Третья дорога

Шедший по стремительно пустевшему при его появлении дворцовому коридору князь Драммонд обернулся на ходу, остановился и достаточно приветливо произнес:

– Здравствуй, Бернар. Какая сегодня чудесная погода, не правда ли?

– Погода? – немного опешил Леджер. – Да, наверное… Послушай, Тирдэг, мне нужно поговорить с тобой. Пройдем в мой кабинет?

– Прости, друг, не могу. – Драммонд покачал головой. – Спешу к его величеству. Но несколько минут у меня есть. Можем выйти на балкон.

Бернар коротко кивнул и сделал приглашающий жест. Тирдэг все с тем же холодным выражением лица прошел вперед. Бернар передернул плечами и двинулся следом. После недавней смены власти ему всегда было не по себе, когда приходилось говорить с Драммондом один на один.

Формально, тот являлся только генералом армии Леджера. Но вся Кордея знала, кто на самом деле руководит страной. Чья железная рука держит всех за горло.

Тирдэг Драммонд никогда не стремился сесть на трон. Его, видимо, вполне устраивал Шарль, как кукла для ношения короны. Князь Тарда всегда оставался в тени. Но именно его слово решало в королевстве совершенно все.

За последние два года все разговоры о том, что Драммонд – ничего не понимающий в политике провинциальный варвар, утихли сами собой. Теперь его воспринимали не иначе как солидного государственного деятеля. Почти никто из военных и придворных не мог выдержать его тяжелый стальной взгляд в упор.

Бернару тоже чувствовал себя с ним неуютно. Фельдмаршал не хотел признаваться сам себе, но он Драммонда боялся и чувствовал себя при нем нашкодившим кадетом, хоть и был старше по возрасту и званию.

– Итак. Ты о чем-то хотел со мной поговорить? – Вышедший на балкон князь Тарда оперся на перила и принялся осматривать дворцовую площадь.

– Да, Тирдэг… – начал Бернар, осторожно подбирая слова. – Я на днях видел, как гвардейцы Шарля увозили из дворца заключенного в твой особняк… Мне показалось, я узнал Норрьего…

Тирдэг рывком развернулся лицом к Бернару и быстро переспросил:

– Норрьего? С чего ты взял? В моем доме не было, нет и никогда не будет человека по имени Норрьего. Еще чего не хватало!

– Тирдэг, я видел его глаза, – попытался объясниться Бернар. – Я не мог ошибиться. Ты ведь знаешь сам, я обязан ему жизнью. Он не заслужил…

Серо-голубые глаза генерала сильно потемнели. Бернар испуганно сделал шаг назад. Тирдэг сейчас походил на готовую разразиться молнией грозовую тучу. Он будто стал шире в плечах и выше ростом. Драммонд заговорил так, словно каждым словом хотел кого-то убить:

– Я. Прекрасно. Помню. Что. Заслужил. Человек. По. Имени. Норрьего.

Вдруг лицо его изменилось. Тирдэг широко открыто улыбнулся, превратившись из грозовой тучи в добродушного фельдфебеля. Хлопнул Бернара по плечу и сказал совершенно легким и беззаботным тоном:

– Впрочем, зачем ворошить минувшее? Ньеттского выродка давно казнили. А тот доходяга, которого мне скинул его величество, как ты сам, наверное, видел, еле дышал. Он умер на следующий же день. Я, клянусь Творцом, того бродягу только всего раз и видел. Тебя проводить на помойку, куда отвезли его труп? Нет? Тогда давай забудем об этом пустяке раз и навсегда. Договорились? Вот и чудно. Прости, дружище. Спешу. Его величество не любит ждать.

Тирдэг еще раз широко улыбнулся и, не дожидаясь ответа, вышел, как всегда, стремительным четким шагом.

Бернар тяжело оперся на перила балкона и склонил голову на грудь. Он, конечно же, не поверил Драммонду. И он, конечно же, не будет говорить с ним о Норрьего еще раз.

***

Эгор под руку провел Хавьера по многочисленным лестницам и коридорам. Особняк Драммондов был велик и роскошен. Хавьер не помнил, что находилось здесь в его столице, но точно не это величественное здание. Князья Тарда вообще никогда не имели собственной резиденции в Кестерию. Они редко посещали столицу, всему на свете предпочитая неприступный родовой замок.

Вот и кабинет. Эгор остановился перед тяжелой дверью красного дерева с тонкой затейливой резьбой, осторожно постучал и тихо спросил:

– Грэд? Позволите? Я привел его.

– Заводи.

Переступив порог, Хавьер окинул комнату быстрым взглядом. Большие окна. Ковры, картины, охотничьи трофеи, книжные шкафы, стол…

«Хорошо устроился…»

– Поставь его на колени и уходи. Когда понадобишься, я тебя вызову, – приказал хозяин дома.

Дверь за Егором тихо закрылась. Хавьер остался стоять на коленях посреди просторного кабинета напротив сидящего за столом Тирдэга. Они долго молчали, изучающе рассматривая друг друга.

На миг Хавьеру показалось, что он видит перед собой Рэя. Тому тоже сейчас за тридцать. Те же крупные, выразительные черты лица. Те же густые светлые волосы. Упрямые, меняющие цвет от голубого до темно-серого глаза. И фигуры у них тоже были одинаковые. Князь Тарда привычно возвышался над столом несокрушимой широкоплечей горой.

Но Тирдэг, конечно, не Рэнсор. Все черты лица острее и жестче. Глаза холоднее. Широкие брови привычно нахмурены. Губы поджаты. В убранных на тардийский манер волосах серебрится ранняя седина. Во всем облике нет ни живости, ни проявления чувств. Грозное изваяние.

Хавьера вдруг пронзила мысль о том, что он сам, наверное, выглядел именно так после потери всех близких и возвращения в армию.

***

Тирдэг смотрел на бледного, бритого наголо, болезненно худого молодого человека, внешне покорно стоящего перед ним на коленях, но не отводящего взгляд. Пожалуй, зеленые бесстрашные глаза – единственное, что еще напоминало о том, кто перед ним находился.

«Да. Бернар прав. Их ни с чем не спутать. Видимо заклятье подчиняет себе все, кроме них…»

– Итак. Скажи мне, кто ты? – Тирдэг, решив провести разведку боем, пристально посмотрел на Норрьего.

– Принимая в расчет все обстоятельства, очевидно – твой раб, – ответил тот, не опуская глаз, легко выдерживая становившийся с каждым мигом все тяжелее и тяжелее взгляд Тирдэга.

Норрьего не мог не понимать, что совершает сейчас самую страшную ошибку. Он бросал вызов. И наверняка догадывался, чем за все заплатит. Но поступить по-другому в данный момент, видимо, не мог.

Тирдэг чуть улыбнулся и прервал эту дуэль, сказав:

– Хорошо, что ты очухался. Было крайне неприятно лицезреть ту размазню, какой ты стал после дружбы с Шарлем.

Норрьего не менялся в лице. Тирдэг слегка махнул рукой и повелел:

– Хватит стоять на коленях, князь. Вам это не идет. Сядьте на пол, как и где вам будет удобно. Пока что мы просто разговариваем.

Норрьего едва заметно кивнул и расположился в ближайшем углу кабинета, оперевшись спиной о стену.

– Так ведь лучше, не правда ли? – поинтересовался Тирдэг, не спуская с пленника взгляда. – А теперь, давайте поговорим начистоту. Какой из вас на данный момент, ко всем ежам ушастым, раб? С таким-то взглядом? Нет, дорогой мой князь. Нам с вами над этим еще работать и работать. Но обо всем по порядку. Вам, наверное, очень хочется знать, почему вы оказались здесь? Почему Шарль вас так легко отдал, и что будет дальше?

Тирдэг сделал паузу и дождался подтверждающего кивка насторожившегося Норрьего, затем продолжил:

– Извольте. Я расскажу вам. Эта история началась очень давно. Несколько веков назад. Когда один ньеттский выродок пришел на чужую землю грабить и убивать. Вы помните, чем закончился тот поход, князь? Можете не отвечать. Я знаю, что помните. И я не о том хотел вам рассказать.

Он неторопливо налил в хрустальный бокал воды и, не спеша, выпил ее.

– Вы сейчас смотрите на меня так, будто ни в чем не виноваты. Будто происходящее здесь несправедливо. А разве это так? Разве не вы отдали приказ подвергнуть безумному риску мою жену?! Разве не вы единственный виновник ее смерти?! Ее и моего ребенка?

Глаза Тирдэга полыхнули недобрым огнем.

– Вы сами, князь, толкнули меня на восстание! Видит Творец, я не хотел бунтовать. Мне неплохо жилось и при Кестере. Вот еще бы вы со своими бредовыми идеями охраны короля не трогали б меня, и я никогда не поддержал бы Мадино. Но вам понадобилось обязательно показать всем свою власть. Заставить меня покоряться вам. Будто я раб! Наглый мальчишка! И ладно еще я. Я бы стерпел унижение. Но Маргарэт!..

Голос Тирдэга дрогнул. Враз потерявший семью муж и отец на миг отвел взгляд, потом заговорил опять ровно и холодно:

– Их я вам никогда не прощу.

Он встал и подошел к распахнутому настежь окну. Какое-то время вдыхал полной грудью холодный весенний воздух, потом аккуратно закрыл створку и обернулся к Норрьего.

– Я ведь не планировал захватывать короля той ночью. Нет. Мадино одного за другим засылал переговорщиков, как только мы перешли границу Гардорры. Но я отправлял их ни с чем. Вы правильно рассчитали. Я никогда не стал бы рисковать здоровьем близких. Но дело было не только в этом. Вы сколько угодно можете мне не верить и считать, будто я сплю и вижу, как бы отодрать Тард от Кордии. Но нет. Я знаю, что если такое произойдет, нас сожрут соседи. И Гардорра, и Рантуя давно точат зубы на наши земли. Я никогда не предал бы Кестера и не вырвал из его рук хваленый «Меч государя», если б не ваше безумие.

Кинув пламенный взгляд на пленника, Тирдэг продолжил:

– Вы могли бы просто попросить меня об услуге, и я охранял бы короля, как родного отца. Но нет! Вы настолько никому не верите, что взяли в заложники самое уязвимое существо на свете. Беременную женщину! И все для чего? Чтобы я безропотно выполнял ваши приказы. Как раб! Что ж. Вы добились, чего хотели. Я покорился. Но уже в тот момент вы нажили себе смертельного врага. Я бы не стал припоминать вам события покорения Тарда. Оно случилось давно и не с нами. Но то, что вы сделали два года назад, это преступление, вопиющее к небесам! Ему нет прощения и оправдания!

Пройдясь по кабинету, он сел за стол и посмотрел на пленника. У того на лице отражалось что-то очень странное. Не то, что Тирдэг ожидал увидеть. Не злоба, не страх, не отчаяние. Даже не презрение. Что-то мягкое, чуть ли не сочувствующее. Но то, наверняка, были только последствия полуторогодовых игр Шарля. И не больше.

– Думаете, откуда у Мадино взялся золотой лист? – продолжил Тирдэг, отбросив мысли о непонятном выражении глаз Норрьего. – Откуда он узнал, что им можно с вами сделать? Правильно. От меня. Драммонды одни из хозяев мира. И мы свой нож сохранили. Я всегда ношу его у сердца. Потому как знаю, какая в нем сокрыта страшная сила, и что он может сделать с такими, как мы. Какую стихию вы слышите? А впрочем, не суть важно. Я слышу землю. И она говорит, что вы один из нас. Жаль, что я не могу ей приказывать. Но такой силы сейчас нет ни у одного из хозяев. Это я тоже совершенно точно знаю. Иначе справиться с вами, не уничтожив полкоролевства, было бы весьма проблематично. А вот заклясть оказалось легко.

Норрьего откинул голову назад и закрыл глаза. Вот такое поведение уже понятно и ожидаемо. Тирдэг усмехнулся и продолжил:

– Я сказал Шарлю, что все ваши победы основаны только на том, что вы слышите огонь. Поэтому всегда точно определяете, где стоит неприятель и какими силами располагает. Надо заметить, Мадино обрадовался такому известию. Он, как выяснилось, всегда вам завидовал. Ведь у вас, почти его ровесника, имелось все то, чего он сам был лишен: титул, земли, власть, воинская слава. Даже привлекательная внешность. Видели бы вы, как загорелись его глаза, когда я сказал, что вас можно полностью подчинить. Немудрено, что Шарль захотел присвоить ваши победы, а потом выместить на вашей шкуре все обиды. Но повторюсь. Я никогда в жизни не предал бы короля и не доверил тайну рода Драммондов в дрожащие руки поганца Мадино, если б не ваше безумие. Когда я узнал о гибели Маргарэт и нашего сына, я сам послал за Шарлем. И заключил с ним договор. Пообещал отдать в его руки короля и посадить его самого на трон. А взамен потребовал себе полную реальную власть в Кордии. И вас. Живого.

Тирдэг снова налил себе воды и выпил, пристально глядя на пленника. Тот по-прежнему сидел, не открывая глаз.

Пусть. Пока что. Выждав еще минуту, Тирдэг вновь заговорил:

– Но мальчишка заупрямился. Мадино знал, что нужен мне, как более-менее законный наследник трона, и выторговал себе вас на полтора года. Я согласился. К тому же, его план заставить вас разбить в пух и прах всех, кто будет против новой власти, был весьма хорош. Моих войск на такую кампанию не хватало, а звать на нашу землю чужаков я бы никогда не позволил. Итак, я отдал нож в руки Шарля. И вот, что мы имеем: Мадино на троне, я у власти, вы – никто. И это справедливо. Вы полностью заслужили то, что уже получили и еще получите. Кестера жаль. Но он тоже виновен, поскольку не остановил вас. Однако мы отвлеклись. Признаюсь вам, князь. Во время Краткой войны вы проявили себя великолепно! С таким размахом, такими скромными силами, в такие сжатые сроки, в таком возрасте наголову разгромить своих же умудренных немалым опытом союзников – это было просто потрясающе. Отдаю должное вашему воинскому гению. Но я тоже не стоял в сторонке. Мой меч снес много голов.

Норрьего открыл глаза, взглянул прямо на Тирдэга и, видимо, успевая пользоваться тем, что пока владел телом, осторожно произнес:

– Могу я спросить у вас, князь?

– Сегодня можете, – милостиво разрешил Тирдэг, пристально рассматривая пленника.

– Что стало с моим королем? – задал тот самый нелепый вопрос из всех возможных.

Тирдэг вскинул бровь.

– Вас только он волнует в данный момент, князь? Алегорд умер полгода назад. Сердце. Королева еще раньше умерла родами. Из Кестеров остался только один малолетний принц. Где он, я вам не скажу. Что-то еще хотите узнать?

– Что будет дальше? – наконец-то вспомнил о собственной шкуре Норрьего.

– А я вам разве еще не объяснил? – с холодной улыбкой удивился Тирдэг. – Нас с вами, дорогой мой князь, в ближайшее время ждет весьма много работы. На днях я сказал другу, графу Бернару Леджеру… Еще помните такого? Так вот, я сказал ему, что в моем доме никогда не будет человека по имени Норрьего. И знаете, я очень не хочу обманывать этого доброго человека. Так что вам, мой высокородный князь, придется навсегда забыть только что прозвучавшее имя. На какую собачью кличку будет отзываться и прибегать ко мне, виляя хвостом, с плетью в зубах мой покорный и на все согласный раб, я скажу, когда увижу его глаза. На вашем лице, князь. Вы меня поняли? Начнем завтра.

Тирдэг заметил, что облик Норрьего опять как-то неуловимо изменился. Мальчишка будто бы знал что-то такое, что может все перевернуть. Но Тирдэг тут же отринул от себя наваждение. Он уже давно решил, что делать с ньеттским выродком, а потому, ни на что не обращая внимания, начал говорить быстро и четко:

– Хотите что-то сказать? Неужели? А мне неинтересно вас слушать. Вы убили всех, кто дорогих мне людей. Вы убили меня. Мне нет теперь совершенно никакого дела до того, что вы там думаете или чувствуете. Мне нечем больше чувствовать. Вас тоже больше нет. И очень скоро вы в том убедитесь. Хватит объяснений. Я желаю, чтобы ты, тварь, подчинялся каждому моему слову! На колени! Молчать! Морду в пол!

Норрьего подкинуло и бросило на пол посреди кабинета. Челюсти со стуком схлопнулись. Голова брякнулась о ковер и плотно прижалась к толстому ворсу, расплющивая об него лицо и не давая нормально дышать.

Тирдэг встал, опершись руками о стол, заговорил резко и властно:

– Я, твой полноправный господин, князь Тирдэг Драммонд, желаю, чтобы ты всегда находился только там, где я укажу, и никуда не отлучался без моего личного на то разрешения. В данный момент, чтобы ты безвылазно жил в подвале моего дома. А если кто-то, паче чаянья, вдруг не слышал о твоей казни и надумает выкрасть тебя у меня против твоей воли или оглушив, приказываю: ничего никому не объясняя, при первой же возможности убить их всех и вернуться ко мне в кратчайшие сроки, любыми способами. Тебе не привыкать уничтожать союзников. И вообще, не сметь общаться, хоть устно, хоть письменно, с кем-то другим, кроме меня. Завтра утром кровать унесут, и с того момента, я запрещаю тебе двигаться и говорить без приказа моего лично или моего управляющего, а также любым телесным образом сопротивляться всему тому, что с тобой там будут делать. Приятных снов. Отомри. Эгор! Убери эту шваль!

***

Пережив последний обжегший изодранную в кровь спину удар, Хавьер смог отдышаться. Не принадлежавшее ему тело застыло, упершись руками в холодную каменную стену освещенного факелами подвала. Драммонд, судя по звукам, бросил плеть на стол, умылся, накинул что-то на плечи, сел и наконец-то обратил внимание на свою жертву.

– На колени. – Хавьер смог упасть на пол. – Ползи ко мне. Достаточно. Эгор, убери кляп. А ты, псина, можешь закрыть рот. Вывих челюсти тебя точно не украсит.

Подчинявшееся каждому слову Драммонда тело Хавьера с трудом совместило зубы. Он сам с огромной радостью крепко сжал бы их на руке палача, но занемевшие челюсти плохо слушались, и Эгор успел убрать пальцы. Драммонд увидел это и улыбнулся, заметив:

– Прелестно. Просто прелестно. Наша маленькая норовистая собачонка еще пытается кусаться. Ей мало полученных уроков. Что же. Я ожидал, что так и будет. Открой рот. Эгор, затолкай ему туда какую-нибудь мокрую тряпку поплотнее. Отлично. А теперь, псинка, оглянись назад и посмотри в тот угол. Там стоит твоя заветная мечта, цель всей твоей никчемной жизни, твое помойное ведро. Запомнил? А сейчас, смотри на меня!

Драммонд подождал, пока Хавьера выгнет обратно лицом к нему, и продолжил:

– Получи еще одно украшение. Оно будет твоего любимого черного цвета. Это, конечно, не платок, но ты будешь носить его на голове, не снимая. Помнишь наш разговор о том, что в моем доме никогда не будет человека по имени Норрьего? Так вот. После того, как мы уйдем, ты сможешь этим ведром воспользоваться. А попутно очень советую спустить туда же весь свой гонор, дерзость, непокорство, ненависть и что там еще у тебя осталось. Короче говоря, похорони в нечистотах себя самого. Своего князя, генерала, человека… Кем ты там себя, несмотря ни на что, все еще считаешь. Пойми, наконец. Ты теперь никто. Мой раб. Вещь. Скотина. И чем раньше ты это поймешь и признаешь, тем целее будешь.

Стоявший на коленях Хавьер не мог шевелиться или говорить без приказа, но взгляд его, наверняка, горел выразительнее любых слов. Драммонд ухмыльнулся, сказав:

– Хорошо, что ты не притворяешься. Меня все равно не обмануть показным смирением. Я знаю и тебя, молокосос, и твою упертую южную породу. Вижу насквозь и никогда не поверю, что ты можешь сдаться после пары дней даже самых ужасных пыток. Поэтому я не стану спрашивать тебя о послушании ближайшие две недели. И не надо жечь меня взглядом! Не поможет. Так что… Просто терпи все, пока я не прикажу тебе мое украшение снять. Сливай гордость в помои и готовься поднять флаг безоговорочной капитуляции. В том, что так непременно случится, я не сомневаюсь. А когда, меня нисколько не волнует. Хоть через год. Хоть через три. Я не спешу. Получай новое украшение. Эгор!

По команде хозяина управляющий нагнулся к закаменевшему на коленях Хавьеру и туго завязал тому глаза широкой плотной лентой из черной ткани.

– Прекрасно, – донесся довольный голос Драммонда. – Теперь у тебя есть две недели на размышления и похороны прошлого. Дотрагиваться до повязки можно и должно только в том случае, если она вдруг собьется или ослабнет, и только для того, чтобы поправить или туже затянуть. До завтра, псинка. Можешь двигаться без приказа и кричать без слов, пока остаешься один.

***

Так прошло две недели. На четырнадцатый день, после очередной порки пленника, Тирдэг сел на стул и приказал Эгору убрать из зубов Норрьего не дававший тому испортить зубы кляп. Затем распорядился снять с головы с трудом стоящего перед ним на коленях кровника черную ленту. Потом подался вперед и попытался заглянуть тому в глаза. Явно обессиленный непрестанными пытками и голодом, но все еще непокоренный Норрьего тут же опустил веки, отказываясь даже от возможности переговоров.

– Ничего не хочешь мне сказать? Видимо, нет. Как знаешь, – спокойной произнес Тирдэг, встал и сам вернул ленту на место, затянув ее изо всех сил. Прошелся вокруг Норрьего, снова сел напротив него.

– Продолжать пытки дальше, как и отказываться нормально есть, это только твой выбор, псинка. Повторяю. Я никуда не спешу. Мне нужен раб. И я его получу. Рано или поздно. Мы можем заниматься твоим перевоспитанием и месяц, и год, и несколько лет. Твоей жизни и здоровью здесь совершенно ничего не угрожает. Пока ты валялся без сознания, приходил лекарь. Так вот, он сказал, что с тобой все в порядке. Травм нет. И не предвидится. Все остальное малозначительно и легко поправимо. А кормить тебя, если и дальше будешь упорствовать, Эгор вполне может самыми разными способами…

Глядя на неподвижно стоящего с лентой на глазах Норрьего, Тирдэг поймал себя на мысли, что говорит будто с безжизненной статуей. Но нет. Мерзавец слышал каждое его слово.

«Как же он наверняка бесится сейчас внутри! Приказать ему высказать сейчас все свои мысли? Нет. Пока ни к чему. Пусть сходит с ума молча».

Решив так, Тирдэг продолжил мысль:

– Чем тебя станут кормить? Да чем угодно. От лекарской бурды через сушеную баранью кишку прямо в утробу до помоев и живых червяков. Или ведра овсянки за раз. Голодать больше не будешь, псинка, это точно. Скорее наоборот. Я просто прикажу тебе жрать. И ты будешь жрать то, что я захочу, и в таких количествах, в каких я захочу. Пока из ушей не польется.

Он помолчал, затем достаточно терпеливо принялся втолковывать дикому упрямцу дальше:

– Смирись со своей судьбой и пойми. Смерти не будет. Есть лишь один шанс прекратить пытки. Отсюда выйдет на свет только мой раб. Рано или поздно. Покорный и согласный совершенно на все. Готовый сам, без малейшего принуждения, с удовольствием лизать мне сапоги и исполнять любую прихоть. Но, пока что, я здесь такого не вижу. Ты, конечно, и прямо сейчас сделаешь все, что я прикажу. Стоит мне только пожелать, и ты будешь прыгать вокруг меня, высунув язык набок, и с радостным визгом валяться кверху брюхом, дергая лапами. Но это не то, что мне нужно. Нет. Ты все еще считаешь себя лучше всех. Даже втоптанный в навоз, чувствуешь себя князем, что уже давным-давно не так. Князь должен подохнуть. Потонуть в криках и нечистотах. Посему вечером и утром к тебе придет Эгор, а днем я. Только после завтрашней завершающей порки я опять разрешу снять ленту и спрошу, готов ли ты стать никем и служить мне, как пес, совершенно добровольно.

Тирдэг встал. Впереди долгая битва. Быстрая победа здесь невозможна. Но ему некуда спешить. Он подошел к Норрьего и сам изо всех сил затянул на его голове ленту, сказав на прощание:

– До вечера. Сегодня можешь порадоваться своему счастью: я зайду к тебе, пожелать приятных снов. И принесу подарок. Клетку для моей псинки. Ее сделали специально для тебя, по твоим размерам. Надеюсь, ты оценишь проведенную в ней ночь. Каждую проведенную в ней ночь. А пока, развлекайся.