Если в замке полно гостей, собравшихся по случаю приезда жениха, как сказал дворецкий ее тети, то дом должен казаться живым от наполнивших его людей.
– Мари, почему никого не видно? – обратилась Сандрин к горничной. Ей не хотелось думать, что оправдались ее худшие опасения, и все родственники уже отправились на свадьбу.
– Так в доме почти никого нет. Только мадам и мадмуазель Вилье… мадмуазель Амандин Вилье, – решила уточнить горничная, глядя на Сандрин – с ее приездом в доме было уже две мадмуазель Вилье. – А его светлость отправились осмотреть владения.
– А что же остальные?
– Все что я знаю – это то, что гости разъехались около часа назад, сразу как закончился обед. Новый жених вашей сестры уехал еще на рассвете, не захотел оставаться дольше, все торопился куда-то. Ваша сестра попросила его задержаться до вашего приезда, но он не захотел. Так и уехал, один. Сказав, что будет ждать Амандин дома.
После слов горничной Сандрин поняла, что оправдываются ее опасения. Новый жених. «Интересно, а куда же делся старый?» – подумала она. Отношения со слугами у нее были всегда хорошие, в том числе и с Мари, и причин не доверять сейчас сказанному у Сандрин не было никаких. Что ж, хорошо, что дома только мама и сестра. Нужно как можно скорее поговорить с Амандин.
Пока она размышляла, как бы побыстрее остаться с сестрой один на один, чтобы узнать правду о происходящем здесь, Мари отворила двери, и они вошли в холл. На шум открывшейся двери к ним подошел дворецкий. Как всегда, безупречно одетый, с неизменной улыбкой. На его лице никогда не отражалось ни тени усталости. Он работал здесь столько, сколько Сандрин себя помнила. Отец говорил, что его взял в услужение еще ее дедушка, на самую простую работу, когда их нынешний дворецкий сам был еще мальчишкой. Он всегда заботился о сестрах, и со временем девочки Вилье стали считать его кем-то вроде двоюродного дяди.
– Мадмуазель Сандрин, мы не ждали вас так рано, – радостно произнес дворецкий, улыбаясь девушке. – Мари, приготовь госпоже комнату и ванну, чтобы она могла отдохнуть с дороги и искупаться. Может, хотите пока чаю? Или лучше пообедаете?
– Нет, благодарю вас. Пока ничего не нужно. Прикажите занести мой багаж в комнату, а я пока пообщаюсь с родными – так давно их не видела. Кстати, не знаете, где они сейчас? – обращаясь к дворецкому, Сандрин постаралась придать своему голосу как можно больше беспечности, чтобы ничем не насторожить слуг. Пока она не разберется, что сейчас происходит в доме, излишняя осторожность не помешает.
– Мадмуазель Амандин в своей комнате, отдыхает. Последние события утомили ее. Может, будет лучше подождать с визитом к ней? Вы устали с дороги. Да и обед, думаю, вам не повредит.
Сколько Сандрин себя помнила, дворецкий всегда пытался накормить их с сестрой. Уж неведомо, по какой причине, но он считал, что они слишком худы. И, чтобы не обидеть его, они в таких случаях соглашались что-нибудь перекусить. Хотя иногда просто делали вид, что едят, откусывая по маленькому кусочку. Вот только это все равно никак не отражалось на их фигуре – девочки были слишком подвижными, и все съеденное ими вмиг растрачивалось в играх и прогулках по окрестностям. Но сейчас не время было думать о чувствах пожилого дворецкого – Сандрин как можно скорее необходимо было увидеться с сестрой.
– В сложившейся ситуации самое главное – поговорить с сестрой. Все остальное, думаю, может подождать. – Сандрин улыбнулась дворецкому и пошла вслед за Мари, спешившей приготовить для нее комнату и ванну.
Поднявшись по широкой дубовой лестнице на второй этаж, Сандрин повернула направо. Как же ей все здесь знакомо! И эта лестница, и этот коридор, ведущий в их с сестрой спальни и спальни родителей. Портреты, развешанные по стенам и не менявшие своего положения год от года – только прибавлявшиеся вместе с рождением нового члена семьи Вилье. Мебель, наполнявшая комнаты, хоть и относилась к разным эпохам и была так не похожа друг на друга, неожиданно составляла единый ансамбль. Да такой, что все не переставали восхищаться вкусом хозяйки дома. В поместье, видавшем несколько поколений Вилье, царили умиротворение и покой. Толстые каменные стены не только скрывали от ветров зимой и от палящего зноя летом, они, казалось, так же надежно скрывали семью от невзгод.
На первом этаже дома находились гостиная, столовая, библиотека и кабинет отца, кухня, хозяйственные помещения и комнаты слуг. На втором этаже правого крыла – их с сестрой спальни, гардеробные комнаты и игровая, которая сейчас больше напоминала мини-библиотеку, спальни и гардеробные родителей. А все левое крыло занимали гостевые комнаты.
Оказавшись перед дверью сестры, Сандрин постучала. Мари давно скрылась за дверью комнаты самой Сандрин, располагавшейся по соседству, а дверь в спальню Амандин все не открывалась.
Сандрин подергала ручку двери. Так и есть – закрыто. Девушка постучала сильнее, потом еще и еще. И тут из-за дверей раздался голос Амандин:
– Уходите, мне никого не хочется видеть.
– Амандин, открой, это я.
На звук ее голоса дверь тотчас же распахнулась, и Сандрин в мгновение ока оказалась в объятьях младшей сестры.
Внешне они с сестрой были похожи – те же черты лица, те же темные волосы, точеная фигурка. Только глаза у Амандин были светло-карие, а у Сандрин – голубые. А вот характеры отличались совершенно. В детстве обе играли в куклы и любили читать, но с возрастом различие между ними становилось сильнее, и родители все отчетливее понимали, что их младшая дочь будет тихой, любящей женой, заботящейся о муже и детях, создающий домашний уют. Старшая же стала ее полной противоположностью. Она была очень любознательной, любила учиться и узнавать все новое. Ей было бы тесно в рамках, диктуемых обществом для замужней женщины.
Поначалу на обучение в «Белую лилию» были приглашены обе девочки. Но младшая, пробыв там два года, по обоюдному согласию учителей и обучаемой перешла в другую школу, не требовавшую от своих учениц великолепного владения любым преподаваемым предметом. Сандрин же нравилось учиться именно в «Белой лилии». А после того, как стало известно истинное назначение этой школы, она ясно поняла, что именно в этом и есть ее предназначение – служить королю.
– Как я рада, что ты приехала! Мне так много нужно рассказать тебе! – Амандин радостно улыбалась, сжимая ее в объятиях.
Несколько минут они так и стояли, потом руки разомкнулись, и сестры принялись с интересом разглядывать друг друга. Рассматривая сестру, Сандрин сразу поняла, что та плакала – глаза были красными, а на щеках блестели не успевшие высохнуть слезы. Но Сандрин решила не торопить сестру, дав ей самой рассказать все, когда она решится на это.
Амандин было тяжело говорить о причине своих слез, и она была благодарна сестре за то, что та не торопила ее, радуясь возможности хоть немного отвлечься от тяжелых дум.
Как же раньше все было по-другому! Сестры любили эти первые дни, когда Сандрин приезжала домой. Им столько нужно было обсудить и рассказать друг другу. Днем они сидели на маленьких диванчиках, а ночью просто ложились на кровать в одной из комнат и говорили, говорили практически сутки напролет без остановки и без сна.
Старшая рассказывала парижские новости и показывала новые наряды, сшитые по последней столичной моде, младшая делилась тем, что происходило в это время дома, а в последнее время – еще и своими отношениями с женихом. Она с интересом разглядывала подарки, которые привозила ей Сандрин, и слушала ее рассказы.
Приезжая, Сандрин всегда привозила что-то родителям и сестре. Это могло быть что угодно – новый наряд или шляпка, перчатки или накидка, муфта или украшения для прически, сладости. Кухарке, старающейся ни в чем не уступать другим, всегда доставались новые рецепты, которые готовили в лучших домах Парижа знаменитые повара. Сандрин понимала, что достать что-то из составляющих некоторых блюд в их местности просто невозможно, и к рецептам всегда возила недостающие ингредиенты. Приезжая, она всегда подробно пересказывала, какой вкус был у блюда, и они вместе старались повторить его. И, надо сказать, у них неплохо получалось.
Даже дворецкому перепадала какая-нибудь безделушка.
Своей любимой горничной Сандрин тоже всегда привозила в подарок новую шляпку, ленты для прически или ткань для платья. Они были проще, чем подарки для родителей, но приносили Мари столько счастья, сколько не могли бы принести и дорогие украшения с драгоценными камнями. Ее горничная была старшим ребенком в семье, где мать одна воспитывала пятерых детей – отец семейства погиб несколько нет назад на войне. Мари, даже по нынешним меркам, начала работать очень рано, стараясь хоть чем-то помочь матери, выбивавшейся из сил, чтобы прокормить детей. Мари никогда не баловали обновками, покупая новую одежду, только когда старая придет уже в совершенную негодность. Даже на Рождество она получала лишь что-то необходимое и практичное. И эти маленькие подарки, привозимые Сандрин, делали ее жизнь чуточку веселее.
Мари всегда ждала ее с нетерпением еще и потому, что Сандрин помогала с платьями и ее сестрам, перешивая что-то из уже имевшегося или покупая новые ткани и делая наряды из них. И даже когда поначалу ее опыт в кройке и пошиве одежды был совсем мал, а потому иногда не очень удачен из-за недостатка практики, Мари всегда искренне хвалила ее работы и не роптала, выстаивая по нескольку часов в платье, пока Сандрин что-то переделывала.
Да и сам дом, величественный в своем спокойствии, как будто преображался с появлением старшей мадмуазель Вилье. У него словно начиналась новая жизнь. Неспокойная, но веселая и счастливая. Вдвоем сестры производили в несколько раз больше шума, чем одна, всегда тихая, Амандин. Как только Сандрин возвращалась домой, окружающие не знали отдыха. Сестры вставали с утра, поднимая всех, кто был в доме, ни свет, ни заря, завтракали и шли гулять по округе. Или катались на лошадях. А иногда просто сидели дома, – придумывали и шили новые наряды, которые потом демонстрировали друг другу, родителям и слугам.
Порой Сандрин любила приходить на кухню, чтобы приготовить что-нибудь сама. Каждое такое ее появление на кухне неизменно пугало повариху, которая тут же начинала переживать и бояться сделать что-нибудь не так в присутствии мадмуазель Вилье. И все это несмотря на то, что она работала поварихой в доме еще до рождения Сандрин, и Сандрин никогда не критиковала ее и не делала замечания. Порой девушка вообще не обращала внимания ни на что вокруг, колдуя над своими кастрюльками, сковородками и жаровнями.
А если приходилось гостить дома в период сбора урожая, Сандрин неизменно бывала на винограднике и в погребах, наблюдая, как собирают виноград и делают вино. Все это было не очень похоже на жизнь, подобающую дочери графа Вилье, но Сандрин такая жизнь нравилась. Это придавало ее жизни осмысленность.
Но так было прежде.
Приехав домой сегодня, Сандрин поняла, что все изменилось. Что-то было вокруг, буквально витало в воздухе, и становилось понятно, что прежние веселые времена ушли, прошлого не вернуть. За эти полгода произошло нечто такое, что заставило сестер повзрослеть. И с их взрослением все тоже переменилось. Сейчас они уже не те маленькие девочки, что были когда-то, и от этого становилось грустно и почему-то страшно.
Наговорившись о ничего не значащих пустяках, сестры, наконец, замолчали и посмотрели друг на друга.
– Ну, рассказывай, – произнесла Сандрин, поняв, что настал момент выяснить, что же произошло. – Думаю, по-настоящему серьезных новостей много, но прежде всего, скажи: Гатьен решился и сделал тебе предложение? Ты выходишь за него замуж?
– Да, предложение он сделал, но замуж я выхожу не за него.
– Ничего не понимаю, ты его больше не любишь? – Сандрин была удивлена. Не может быть, чтобы своей нерешительностью Гатьен разрушил то нежное чувство, что испытывала к нему Амандин.
– Люблю.
– Почему тогда выходишь замуж не за него?
– Потому что предложение мне сделал не только он! Что мне теперь делать? – Сказав это, Амандин с надеждой взглянула на старшую сестру.
Сандрин задумчиво посмотрела на Амандин. Эти последние минуты разговора не только не прояснили суть происходящего, но еще больше запутали ее. Надо попытаться заставить Амандин все подробно рассказать, иначе она ничем не сможет помочь сестре.
– Амандин, тебе нужно мне все-все рассказать, и мы что-нибудь обязательно придумаем. Давай начнем с того момента, как я последний раз была дома, – произнесла Сандрин как можно участливее.
Сестра начала рассказ, и с каждой минутой Сандрин понимала: чтобы помочь Амандин, нужно придумать что-то действительно невероятное.
Из рассказа младшей сестры получалось, что все главные события случились всего две недели назад. До этого времени жизни Амандин была проста, легка и размерена. Она спала, гуляла и читала. К ней приходил учитель, преподававший игру на фортепиано. Родители устраивали приемы, также в гости приезжал и Гатьен.
Вот и пару недель назад барон де Руэль зашел к ней после обеда. Погода стояла прекрасная. Светило солнце и было по-летнему тепло. Амандин решила спросить разрешения у матери прогуляться по саду, расположенному рядом с домом. Обычно, чтобы соблюсти приличия, кто-то присутствовал при их встречах – мама или одна из горничных. Вот и в этот раз мадам Вилье отправила с ними Мари. Это был самый лучший вариант. Мари понимала, что влюбленным хочется поговорить наедине, и всегда делала вид, что что-то увлеченно рассматривает в комнате, в которой проходили встречи. А на прогулке старалась отстать от парочки на несколько десятков шагов, с интересом разглядывая окрестности.
Возможно, это было не совсем правильно – фактически получалось, что Амандин оставалась с молодым человеком наедине. Но они с Гатьеном ходили по общим тропкам, оставаясь у всех на виду, и не стремились вглубь парка, туда, где заросли были настолько густыми, что почти не пропускали солнечный свет, и не было никого вокруг.
Кроме того, все знали барона де Руэля как порядочного и надежного человека, да еще и слухи об их скорой свадьбе с Амандин давно ходили по округе.
Вот и в этот раз они гуляли по саду, болтая обо всем на свете, и смотрели на распускавшиеся на деревьях цветы. Мари, вышедшая за ними из дома, успела уже настолько замедлить шаг, что он видели только белое пятнышко ее передника да темно-синее – платья, мелькавшие далеко среди деревьев. И как только Гатьен увидел, что они отошли уже на приличное расстояние, его поведение поменялось – он стал отвечать невпопад на вопросы Амандин, путаться в словах и избегать смотреть ей прямо в глаза.