
Ключ в новую жизнь – на Reception
Автобус тем временем проезжал через берберскую деревню. Траглодиты – пещерные жители, они сохранились еще в Тунисе. Только вот что странно: над пещерами в огромном количестве виднелись спутниковые тарелки. Видимо, жилось траглодитам в своих пещерах весьма неплохо, лишь несколько жилищ показывали туристам, там действительно все сохранялось в этническом стиле, но это для туристов. Обедали тоже в пещерном ресторане, своды потолка были низкими, вдоль длинных столов стояли простые скамьи, и еда была национальная: кус-кус, лепешки, фрукты. Поражал тот факт, что среди пустыни, где с водой, естественно, проблемы, «удобства» были, как в хорошем отеле: дорогая плитка, зеркала, современная сантехника. Видимо, традиции традициями, а комфорт для туристов – это важнее всего.
Еще одно очень сильное впечатление этого дня – Эль-Джем, второй в мире по величине колизей после римского. Добрались туда, когда жара стала немного спадать, поэтому побродить и посмотреть можно было с удовольствием, не торопясь.
Эль – Джем завораживал своей красотой и величием. Он прекрасно сохранился, можно было подняться на трибуны, посидеть на каменных скамьях, спуститься вниз под арену, где раньше находились жилища гладиаторов и клетки, в которых держали львов и тигров. Но самое главное даже не это. Глядя на эти стены, думаешь, как много видели эти камни, как много они знают, как гордо смотрят на нас с высоты веков: вы тут бегаете, суетитесь, а мы стоим века и долго еще стоять будем, многое увидим и узнаем, что будет и после вас. Вот такая грустная философия. ПВ совсем замучил Полину, он снимал ее на фоне полуразрушенных стен, на фоне амфитеатра, заставлял подниматься на самый верх, чтобы на фото было видно небо, необыкновенно чистое и ярое. Полина устала от этой фотосессии, но зато потом сколько было восторга, когда рассматривала снимки. Ведь это не просто море, не просто пляж – фотографии, которые привозят практически все из отпуска – это величайший памятник истории и культуры. И ты рядом среди этих развалин…
В автобусе все спали, эти два дня были настолько насыщены событиями и впечатлениями (а ведь известно, что эмоциональная усталость всегда больше, чем физическая). А вот ПВ не мог заснуть. После сегодняшней ночи в его жизни что-то перевернулось, как ни банально это звучит. После того, как его оставила жена, он не верил ни в любовь, ни в возможность счастья. Конечно, у него случались мимолетные романы, но женщины уже практически с первого свидания начинали прощупывать почву на предмет подарков, которые можно от него получить. Он дам не разочаровывал, подарки делал, но отношения прекращал. Время шло, сначала он надеялся, что встретится и на его пути женщина, которой будет интересен он, с его проблемами, достоинствами и недостатками, а не уровень его жизни и его возможностей. А потом с головой окунулся в работу, в бизнес, понял, что самое дорогое у человека – это время и тратить его на отношения, которые ни к чему не приведут, – глупость. Почему-то он был уверен, что ни к чему не приведут. Сейчас же он мысленно благодарил Серегу и Маринку за то, что они отправили его сюда отдохнуть. А как он отбивался! Сердце вдруг зашлось от мысли, что он мог бы не поехать. Вспомнилась вдруг старая песенка: «Представить страшно мне теперь, что я не ту открыл бы дверь, не той бы улицей пошел, тебя не встретил, не нашел…»
– Встретил, нашел, – сказал себе мысленно и улыбнулся.
Почему-то не было никаких сомнений, что эта женщина, ЕГО Лина, действительно его, что он всю жизнь шел именно к ней, а она ждала его. И пускай им уже не двадцать лет, и он старше ее, но ведь и впереди еще столько счастья узнавания друг друга, привыкания друг к другу, столько любви и радости. Может быть, это даже хорошо, ведь в таком возрасте больше ценишь то, что имеешь. И как здорово, что у Лины есть сын, как хочется, чтобы и он стал таким же родным и близким. ПВ опять мысленно улыбнулся, купаясь в мечтах, и вдруг как острая боль пронзила какая-то тревожность, какое-то нехорошее предчувствие. Он попытался отогнать его, но вернуться в прежнее состояние, к прежним мыслям уже не удавалось.
В отель вернулись за час до ужина.
– Приведу себя в порядок, и встретимся в холле, да? – она так посмотрела на него, столько тепла было в ее глазах, столько счастья, что его опять окутала волна блаженства такого, что ничего, кроме этих глаз уже не существовало.
Полина приняла душ, поправила макияж, выбрала очень элегантное, но довольно яркое и очень женственное платье, которое на самом деле было сарафаном, потому что держалось на узеньких бретелях. Но назвать просто сарафаном эту феерию роз на черном фоне, пышную юбку, где оборки с цветами чередовались с просто черными, язык не поворачивался. Скорее, это был вечерний наряд для романтического ужина. Вот на него-то она и собиралась так тщательно сейчас. Поправила прическу, критически оглядела себя, повертевшись перед зеркалом во всю стену, и осталась очень довольна собой.
–Хороша! – сказала своему отражению и улыбнулась такой счастливой улыбкой…
На самом деле она ожидала, что вернется из Сахары обгоревшей, усталой, невыспавшейся, будет плохо выглядеть, и очень боялась этого. Сейчас же глаза ее лучились, недаром ведь говорят, что счастливые глаза женщины – ее лучшее украшение, а цвет лица был просто восхитительным. Она волновалась, как девчонка. То, что произошло в отеле в пустыне, было сном, сказкой, заставляло то как-то торопливо биться сердце, то замирать в ожидании: а что дальше? И это «дальше» почему-то казалось таким же сказочным и прекрасным, хотя не имело никаких конкретных очертаний, оно просто было. Полина вышла из номера, что-то мурлыча в такт мелодии, которая слышалась с улицы сквозь открытые окна холла. Стоя в кабинке лифта перед зеркалом, сказала себе любимой:
– Хотите посмотреть на счастливую женщину? Вот она – перед вами!
ПВ уже ждал ее в холле, он был выбрит, источал запах дорогого парфюма, в белых брюках и светлой легкой рубашке с короткими рукавами (не поло – по какому случаю ?) он был потрясающе элегантным, подтянутым.
– Господи, я же ничего не знаю о нем! Ничего, кроме того, что он очень родной человек, – думала Полина, увидев его сразу же, как только вышла из кабинки лифта. Она постаралась придать себе несколько солидности, замедлив шаг, но глаза – с ними-то что делать? ПВ уже спешил ей навстречу. Надо сказать, что с его глазами тоже было что-то не то: столько нежности, обожания и гордости, что вот эта удивительная, умная, красивая, эта роскошная женщина спешит сейчас к нему. Вдруг он вспомнил ее руки на своих плечах, ее нежные пальцы, ее губы, ее запах – и горячая волна обожгла его стремительно с головы до ног.
– Лина! Ты просто восхитительно выглядишь! Такое чувство, что ты не из пустыни вернулась, а из салона красоты! И у меня к тебе предложение, надеюсь, ты меня поддержишь: я предлагаю поужинать…
– Конечно, поддержу! Ведь мы и идем на ужин.
– Нет, ты меня не поняла. Я предлагаю поужинать в городе, в рыбном ресторане.
– Но это очень дорогой ресторан!
– Полина! Не произноси этих слов! Женщина, которая так выглядит, не должна думать о деньгах в принципе!
Она открыла было рот, но ничего не успела возразить.
– О деньгах в принципе должен думать только мужчина! – ПВ слегка приобнял Полину и повернул в сторону выхода из отеля. Они не успели сделать и двух шагов…
– Павлуша, милый, а я никак не могу добиться у обслуги, в каком ты номере! Пришлось ждать тебя здесь. Ну, здравствуй, дорогой! – женщина бросилась ПВ на шею, пытаясь поцеловать его в губы.
Лицо ПВ исказила такая гримаса боли и откровенной ненависти, что в первое мгновение Полина не столько оторопела от появления этой женщины, сколько от того, как изменился взгляд ПВ, сначала она увидела его глаза, а потом медленно, как в кино при замедленной съемке, оглянулась, еще не осознавая, что происходит. Как будто бомба разорвалась у ее ног, пропал звук, как при контузии, она видела только ЕГО и чужую женщину, которая так откровенно предъявила свои права на ЕЕ мужчину.
Но недаром жизнь научила ее держать удар, она очень быстро справилась с собой, ни один мускул на лице не дрогнул. Вот только глаза сразу потухли. Она вдруг поняла, что стоит неприлично близко от целующейся пары, хотя целующейся – это не совсем верно: поцеловать старалась женщина, а ПВ, очень быстро придя в себя, с откровенным чувством брезгливости, которое сменило выражение боли на его лице, пытался вырваться из ее объятий. На них обращали внимание, ситуация становилась неловкой.
– Милый, я так соскучилась, – слишком громко щебетала женщина, – почему ты не отвечал на мои звонки? Почему не сказал, что уезжаешь? Хорошо, что у меня остался телефон твоего Сереги…
– Не смей его так называть! – вдруг обрел дар речи ПВ, – это для меня он Серега! Слышишь? Только для меня!
– Ну что ты, дорогой! Не нервничай так! Я, как узнала, что ты здесь, сразу прилетела. Для нас, французов, Тунис – как дача для русских! – засмеялась мадам – француженка.
– Что ты хочешь от меня? Какой черт принес тебя сюда? – все больше выходил из себя ПВ, однако стараясь говорить очень тихо, почти шепотом, чтобы не привлекать внимания. Дама же его, наоборот, казалось, хотела, чтобы все присутствующие в этот момент в холле обратили внимание именно на них.
Полина вдруг осознала, что она здесь абсолютно лишняя, что это публичное выяснение отношений может пройти и без нее, нашла в себе силы, стараясь выглядеть как можно более беспечно и равнодушно, медленно повернулась и пошла в сторону лифта, мысленно моля Бога, чтобы тот был свободен. Видимо, Господь сжалился над Полиной: лифт, который иногда приходилось долго ждать, сразу распахнул свои двери и спрятал за ними ту, что более всего на свете хотела бы сейчас провалиться сквозь землю. Как часто мы слышим эти слова, привыкаем к ним, но не дай Бог действительно вдруг захотеть этого!
Полина только тогда почувствовала себя несколько защищенной, когда наконец захлопнула за собой дверь своего номера. Машинально глянула в зеркало, что занимало целую стену в прихожей. Еще несколько минут назад из этого зеркала на нее смотрела женщина с сияющими глазами, в глазах этих была жизнь, было счастье ожидания новой жизни, было просто счастье. Сейчас Полина увидела в зеркале такие потухшие, такие пепельные глаза, что испугалась сама себя. Она сползла по стене, потому что ноги вдруг подкосились, еще мгновение – и она просто не удержалась бы на высоких каблуках. Силы оставили ее, такого позора она не испытывала в своей жизни. Было много всего: трудности, лишения, заботы – позора не было. А здесь… Как могла она, взрослая женщина, опять наступить на те же грабли, поверить, надеяться… Господи, как было хорошо и спокойно. Нет мужчины – нет проблемы! Как гадко от банальности происходящего. Полина чувствовала себя «героиней» анекдота, в котором в роли неудачного любовника выступила она – Полина. Не муж вернулся из командировки не вовремя, а жена к ее ПВ. И застукала их, застукала в тот момент, когда дурочка Полина совсем уже ушки развесила и сама помогала разместить там как можно больше лапши. Она специально истязала себя такими словами, как будто хотела сделать себе еще больнее, потому что не могла простить, что позволила себе расслабиться. А вот слез не было. Мысль, почему она не плачет, настолько поразила Полину, что та даже несколько встряхнулась и пришла в себя, во всяком случае, с пола подняться попыталась, даже туфли предварительно сняла. А когда склонилась над раковиной, умываясь, даже подумала, что раз слез нет, значит, она становится прежней собой, сильной, умеющей смотреть трудностям в глаза. Плакала она, когда появился рядом мужчина, и она автоматически расслабилась и нюни распустила. Думая так, Полина все больше успокаивалась , но вдруг горячая волна окатила ее с ног до головы: она готова к трудностям, а здесь не трудности – здесь позор! Как завтра появиться в холле, в ресторане? «Кому ты здесь нужна, подумаешь – все на нее смотреть будут! Да ты всем до фонаря, все свои проблемы решают!» – убеждал голос рассудка. Но откуда – то в районе сердца пробиралась настойчивая мыслишка: « Все уже привыкли видеть вас вместе! Вы за одним столиком сидите, в конце концов!»
Мысль о столике окончательно вернула Полину в свою тарелку.
– Раз уж я осталась без ужина, не пойти ли мне выпить кофе? С ликером? – спросила она свое отражение в зеркале. Обрадовалась, что не успела смыть макияж, поправила то, что нуждалось в реставрации, и подмигнула себе любимой
Полина не относилась к тем женщинам, которые в подобной ситуации станут рыдать в подушку. Жизнь действительно научила ее быть сильной, научила адекватно воспринимать обстоятельства. Более того – была в ней некая авантюрная чертовщинка, которая и сейчас ну просто подмывала ее пойти посмотреть, что там происходит. Полина понимала не умом, а каким-то женским нутром, интуитивно, что если она сейчас как ни в чем не бывало появится в баре, выпьет кофе, то это снимет интригу и интерес к ситуации у тех, кто стал свидетелем этой безобразной сцены, сразу поуменьшится. Сама от себя не ожидая столь быстрой смены настроения, столь скорого принятия такого решения, она, критически оглядела себя в зеркале (именно сейчас выглядеть – просто необходимо!) и вышла из номера.
В отсутствие Полины события в холле развивались следующим образом. ПВ, милый, интеллигентный, с прекрасными манерами (чем он, собственно, и покорил Полину) человек, буквально рассвирепел, когда так неожиданно, в самый неподходящий момент увидел, нет, сначала услышал свою бывшую жену. А это была именно она, появившаяся, как черт из табакерки. В этот момент ему пришла в голову мысль, что чувство какой-то тревоги, преследовавшее его последние дни, оказалось реальным предупреждением об опасности. ПВ с такой тоской посмотрел вслед Полине, когда та уходила, но, как ни рвалось его сердце за ней, понял, что нужно сначала все выяснить здесь, а уже потом… она обязательно все поймет, ЕГО Полина не сможет не понять его.
ПВ чуть ли не силой подтолкнул свою бывшую к столику, взял себя в руки и тихим, почти нежным голосом спросил:
– Ну что, дорогая? Зачем пожаловала? Я правильно понимаю, что наша встреча здесь отнюдь не случайна?
Вот этого тихого, нежного голоса женщина испугалась, ей ли не знать, что это – высшая степень ярости ПВ. Она начала лепетать что-то о любви, которая все эти долгие годы жила в ее сердце, о том, как скучала…
– Хватит! – он сказал это так, что она замолчала. – Хватит, Нина, ты же знаешь, что я этим бредням о твоей любви поверить не смогу, прошли те времена, все в прошлом. Мы сколько лет не виделись?
– Нинель, – ответила она, безуспешно пытаясь выдавить хоть одну слезинку.
– Что?
– Меня зовут Нинель, я не Нина.
– Ах, простите, мадам, не признали-с сразу-то, давно не видимшись. Что ж Вам, мадам, в Парижике вашем не сидится? Что ж сюда-то припершись?
После этих слов притворяться и что-то придумывать было бессмысленно, характер своего бывшего мужа (уже очень бывшего, пожалуй, навсегда) она хорошо знала. Поэтому, сразу приняв деловой вид и перестав играть, Нина сказала тоном, каким говорят на переговорах, если хотят произвести впечатление на партнеров:
– Хорошо, давай начистоту. Мы расстались с мужем, у него давно начались проблемы с бизнесом. Сначала я не очень об этом задумывалась, потому что жила «под кайфом» от мысли, что я в Париже, что я француженка, могу ходить по магазинам мечты и покупать то, о чем в России даже не смела мечтать. Потом пообвыклась, поняла, что это там, дома, Серж был завидным женихом, а здесь он самый обычный, самый средний, далеко не богатый. Да и не красавец… Это в России у него вместо лица была табличка с надписью «француз», а во Франции я это лицо рассмотрела… Но потом, правда, ничего, наладилось. Его бизнес приносил доход небольшой, но зато стабильный, на жизнь хватало. Правда, бриллианты я не носила, на ройл-ройсе не ездила, но если сравнить с тем, как я с тобой жила – это небо от земли!
– Так зачем же ты приехала, от хорошей-то жизни?
– Видишь ли, милый, я так понимаю, что в любовь мою горячую ты не поверишь, – она засмеялась так откровенно и так вульгарно, что ПВ даже поежился от такого неприкрытого цинизма и с горечью подумал, что когда-то любил эту женщину, женился по любви. Впрочем, любил он другую, юную, искреннюю, с которой целовался до утра в подъезде, которой стихи писал, дурея от ее красоты и преданности. Пусть та Нинка, Нинок и останется в его памяти. А откуда взялась эта акула? Как она могла так измениться? Хотя ведь именно его любимая Нинка и сбежала тогда с французом, приняла сразу гражданство, сожгла все мосты. Значит, было в ней что-то, чего он не разглядел, не понял по молодости и по глупости. А ведь предупреждал его верный друг Серега, что ей прописка московская нужна была. Видимо, этого потом стало мало, они только начинали свой маленький бизнес и – что греха таить – сами в успех верили слабо. ПВ, уйдя мысленно в прошлое, голос Нинель слышал как бы издалека, но то, что она говорила, вернуло его к действительности, так вернуло, что, когда он понял ее требования, его даже в жар бросило.
– Что ты хочешь? – он даже задохнулся от абсурдности и наглости ее требований.
– Всего лишь половину твоей доли, дорогой, у меня хороший адвокат, думаю, у нас все получится. В конце концов, начинали мы вместе.
– Это мы с Серегой начинали вместе. А ты здесь причем?
– А я была твоей женой. И когда я разводилась, ты мне долю не отдал.
–Что было отдавать? Какую долю? У нас тогда еще ничего не было!
– Не нервничай, дорогой, зато теперь есть что отдать. Вот теперь, с такими-то деньгами я наконец почувствую себя настоящей француженкой!
ПВ достал молча телефон, нажал несколько кнопок.
– Серега! Зачем ты это сделал?
– Привет! Рад тебя слышать! Как водичка?
– Зачем ты это сделал, я тебя спрашиваю!
– Подожди, а что сделал-то?
– Передо мной сидит моя бывшая и требует разделить бизнес. Зачем ты ей сказал, где я?
– … Я ничего не понимаю. Она позвонила, плакала в трубку, говорила, что до сих пор любит тебя, что жить не может. Вот я и подумал…
– Эх, Серега… Если бы ты подумал… Ладно, скоро увидимся. Придется.
– Ну и зачем так нервничать? Компаньон-то при чем? Не сказал бы, что ты здесь, я бы в Москву приехала, просто мне здесь ближе, – уже очень уверенно говорила «бывшая». – Поэтому давай все решим миром.
В это время он вдруг увидел Полину, которая, казалось, еще больше похорошевшая (иногда выброс адреналина дает именно такой эффект), направлялась к бару. Все это время разумом он разговаривал с «бывшей», а сердцем был с Линой, представлял, каково ей сейчас, корил себя, что не с ней, был уверен, что она опять в слезах, и в то же время понимал, что сначала должен все уладить здесь. Поэтому, увидев ее сейчас такую уверенную в себе, восхитился тем, как правильно она себя повела. Он, сидя здесь, ловил на себе любопытные взгляды, со стороны явно было понятно, что разговор происходит непростой, ситуация нештатная. За столиком совсем рядом потягивала пиво Карина, поглядывая и прислушиваясь. Но Карина давно уже оставила их в покое, очевидно, выбрав для себя другой объект. Появление Полины, как ни в чем не бывало заказывающей в баре кофе, возвращало происходящее в штатный режим. Да и по большому счету – публика все время менялась, лишь немногим, приехавшим в одно время с ними, было известно, что приехали они врозь, что их роман начался именно здесь.
Бармен, который явно оказывал Полине особые знаки внимания, кивнул ей и указал глазами на столик. Она поняла, поблагодарила его улыбкой и села возле окошка, спиной к ПВ. «Спасибо», – сказал он ей мысленно, еще раз восхитившись тем, как умно она себя вела: она поняла, что, если он будет видеть ее взгляд, это будет мешать ему. На самом деле Полина просто не хотела его видеть. Бедный ПВ даже как-то не подумал, что она не знает, что это за женщина бросилась ему на шею, не знает, что их связывает, не знает, что в тот самый момент, когда ПВ восхищался ее пониманием и благодарил ее за это, Полина была уверена, что ее опять предали, ненавидела себя за то, что позволила себе поверить и надеяться, расслабилась, как девчонка, у которой все разочарования еще впереди. А она-то взрослая, опытная женщина и – те же грабли!
Бармен принес ей сам кофе, без молока и без сахара – как любила Полина, и поставил рядом бокал с ликером.
– Спасибо!
– Я подумал, мадам будет вкусно с кофе, – кивнул, указывая на ликер.
– Да, конечно, спасибо, – улыбнулась ему с благодарностью. Глоток ликера – это то, что ей сейчас действительно нужно. Или два глотка.
Не успела Полина поднести к губам очень изящную и какую-то «восточную» чашку с кофе, как за ее столиком оказалась Карина.
– Послушай, я на тебя зла не держу – не мой мужик, – она явно сделала уже чуть больше, чем два глотка, в руках у нее был бокал с виски, – но и ей ты Павлушу не отдавай. Эта змея с него какие-то деньги требует, тут что-то нечисто. Знаешь, я сначала злилась на тебя, что ты у меня такого мужика перехватила, а потом поняла: чего жалеть – не моего поля ягода. Смотритесь вы вместе классно. Я ж все понимаю – зачем я ему? А тебя он любит, он мне сам сказал. Так сказал… Хоть бы кто-нибудь про меня так сказал… Глаза у Карины подозрительно заблестели.
Полина, удивленная «визитом» Карины к ее столику, застыла с поднятым бокалом в руке, услышав про «любит» и особенно про «сам сказал».
– Да ты не смотри на меня так, я тебе правду говорю. Я к нему тут как-то подсела, когда он тебя ждал, думала, попытаю еще разок счастья, а он и сказал, что о такой, как ты, всю жизнь мечтал, что ты такая, блин, растакая. А она – стерва, не знаю, откуда взялась. Приехала сегодня, весь день здесь трется, теперь понятно: его ждала.
Полина понемногу приходила в себя. Появилась спасительная мысль, что ведь и у ПВ тоже есть прошлое, возможно, это звоночек оттуда. Так хотелось верить, что он ее не обманывал, что все прояснится. Сейчас она была благодарна Карине, наверное, это тот случай, когда нельзя оставаться одной, когда нужно с кем-то поговорить, пусть даже с бывшей соперницей. Полине вдруг пришло в голову, что она здесь всего неделю, а произошло столько, будто жизнь прожита. В этот момент она невольно, как-то интуитивно оглянулась и встретилась с ним глазами. Он давно уже смотрел на Полину, видел, как к ней подсела Карина, как они о чем-то вполне мирно говорили. Полина, оглянувшись, увидела столько боли в его глазах, что невольно вздрогнула: что все-таки происходит? Кто эта женщина?
А вокруг курортная жизнь шла своим чередом. У красивой мраморной колонны сидели дамы-француженки с бокалами вина, ухоженные, почти в вечерних платьях. В противоположном конце большого холла за столиками для курящих, сдвинув вместе два из них, расположилась большая компания немцев, и мужчин, и женщин, они потягивали пиво и громко смеялись. Несколько парочек уютно устроились на диванчиках. Щебетали дети, как они общались, прекрасно понимая друг друга, хотя разговаривали на разных языках? В баре было многолюдно, вечером публика любила посидеть в роскошном холле с чашечкой кофе или с бокалом чего покрепче, поэтому бармен и официанты крутились, едва успевая всех обслуживать, стараясь, чтобы не собиралась очередь. Здесь было принято вечером одеваться, поэтому девушки и дамы демонстрировали наряды, ходили на каблуках, одним словом, старались выглядеть. Ровный гул, стоящий над всей этой суетой, то вдруг нарушался взрывами смеха, то телефонными звонками, а иногда слышалась музыка, доносящаяся с улицы – там работали вечерние аниматоры. И вдруг Полина опять застыла, поднеся чашечку с кофе к губам, но уже не от слов Карины. То, что она увидела, даже заставило на какое-то время забыть о своих переживаниях. К бару подошли «наши люди»: молодой человек и его девушка. Оно бы все ничего, но он был в плавках, с которых, пардон, капала вода, а она в бикини, а верх – практически топлес, потому что легкое прозрачное парео прикрыть ничего не могло. Видимо, они были любителями вечернего купания, а после него почему бы не согреться? Вот они и направились в бар прямо из бассейна, им даже в голову не пришло, что это неприлично. Ну и что, что с плавок капает, топлес не нравится – не смотрите! За ближайшими к бару столиками замолчали. Молодых людей внимание, которое они привлекали, не смутило, скорее, оно им даже нравилось, и мысли не было, что это не только не «круто», но что они своим видом оскорбляют присутствующих. Полина увидела, как элегантные француженки за соседним столиком молча поставили чашечки с кофе, встали и направились к выходу на террасу. Стало так стыдно за своих, опять мелькнула мысль, что мы возмущаемся, что нас за границей не любят, относятся плохо. Но если мы демонстрируем такой уровень культуры – спасибо, что хоть пускают, не до любви уж.
– Слушай, она его на бабки разводит, точно тебе говорю, – продолжал Карина, – только вот кто она?