Звезда на ладони

* * *

Не помню, кто именно из писателей-мудрецов в античные времена первым сказал (потом это многие повторяли, вплоть до наших дней): «Ни дня без строчки». Фраза, конечно, ёмкая, она как постулат для любых столетий. И каждого автора очень подстёгивает. Вот и я подстегнулась к работе, стараюсь её выполнять. Только форсаж начинать надо было гораздо раньше… Хотя и нынче тешу себя надеждой, оправдываюсь: ничего-ничего, наверстаю. Лучше поздно, чем никогда. Ну что ж, если «чем никогда», то, конечно, лучше уж поздно.

* * *

Я ещё застала и помню те времена (послевоенные), когда белые овальные сдобные булки называли сайками. С хрустящей складочкой вдоль всей «спинки». Потом эти сайки долго назывались «французскими булками». Но потом власти в борьбе с «иностранщиной и космополитизмом» многое изменяли. И сайки стали именоваться теперь «городскими». Очень патриотично. Но потом и «городские» сошли на нет. И про вкусные хрустящие сайки вообще было забыто. А моя странная память и по сей день хранит их вкус. Даже помню, как в Останкино, где мы жили в бараках на 3-й Останкинской улице, мы с мамой ходили в продмаг отоваривать продуктовые карточки. Потом за хлебом в булочную, которая рядом. И я, держа маму за руку, скулила: «Ма-ам, а ма-ам… Ну давай купим сайку… Саечку». Вокруг стоял такой немыслимо вкусный запах свежего, только что привезённого тёплого хлеба, что голова кружилась. «Вот все продукты выкупим, – машинально отвечала мама, – тогда посмотрим, на сайку останется или нет». И порой оставалось. Ах, какое же это было хрустящее чудолакомство! И я жадно съедала его, не дойдя до дома. Аж пальцы и нос в муке?!

* * *

Я очень люблю животных. Всяких. От собаки до ужа, от слона и до ежа. Всю жизнь, с раннего детства. Сколько помню себя. (Много фото на эту тему.) И всегда любая информация о животных (особенно о жестокости к ним) мгновенно меня напрягала, непроизвольно заставляла сильнее биться сердце. (О людях сказать такого не могу.) На старых чёрно-белых фотографиях, сохранившихся со времени ВОВ – Великой Отечественной войны и эвакуации нас с мамой за Урал, вижу себя, малышку, в обнимку с разными кошками и собаками. Позже, на алтайской целине – с коровами, лошадьми. А вот и с подбитым соколом, которого долго лечила. И верхом на своей любимой лошадке Ласточке, когда в «Урожайном» работала почтальоном. А есть фото – на Украине, в родном селе моего отца Пединовке – с гусями, всюду ходившими за мной, как щенята. А ещё доящей капризную козу, рогатую, белую. И все они были мне словно родня, которую не забыть. Как точно Киплинг сказал когда-то: «Мы с тобой одной крови». Про многих любимых зверушек я написала в своей прозе. В романе «Белый свет», в повести «Охота на волков», да мало ли где ещё. И потому не удивительно, что, вернувшись в Москву с алтайской целины, я прямиком отправилась поступать в Ветеринарную академию. На Волгоградский проспект. Это почти на краю Москвы. Мечтала навсегда и профессионально связать свою судьбу с животными. Конечно, домашними. Хоть растить их, хоть беречь, хоть учить, хоть лечить. И была уверена в успехе. Мой аттестат зрелости (голубая такая страничка с серебристыми виньетками) об окончании десятилетки в селе Грязнуха (ныне Советское) был в порядке, почти все пятёрки. Однако… однако всё случилось иначе. Категорически.

– А вы, голубушка, опоздали, – сказала мне строгая дама в приёмной комиссии, сидевшая за столом, заваленном кучей бумаг и папок. – Ну и что, что вы с Алтая? Что из глубинки… Не знаю, не знаю, откуда вы взяли такое расписание. У нас приёмные экзамены уже неделю идут. Ну и для студентов идут разные там зачёты, переэкзаменовки. А абитуриенты сейчас как раз сочинения пишут. – Она опускает лицо в бумаги. – А по приёму в вузы Москвы, так ведь расписания разные. Не день в день. Вам это надо было бы знать.

Я стою перед ней совсем убитая с пачкой своих документов в руках и с «Учительской газетой». Там на последней странице и напечатаны сроки приёма в вузы. Господи, какая всё же нелепость… Какой неожиданный шок, просто удар судьбы. Опоздала. Но уходить – ноги окаменели, идти не хотят. Упрямо стою. Ну просто вдруг все мечты – вдребезги. Наконец дама отрывается от бумаг, смотрит на меня, застывшую, повнимательней. Даже сочувственно. Подбадривает:

– Ничего-ничего. Если вы хотите именно к нам в ветеринарный, на будущий год приезжайте. А пока опыта набирайтесь. Опять же стаж прибавится. Наша профессура любит крестьян со стажем. У них и дисциплина, и стипендии. Они и практику обычно проходят у себя на родине. В своих сёлах.

Я медленно, как варёная, поднимаюсь по широкой лестнице на второй этаж. Там на площадке дверь с надписью «Лаборатория». А дальше идёт коридор, длинный, пустынный. По одну его сторону высокие окна смотрят на летнюю улицу, по другую – четыре высокие двери с номерами аудиторий. И вся жизнь, такая интересная и мне пока недоступная, идёт именно там, за этими дверями. Там, в аудиториях, сидят студенты – будущие и настоящие зоологи, ветеринары. И перед ними мудрые профессора вещают, читают лекции. И мне так не хочется покидать это институтское пространство. Охота быть причастной к нему. Охота хоть ещё немного подышать манящим студенческим духом науки.

В грустном раздумье стою у подоконника. И тут вижу, как дверь лаборатории открывается и в коридор выходит девушка, очевидно студентка. И уверенно, по-деловому шагает по коридору в мою сторону. Она спешит, она несёт перед собой на белом медицинском поддоне (как на подносе) какой-то учебный экспонат. Гулкие её шаги – всё ближе, ближе. И тут я вижу, что лежит на поддоне. Это серый котёнок со вскрытым, вспоротым и пустым нутром. А его внутренности розовым комком лежат с ним рядом. И этот котёнок, этот подопытный экспонат ещё жив. Он мелко-мелко дрожит и смотрит на меня застывшими серыми глазками. И жуткое это явление под стук каблучков студентки минует меня и не спеша уходит вдаль по коридору… А я?.. Я онемело стою у окна не в силах вздохнуть, шевельнутся, не в силах двинуться с места.

…С тех пор минули десятилетия. Изменилось всё. Изменилась жизнь, изменилось преподавание. Теперь экспонаты в вузах уже давно из пластика. Но тот эпизод я не могу забыть и по сей день. А о Ветеринарной академии до сих пор вспоминаю с содроганием.

* * *

Ключи от Рая у Петра. Ключи от ада у Христа.

* * *

«Если быть, то быть первым» (В. Чкалов).

* * *

Христианину надо соблюдать три «В». Помогать надо – Всем, Всегда и Везде. И не обязательно даже деньгами. (В святых писаниях про деньги нет ни слова.) Но не развращайте нищих. Из них 70 % наркоманы, лодыри или воры. (Они от лукавого.) Лучше купите для них еды.

* * *

Порой слышу: «Я человек свободный». А я говорю: «Мы же не Робинзоны. Нельзя жить в обществе и быть свободным от этого общества. Это – нереально. Это идиотизм».

* * *

Пара слов во славу реализма.

Истинное искусство должно вырастать из правды, работать на правду и ради правды. Свои задачи художник должен максимально приближать к созданиям Божьим, к Его образам, к Его задачам. А прочая лукавая отсебятина – лишь тешит нечистого и его рать. Как бы красиво она ни называлась. Декаданс, фэнтези, нео- или же постмодерн.

* * *

Наконец-то сняли с директорских должностей Третьяковки и Музея им. А. С. Пушкина двух одиозных дам. Учёных-западниц. Трегулову и Лошак. Давно было пора. Давно. Этакие ярые и яркие русофобки, хитроумные искусствоведки, постмодернистки. Крепко держались за престижные кресла многие годы. И вокруг все, даже их коллеги, смертельно с ними намучились. (Однако они держались. В Минкульте была у них крепкая «крыша».) В фонд «своих» музеев, тратя огромные бюджетные деньги (то есть наши, народные), они закупали непотребные «творения» русофобов, подобных Гельману и Куликову. Нынешних абстракционистов, постмодернистов, концептуалистов. И чёрт знает каких ещё «истов»… Зато при этом для славы собственной и имени фирмы устраивали порой выставки великих художников-реалистов прошлого: Шишкина, Левитана, Серова, Коровина. На них стояли километровые очереди. Ибо зрители изголодались по истинному искусству. Да и вообще многовекторная, хитрая политика этих двух дам, «западянских» поклонниц, натворила в нашей культуре много гадостей. Слава Богу, их наконец уволили. Но не факт, что новые будут лучше. (Ведь в Минкульте их «крепкие крыши» остались.) А надо – и срочно, ещё вчера – крыши эти не чистить, а вообще ликвидировать без пощады. Ведь за окном уже настало иное время. Титанические сдвиги во всём. И конечно, в русской культуре. И вообще – идёт война на выживание страны. А эти внутренние русофобы-либералы – откровенные наши враги.

* * *

Я хотела поставить эпиграфом к моей новой книге «Звезда на ладони» строку Марины Цветаевой: «Моим стихам, как драгоценным винам, / Настанет свой черёд». Но не поставила. И не только из православной скромности, подавив эго. А поскольку сегодня неясно, настанет ли вообще это будущее? И каким оно будет? И стоит ли вообще «соваться со свиным рылом в калашный ряд»? Не знаю.

Ответа не знаю.

* * *

– Что в человеке главное?

– В человеке главное – УМ.

– А что главное для ума?

– Главное для ума – отношение к Богу и к Его творению – человеку.

* * *

Господь не дал мне рухнуть в бездонное отчаяние после смерти моей доченьки Ани. Сохранил мою психику. И я выжила. Значит, Бог имел на меня какой-то свой план и расчёт. И вот, несмотря на скорби, я терплю и продолжаю жить и работать. Насколько пока есть силы. И главное тут – синергия. Сочувствие, соучастие в общем деле. А без этого я жить не могу.

* * *

«Мозг – самое сложное во всей Вселенной, кроме самой Вселенной» (Т. Черниговская).

* * *

Мой родной дед, кровный, по материнской линии (отец мамы), Епифанов Кириак Николаевич (мелкопоместный дворянин) служил в городе Мологе казначеем в земской управе. В городе, ныне затопленном. (А у меня масса фотооткрыток с чудными видами этого старого русского города.) И там дед женился на моей юной бабушке, стройной красавице – Никольской Зиночке (Зинаиде Ивановне), приехавшей в Мологу из Нижнего Новгорода работать телефонисткой. Они ежедневно и одновременно столовались (питались) в частном престижном доме (как тогда это было принято).

Там и познакомились за обедами, и влюбились, и… поженились. И там родилась моя мамочка Нина 18 октября 1917 года. А в Нижнем, в многодетной семье Никольских, брак их Зиночки считался самым удачным. Храню многие нежные письма-открытки (из Мологи в Нижний) от Киры (Кириака) своей любимой тёще Марии Алексеевне Никольской.

Однако революция (Октябрьский переворот) в стране всё смела, всё уничтожила, погубила. И царскую Россию, и самого государя, и земские управы, и всё-всё. Сломала и судьбу Кириака Епифанова. И он, дворянин, от безденежья и отсутствия работы, спасаясь от гонений большевиков, был вынужден бежать в Сибирь, где и скончался. А красавица Зиночка с моей мамой на руках спустя два года всё же вышла замуж повторно. И вновь как бы удачно – за адвоката-юриста Виталия Павловича (родом из Грузии). И родила ему сына Лёвочку. Но и Виталия Павловича убила мясорубка тех лет. Расправа над НЭПом (а на процессах он, адвокат, был защитником новых коммерсантов) безжалостно покарала. Его арестовали, судили и этапом отправили на Север, на разработки торфяных болот. Там второй муж моей бабушки и скончался от скоротечной чахотки. И осталась «удачливая» красавица Зиночка дважды вдовой с двумя детьми на руках. (Это мои «Штрихи к портрету времени».)

* * *

Чистота, красота, то есть качество твоей речи, – это зеркало качеств твоей души.

* * *

– А тут надо крещендо, Иринка! Крещендо! – кричит мне мама из подвала (квадрат люка в полу распахнут).

Она там, внизу, в подполье, перебирает картошку. Дробно сыплет её из мешков в лари-закрома. Это новый урожай, привезённый нами ещё с утра на тачке с огорода… Но мама и из подполья руководит моей игрой на пианино. Слышу её голос из тёмного квадрата в полу:

– Тут надо крещендо, Иринка. И повеселее, порадостней. Это же Моцарт… Повтори ещё раз из-за такта.

И я повторяю ещё раз «из-за такта». Послушно, но всё же вяло. А в распахнутое окно брызжет, жарко льётся слепящее солнце. Там яркая тополиная зелень. И щебет птиц. И звонкие голоса соседских ребят. А тут – «начни из-за такта»… Ах, как же я не люблю эти уроки музыки! И это крещендо. А заодно и Моцарта.

* * *

Лучший способ решить проблему – постараться её избежать, обойти.