третий пригласил в кино,
пятый вечно плачет.
А четвёртый позабыл,
что теперь иначе,
плывёт шестой, как прежде,
по течению дальше.
Близнецы седьмой, восьмой
тянут одеяло,
с ними тяжело порой,
им важно лишь внимание.
А девятый чернышок
светлый одуванчик,
словно вовсе и не чёрт,
а милый добрый мальчик.
И ещё десятка два
грузом тучным едут,
их манеры не склоняют
к светскому общению.
А тридцатый только вторит
что-то про начало.
Тридцать первый алкоголик,
тридцать второй напарник.
Тридцать третий всё бухтит:
«Мало капитала…»
Тридцать четвёртый много спит,
ему не до познания.
Тридцать пятый чёрт похмелье,
тридцать шестой целитель.
Балагур тридцать седьмой,
тридцать восьмой сожитель.
Тридцать девятый, чёрт с тобой!
Может, просто жить мне?
Возгласил сороковой: «Ну, а как же мы все?»
В пустыне солнце заставит молчать
В пустыне солнце заставит молчать
и воздух горячий от жажды глотать,
и жизнь по песчинкам свою осознать,
мудрость в судьбу свою записать.
Пронзительный жгучий внутренний глас,
ещё одно око средь своих родных глаз
свяжет тебя со вселенским дождём,
потянешь за нити огромный клубок,
тяжёлая ноша настигнет, мечтай,
страстно желай и не отпускай.
Однажды, обрушится счастье с небес,
сложнее всего дожидаться чудес.
Душа
Душа летала во вселенной
и примеряла на себя
небесных разных тел обличия,