со своими бзыками и странностями, с моей зубной болью, с неумением готовить, с любовью к календарикам. Я до сих пор не могу поверить в свое счастье.
– Ничего, поверишь, когда купим тебе свадебное платье.
– Что значит «купим»? – тоном, не признающим возражения, произнесла девушка, – Платье я пойду выбирать с мамой. Не думаете ли Вы, мистер Нарзанов, что я покажу Вам свадебное платье до церемонии вручения мне обручального кольца?
– О, будущая миссис Нарзанова, в Вашей прекрасной головке таится столько предрассудков! Но ради твоей чудной улыбки, Елена Прекрасная, прощается тебе «сей грех не к смерти». Ладно, на этот раз ограничимся покупкой обручальных колец, костюма для меня и… что ещё нам нужно?
– Так… – Лена слегка наморщила свой хорошенький лоб, силясь вспомнить прочие свадебные аксессуары, – шарики, ленты на машину. Ленты нужно взять розовые и голубые. Эльвира говорила, что они с Робертом потом свадебные ленты использовали, когда забирали Элю из роддома. Как раз пригодились голубые, так как родился мальчик, а если бы девочка, то использовали бы розовые. К чему молодой семье лишние траты?
Лена еще что-то ворковала, а Максим как завороженный умилялся возлюбленной и, честно говоря, уже не слышал ни о желаемой ширине обручальных колец, ни о том, что они должны быть без модных теперь бриллиантов, ни о бутоньерке вместо платка, которую невеста желала увидеть в лацкане его пиджака, ни о Валитовых с их глупыми шутками в кафе на свадьбе брата. Макс смотрел на Ленины губы и ему рисовались: летний вечер, домик на берегу озера, он в домике сидит перед окном и что-то пишет. Наверно, это песня, которую сладостно будет петь любимой под гитару. А вот и она входит в дом, прекрасная и теплая, как этот майский день. Он поднимает на неё взгляд, крепко обнимает и…
– Макс! Ма-а-акс! Алё, ты где? – Лена тормошила жениха за плечи, – Я говорю, что для торжества лучше всего подойдет кафе «Перечница». Это в двух шагах отсюда. Ты меня слышишь? Макс?
– Прости, Ёжик, задумался о медовом месяце. Говоришь в «Перечнице»? «Пусть всё будет так, как ты захочешь», – приятным баритоном пропел парень отрывок из известного шлягера.
– Можно подумать, это только мне одной нужно, – Лена обиженно отвернулась. Все её воодушевление как рукой сняло.
– Не серчай, Ёжик, я исправлюсь, – Максим нежно обнял невесту, стараясь загладить свою случайную бестактность.
«Ёжиком» он звал её по двум причинам. Во-первых, когда они встретились, Лена была подстрижена очень коротко. Собственно говоря, это была не стрижка, а отчаянная попытка парикмахера исправит последствия дизайнерского опыта самой девушки, когда она, стоя перед зеркалом с ножницами в руках, желала сделать на голове что-нибудь «этакое». Во-вторых, когда Максим впервые увидел Елену, она зябко ёжилась, пытаясь победить холод майского утра, обхватывая себя руками и втягивая шею в тонкий свитер. Сердце Макса сжалось от зрелища одетой не по погоде дрожащей на остановке девушки (вечно эти девчонки форсят!), а оставаться в ветровке, когда на нём был ещё и пиджак, просто стало невозможно. Всё это было год назад. Счастливый год. Однако, ласковое прозвище «ёжик» к девушке прилипло окончательно, тем более, что она на прозвище давно уже не обижалась.
Ещё Максим звал Лену Ангелом – Взбултыхателем. Этот образ он почерпнул из Евангелия. Самого названия «взбултыхатель» там нет, просто оно родилось из сюжета.
– Ты у меня внутри всё переворошила, – как-то признался Максим, когда они еще не были женихом и невестой, – как тот Ангел, который время от времени спускался в Иерусалимскую купальню и возмущал воду для исцеления страждущих.
Откуда в их доме взялось Евангелие, Максим уже не помнил, но каждый вечер после семейного ужина мама открывала синюю книжку и читала о событиях двух тысячелетней давности в жаркой Палестине: о том, как великие и знатные, кичась своим положением, совершали страшные поступки; как самые презираемые и ничтожные обретали надежду, и с помощью Божией преображали свою жизнь; о том, что сколько бы раз не восходило солнце и какие бы неприятности не встречались на жизненном пути, они преодолимы, так как Сам Господь пребывает с нами и уже никто никогда не сумеет это изменить.
***
– Если придут мастера из цеха, тогда всё это дело, – закончил начальник Лены своей обычной фразой долгое наставление как проводить проверку на вибрацию опытных образцов.
– Павел Матвеевич, – взмолилась девушка, – давайте их уж после праздников. Сегодня всё равно «протрясти» две установки не успеем.
– Ничего. Сегодня начнёте, завтра закончите. Двух дней вам хватит выше крыши.
– Каких ещё двух дней? Завтра же суббота!
– «Рабочая», милая моя, «рабочая»! Или встреча с женихом в обед напрочь вышибла всю твою память?
О том, что из-за праздников перенесли выходные Лена действительно забыла, а язвительное замечание начальника и вовсе повергло её в уныние. Дело в том, что именно в субботу они с мамой решили искать платье, и уже исходя из его фасона и цвета, выбирать галстук, костюм жениху, ленты, украшения к машине и прочие принадлежности, без которых теперь не обходилась ни одна свадьба. Новый расклад выходных никак не вписывался в её стройные планы. Скажем, в воскресенье искать платье, а в понедельник на рынках всегда выходной. Что ли вторник потратить на всё остальное? Да и удастся ли платье найти за один день? В удручении Лена ходила взад – вперёд по комнате с мыслями о несовершенстве этого мира, о бренности жизни и невыполнимости наших желаний. Ей стало до ужаса жалко саму себя. «Человек должен быть строителем своей судьбы» – вспомнила она недавно прочитанную статью из журнала по психологии, а тут приходится подстраиваться под какие-то обстоятельства. Разумеется, если быть совсем честной, Лена понимала – никакой катастрофы не произойдет, даже при условии, что желанная покупка отложится на неделю или на две. И «строительство судьбы» вовсе не подразумевало, будто все обязательно должно складываться по заранее расписанному сценарию, а никак иначе. Но, тем не менее, она ощущала себя творцом песочного городка так любовно выстроенного, который какие-то злые мальчишки, разметали шутки ради.
В сердцах она пнула швабру, стоявшую в углу с прошлого субботника… Субботника? Да, да! Именно субботника! Мозг Лены лихорадочно работал. На этой неделе тоже проводили уборку, и даже Лену приглашали. Но девушке благополучно удалось отбрыкаться, сославшись на неотложные дела. Она имела в виду покупку платья и прочее. Но если день был рабочий, то всё менялось. По опыту Лена знала, что в рабочие дни субботник заканчивается задолго до обеда, и всё оставшееся время можно было употребить по своему усмотрению. Человек должен быть активным строителем своей судьбы!
Утром следующего дня, прежде чем выйти из подъезда, Лена высунулась из него и тщательно оглядела двор на предмет отсутствия знакомых. Затем, убедившись в безопасности, она бочком протиснулась и прошла прямо под окнами многоэтажки, пряча взгляд, и стараясь быть максимально незаметной. Виной такого поведения был её странный вид. Нужно признаться, что нас с вами вряд ли шокировало её одеяние, но для Елены Прекрасной сам факт облачения в немодные обвислые джинсы и выцветшую мамину куртку казался катастрофой. Девушку спасло то, что на субботник выходить нужно было на час позже, а в это время основная масса рабочего класса уже занималась своими непосредственными обязанностями, и потому, отсутствовала на улице. Пенсионеры и мамаши с колясками в такую рань еще не выходили. Подвыпивший с утра, а может и с вечера еще не протрезвевший бомж, мирно копавшийся в помойке, был не в счет. Поэтому Лена добралась до работы почти никем не замеченная.
– «Классный прикид», как сказала бы моя внучка, – огорошила Лену начальница службы хозяйственного отдела, назначенная на субботнике главной. По виду подвижной и моложавой женщины никак нельзя было сказать, что у неё уже взрослые внуки.
– Красивые джинсики. Так и ходи на работу. А то эта молодёжь вся утянется – перетянется, пупок наружу, ходят обдергайками. Ни вида, ни тепла… Ох, черёмуха – васильки! Неужели я дома телефон забыла?! А, нет. Вот он. Женская сумочка всё одно – чёрная дыра. Если вещь туда попала – не факт, что потом её найдёшь! Помнится, уехала я на дачу, а мне дочь с зятем звонят: «Мама, мы не можем домой попасть. Валера ключи оставил в квартире, а я свои потеряла». Потом через три часа опять звонит, мол, в сумочке нашлась пропажа. А я говорю: «Поздно, я уже в двух кварталах от дома». Ну, конечно, доехала, отругала их обоих по первое число и опять на дачу…
Лена пропускала мимо ушей женскую ворчню, сидя в подсобке и приятно вытянув ноги. В уме у неё рисовались подвенечные платья: прямые и приталенные, трапецеидальные и свободного покроя, розовые, цвета шампань и традиционно белые. В ушах её стоял шелест шифоновых и атласных юбок, хруст корсетов. Ещё зимой, когда Максим только сделал ей предложение, она сразу же потащила его в свадебный магазин, чтобы предстать перед женихом во всей своей красе. А показать ей действительно было что. Примеряя перед женихом наряд за нарядом, она окончательно убедилась в своём женском очаровании. На точёной фигурке девушки любое, даже самое невыигрышное платье, смотрелось великолепно. Вопрос был только в том, на что у них хватит денег и какой именно образ она предпочтет. Захочется ли ей выглядеть принцессой, древнегреческой богиней, а может, стоит выбрать наряд как для дневного коктейля, только длинный? Правда, когда Макс что-то подобное увидел в журнале, то отозвался о нём, как о «ночнушке». Ну, да ей-то он всё простит, даже такую шалость. В этом девушка была уверенна. Что же касалось нарядов под «греческий», то, как оказалось, его из-за отсутствия корсета, предпочитали в основном беременные невесты. Поначалу, всякий раз, когда Лена обращала внимание на греческий покрой, вопрос в магазинах «не беременна ли она?» её шокировал. Максим был человеком верующим, да и Елена время от времени заглядывала в храм, и даже с интересом читала религиозные книжки, которые иногда ей приносил жених. Поэтому вопрос – пожить ли им пробным «гражданским» браком, даже не ставился. К тому же Лену всегда удерживал от добрачных связей случайный разговор с бывшим одноклассником Валентом, который когда-то нравился почти всем девчонкам в школе. Высокий, спортивного телосложения, сын богатых родителей, Валент плюс ко всему хорошо учился. Но не только это заставляло трепетать девичьи сердца, а то, с каким вниманием он смотрел на собеседницу, как вкрадчиво говорил, будто она самый главный и незаменимый человек на свете. Лена ему тоже слегка симпатизировала, но в глубокой тайне, а потому числилась у Валента просто в хороших друзьях. Такое близкое положение, позволило ей услышать признание, которому она сперва не решалась поверить.
– Я женюсь только на девушке, – сказал тогда Валент.
– Подумать только, какое открытие! – съязвила Лена, – а я уж стала подозревать тебя в нетрадиционной ориентации.
– Нет, серьёзно. Прикольно, конечно, с девчонками погулять и всё такое прочее, но первая брачная ночь для моей жены должна стать действительно первой.
От неожиданности Лена чуть не поперхнулась газировкой. Ещё на прошлой неделе Валент хвалился, что им взята ещё одна неприступная крепость в соседнем спальном районе. И эта девушка была не первой, с которой её драгоценный одноклассник дошёл до конца.
– От кого угодно, но не от тебя можно ожидать такие высокие речи.
– А что ты хочешь, Ленюсь? Женщина в доме должна стать надёжным тылом и поддержкой мужчине. А если она свою честь ни во что не ставит, как будет сохранять мою?
– Поэтому ты в таком активном поиске, что ни одну юбку не пропускаешь? – возмущекние и женская солидарность нарастали в ней подобно снежному кому. Вспомнились сияющие от счастья глаза Маринки, и как в этих же глазах спустя всего лишь неделю стояли слёзы обиды и отчаяния. Роза, расставшаяся со своим женихом ради Валента и в результате оставшаяся ни с чем. Хоть недолюбливала Лена Тамару, но даже ей сочувствовала, когда она закрылась от всего мира после «проделок» всеобщего любимца. Истории с Машей, Айгуль, Анфисой и многими другими, чьи имена она уже не помнила, свидетельствовали не в пользу его красивых доводов. Теперь смазливое лицо Валента, его манерные движения скорее раздражали Лену, и она удивлялась, что прежде так долго увлекалась им.
Не заметив, перемены произошедшей в душе собеседницы, Валент продолжал.
– Не кипятись. Ты встань на моё место. Учусь я в Швейцарии, скорее всего, работать буду во Франции. Ты хочешь, чтобы при этом постоянно терялся в догадках: «Что дома творится»? А относительно «юбок», они сами все ко мне лезут.
– Ну, конечно!
– Правда, правда.
– Ага, как у того кота, который не сам спёр сметану, а она насильно заскочила ему в рот. Хоть мне постыдился бы врать! Я тебя с песочницы знаю. Подъедет весь такой крутой на своём красном кабриолете, пригласит покататься и промеж делом: «Ой, какие приятные у тебя духи. Французские? Я сразу понял. Неделю назад был на показе в Доме Шанель, там было что-то подобное, но твои – гораздо лучше! А глаза твои мне напоминают синеву моря у Лазурного берега. Никогда не была во Франции? Ну, какие наши годы? Это дело поправимое. Я скоро возвращаюсь в Швейцарию, вот решил по дороге заехать в Париж, и такая очаровательная попутчица была бы очень кстати». И так «случайно» коснется коленки… Лицемер! – лицо девушки горело от негодования.
– Честно, Лен. Ну, хоть бы одна отказала. Я даже опыт ставил, думал сейчас встанет, залепит пощечину и уйдёт. Так ведь нет! Сидит, хихикает. На что ни решусь – всё можно. Разве для вида покочевряжится денёк – другой.
– Ох, Валент! Влипнешь ты когда-нибудь в историю со своими опытами. Встретишь этакую стерву с расчетливой головой и холодным сердцем, которая откажет в близости, но не из скромности, как ты надеешься, а с целью получить твоё положение и родительский капитал. Отзовутся тогда тебе девичьи слёзки.
Доля правды в его размышлениях, относительно доступности современных девушек, конечно, была, но Лена понимала: реальность не вполне соответствовала той надрывно-романтической истории, которую наплел Валент. Возможно, вначале своих похождений он, действительно, искал с кем создать семейный очаг. Но постепенно, как это часто бывает, средства превратились в цель, и Валент увлекся совсем иными мотивами, продолжая тешиться мыслью, о благородстве своих поступков.
Сейчас Лена уже не помнила, как закончилась их перепалка, но из неё она вынесла два важных урока: семью нужно закладывать в чистых отношениях, и не идти в этом смысле ни на какие компромиссы, ни с совестью, ни с веяниями времени, ни, тем более, с разгорячённым возлюбленным; а ещё для себя она решила, что как бы не сложилась жизнь, она не станет её связывать с красавчиком Валентом. Слишком уж у него завышенные требования к другим и сплошное попустительство к себе. Впрочем, ему она была по-настоящему благодарна. Обиды со временем забылись, а правильные жизненные установки позволили ей оценить скромного и заботливого Максима Нарзанова, которого она любила и себя при этом чувствовала действительно любимой.
Мысли о женихе вновь унесли её в свадебные бутики, а потому она выбирала метлу и перчатки для субботника в полу бредовом состоянии. Только когда её определили участок уборки, Лена встрепенулась. Это был знакомый им с Максимом пятачок. Близость к предприятию, зелень травы, а также скрытость от посторонних глаз, делали его излюбленным местом Лениных обеденных свиданий с женихом (который работал неподалёку), а в остальное время – сотрудникам для перекуров и собирания сплетен. Среди окурков и конфетных бумажек валялась шелуха фисташковых орехов, набросанная Леной накануне. С чувством пойманного вора, девушка пнула шелуху носком кроссовок.
– Как сказал бы Максим: «С ними случается по верной пословице: пес возвращается на свою блевотину». Так, кажется?
Никто ей не ответил. Лишь ветер, пробежав по девичьим волосам, пошевелил травой, уронил пивную банку и, разгоняя пыль, полетел шептаться с черёмухой о Лениной истории. Вздохнув и оглянувшись, не видит ли кто её в затрапезном виде, девушка приступила к работе. Сперва неловко, но с каждым разом всё более приноравливаясь, стала она сметать мусор. Постепенно девушка вошла во вкус, и даже на удивление легко выковыряв близ стены какую-то железную трубу, положила её в общую кучу мусора. По завершении работы, она удовлетворённо осмотрела поле своей деятельности. Кусты шиповника и трава теперь особо радовали своей зеленью, которую после долгой зимы приятно было созерцать. Ничто человеческое не уродовало их первозданной чистоты. Даже пыль от машин еще не успела осесть на недавно распустившиеся листья. Лишь только что проснувшиеся шмели, на всякий случай проверив шиповник на предмет цветов, спешили вслед за ветром к черемухе, стоящей невдалеке от кафе «Перечница», где Лена вскоре собиралась играть свадьбу. Видя, что на её участке работа закончена, и Лена поспешила к кафе, догоняя остальных «субботников», навыкшим взглядом высматривая по дороге окурки и сметая их в кучки у бордюров.
– Хорошенький денёк, – прозвучало у неё над ухом, когда девушка склонилась подобрать пустую пачку от сигарет.
– Да, солнечный. В этом году очень ранняя и теплая весна, – ответила девушка мужчине лет пятидесяти, шедшему от «Перечницы», в одной руке у которого была метла, а в другой – мешок с мусором.
– А у меня всегда тёплая весна, как только услышу от кого доброе слово. Жалко, что чаще бывает наоборот. Знаете ведь этот народ? Для них дворник – не человек. Его можно обругать, можно послать…
Честно говоря, Лена сперва решила, что это один из их сотрудников. Впрочем, против дворников у неё не было предубеждений, а потому захотелось его как-то подбодрить.