И снова о классике. Эссе

Славный корабль – омулевая бочка…

Ну, Баргузин, пошевеливай вал…

Плыть молодцу недалечко!

Античность в романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

«Самые величайшие из европейских поэтов никогда не могли воплотить в себе с такой силой гений чужого, соседнего, может быть, с ними народа, дух его, всю затаенную глубину этого духа и всю тоску его призвания, как мог это проявлять Пушкин».

Оценка, данная гению Пушкина Ф. М. Достоевским, отражает присущие поэту свойства русского национального характера – способность к перевоплощению, «всемирную отзывчивость».

Начиная с первых произведений, которые исследователи-пушкиноведы относят к 1813 году, его поэзия – творческий отклик, порожденный вечно молодым искусством античного мира.

Подобно К. Н. Батюшкову, Пушкин знакомился с поэзией древних греков по переводам, легко усвоив тон «изящного эпикуреизма». Главные темы его ранних стихов – дружба, любовь, наслаждение жизнью, восприятие жизни во всей полноте с ее светом и тенью.

Не пугай нас, милый друг,

Гроба близким новосельем.

Право, нам таким бездельем

Заниматься недосуг, —

убеждает поэт своего приятеля, атеиста и вольнодумца Е. И. Кривцова. Весь сонм богов греческого Олимпа слетается на страницы пушкинских рукописей и не последнее место занимает бог виноделия Дионис (в римской мифологии Вакх).

Знаменитая «Вакхическая песня» – гимн вину, солнцу и разуму:

Поднимем стаканы, содвинем их разом!

Да здравствуют музы, да здравствует разум!

Жизнеутверждающее начало, неприятие своего ухода и полного забвения звучит в одном из поздних стихотворений Пушкина, известном теперь каждому школьнику стихотворении «Памятник», идея которого восходит к римскому поэту Горацию:

Нет, весь я не умру – душа в заветной лире

Мой прах переживет и тленья убежит…

В своем стремительном развитии Пушкин быстро преодолевает узкие рамки первоначальной школы «изящного материализма», поднимаясь до высокой элегичности романтического плана. Этому способствовали решительные перемены в его жизни, новые впечатления от роскошных пейзажей Кавказа и Крыма, чувство радостного обновления и свободы. Правда, это чувство с самого начала отравлено самой причиной перемены – ссылкой. Поэтому обращение Пушкина «К Овидию», высланному когда-то из Рима в те же места императором Августом, кажется совершенно естественным. Сострадая Овидию, понимая его слезы, поэт поверяет печальные картины, отраженные в унылых элегиях, где изгнанный певец «свой тщетный стон потомству передал».

Но для Пушкина, жителя севера, «скифские берега» не кажутся мрачной пустыней, а свод небес туманным, как «гражданину златой Италии». Светлый оптимистический пушкинский взгляд на жизнь озаряет строки, заканчивающие элегию. Воспоминания об ушедших не угасают, в сердцах потомков природа затрагивает сходные струны – значит, жизнь неистребима.

Трагические события декабря 1825 года нашли отзвук в стихотворении «Арион», где миф об Арионе – греческом поэте и музыканте переведен в современный Пушкину план.

Буря разбила челн, и все, кто так дружно напрягал парус, погружал в глубь волн весла и сам кормщик у руля – все утонули, И только таинственный певец живым выброшен на берег грозою.

Я гимны прежние пою…

В этой строке весь смысл иносказания. Друзья поэта погибли, но сам он жив и не изменил своих убеждений, остался верен их идеалам. И в тридцатые годы Пушкин обращается к наследию античности; среди произведений, написанных в это время, переводы из Катулла и Анакреона – «Подражания древним».

Глубокое понимание значимости античного словесного искусства для развития русской литературы выражено в восторженном отзыве на перевод Н. И. Гнедичем величайшего произведения древности – гомеровской «Илиады»:

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи.

Старца великого тень чую смущенной душой.

В заметке по поводу выхода перевода «Илиады» в свет в 1829 году Пушкин писал: «С чувством глубокого уважения и благодарности взираем на поэта, посвятившего гордо лучшие года жизни исключительному труду, бескорыстным вдохновениям и совершению единого, высокого подвига. Русская „Илиада“ перед нами. Приступаем к ее изучению, дабы со временем дать отчет нашим читателям о книге, долженствующей иметь столь важное влияние на отечественную словесность».

В первом в русской литературе романе в стихах «Евгений Онегин», романе реалистическом, обращение к античности получает новое направление; образы греческой и римской мифологии и литературы играют особую роль в изобразительном арсенале поэта и способствуют решению новых задач.

Среди главных героев романа первое место принадлежит самому автору – молодому поэту, «истинному эллину» по открытому и радостному восприятию окружающего мира:

В те дни, когда в садах Лицея

Я безмятежно расцветал…

Заметим, между прочим, что название «Лицей» восходит к названию района на окраине древних Афин, где был расположен знаменитый гимнасий и где читал лекции величайший ученый древнего мира Аристотель. Пушкин, воспитанник царскосельского Лицея, признается:

Читал охотно Апулея,

А Цицерона не читал…

Это признание принимается сочувственно: любой юноша предпочтет занимательнейший роман римского классика Апулея «Метаморфозы, или Золотой осел» обличительным речам и философским диалогам сурового республиканца Цицерона, потрясавшего своими выступлениями римский сенат. Хотя поэт здесь, наверняка, лукавит – читал он и Цицерона и Плутарха и особенно поэтов – лириков: Овидия, Горация, Катулла. Не потому ли «Близ вод, сиявших в тишине», ему стала являться муза? И какая именно? Среди девяти муз, покровительниц искусств и наук, перечисленных греческим поэтом Гесиодом в поэме «Теогония», где он систематизировал мифы о происхождении богов, целых четыре покровительствовали поэзии.

Музой молодого Пушкина была, конечно же, Эрато – муза любовной эротической поэзии – «ветреная подруга» поэта, за которой «буйно волочилась молодежь минувших дней и которая резвилась, «как вакханочка».

Позднее ее заменила Евтерпа – покровительница лирической поэзии, явившаяся «барышней уездной»

С печальной думою в очах,

С французской книжкою в руках.

Со временем свои права заявит и Каллиопа – муза эпической поэзии; вернее, поэт сам обратится к ней в конце седьмой главы:

Благослови мой долгий труд,

О, ты, эпическая муза!

Но до этого так далеко! Юноша-поэт купается в море светских удовольствий. Он – непременный участник дружеских пирушек, где благословенное вино «сверкает Иппокреной» – струей легендарного ключа, вдохновлявшего поэтов.

Автор – восторженный театрал, воспевший русскую Терпсихору (музу танца), балерину Истомину, окруженную толпой лесных богинь-нимф. Ее полет легок, как полет пуха из уст бога ветров Эола. Поэт любит балы, он влюблен во всех красавиц и сравнивает их с вечно юными мифологическими богинями: девственной богиней охоты Дианой и румяной богиней цветов Флорой. А ножка Терпсихоры вызывает в нем прекрасные и грустные воспоминания о глубоком чувстве, о часах и минутах, проведенных рядом с НЕЙ у предгрозового моря.

Берега Тавриды, увиденные Онегиным во время путешествия, рисуют воображению автора (именно автора, а не его героя) сцены самопожертвования Ореста – потомка Атрея (Атрида) и его друга Пилада. Юноши попали в страну тавров, и, по местным обычаям, один из них должен был быть принесен в жертву богине охоты Артемиде. Каждый из друзей, желая спасти другого, предлагал в жертву себя, и только заступничество сестры Ореста Ифигении, жрицы Артемиды, спасло им жизнь.

Именно сам автор слушает «немолчный шепот» морской богини Нереиды. Он вспоминает грозного Митридата, последнего Понтийского царя, побежденного римским полководцем Помпеем; Митридата, который не вынес горечи поражения и здесь, на берегах Тавриды, покончил жизнь самоубийством.

Совсем другие чувства вызывает у поэта русская деревня. Среди полей и лугов он понимает, что

…рожден для жизни мирной.