Третья дорога
Но Шарль убедил его и весь воинский совет, что победа возможна. Король лично разработал весьма хитроумный план, как обмануть Норрьего и заставить его вначале смешать боевые порядки и использовать все резервы, а потом разбить наголову. Мадино предложил необычные решения для кордийский армии решения, а потому они вызвали бурное обсуждение и даже неприятие. Но Шарль выступил очень убедительно. Он ответил на все вопросы генералов и смог склонить их на свою сторону.
Бой состоялся в предместьях столицы и, ко всеобщему удивлению, прошел именно так, как его спланировал Мадино. Казавшийся непобедимым Норрьего бился до последнего, но ничего не смог сделать. В конце концов, Бернар лично заставил его сдаться. Стоявшего на груде убитых им противников Хавьера даже ни разу не смогли ранить. Только увидев себя под круговым ружейным прицелом, он с полным безразличием сломал о колено шпагу, вытянул вперед руки и замер так.
Бернару было не о чем с ним тогда говорить. Отдав приказ связать пленника и приготовить для него надежный конвой, он покинул поле боя.
Когда весть о победе и поимке Норрьего дошла до Шарля, тот распорядился отвести обезвреженного врага в Триволи, но так, чтобы позорное шествие видела вся столица. Бернар выполнил.
Потом случились суд и казнь.
«Сколько времени прошло с тех пор? Около полутора лет? Неужели Хавьер все это время был жив и находился в тюрьме? Здесь во дворце? Да от парня же совсем ничего не осталось… Только глаза… Да и те – уже совсем не его…»
Поучаствовать в судьбе плененного Норрьего Бернар пытался много раз. Он часто думал о судьбе молодого генерала, о том, что могло так изменить его, о том, как тот сражался прежде. Постепенно граф пришел к выводу, что казнь – все же слишком суровый приговор для того, кто виноват лишь в том, что защищал родину как умел. Ведь не бегал же Норрьего с ножом по улицам, подстерегая случайных прохожих. Нет. Он воевал. Воевал и приносил Кестеру победу за победой. А то, что не считал, сколько положил для того людских жизней… Так не он первый. Много было в истории Кордии таких полководцев. Да и сейчас такие есть. Что ж теперь, всем головы рубить, что ли? Вполне достаточно лишения титула, заключения… Высылки из страны, в конце концов.
Но готовившийся к коронации Шарль то отшучивался, то переводил разговор в другое русло. Вскоре состоялся суд над бывшим «Мечом государя». И там Норрьего, неожиданно для всех, полностью признал все предъявленные ему обвинения. Приговор вынесли однозначный: смерть через отсечение головы.
И суд, и казнь, во избежание народных волнений в столице, решили провести в соседнем с Триволи аббатстве. Зато их объявили открытыми. Присутствовали послы сопредельных государств и все желающие. Из тюрьмы к месту казни Норрьего провезли сквозь плотную толпу зевак под усиленным конвоем. Бывший генерал стоял на коленях в железной клетке с веревкой на шее. Специально нанятые люди (как Бернар узнал позже) громко ругали смертника последними словами и кидали ему в лицо всякой гнилью. Норрьего молчал, не шевелился, не опускал головы и смотрел перед собой безразличным, всеми узнаваемым взглядом. А на эшафот его вывели все в том же неизменном черном платке на голове, но уже с повязкой на глазах.
И постепенно, за прошедшие после того полтора года, про последнего из рода князей Ньетто все просто забыли.
***
– Кто? Карега? – переспросил озадаченный стражник, наморщив лоб. – Нет. Не знаю такого. Нам ведь по именам не докладывают, ваше сиятельство! Для нас он кто? Заключенный из подвала. Мы уж почитай чуть больше года его тут под дворцом на цепи держали. А там что? Хлеб, вода, миска каши да клок соломы. Ну, и само собой, все, что нужно для пыток. Так как он для увеселения его величества тут пребывал. Уж что только они с этим паршивцем тут не вытворяли! Иной раз такое и в голову не придет! И все сами, даже палача не звали. Бывало так, что думаем, все: кончился наш бродяга! А он нет: шевелится потихоньку. Тогда их величество распорядится подлатать его, несколько дней не приходит, а уж опосля еще шибче отыграется! Другой бы давно окочурился от жизни такой, а энтого ровно держит здесь что да помереть не дает.
Бернар изо всех сил постарался придать голосу твердость, а лицу беззаботный вид и как мог небрежно спросил:
– А почему он в таком виде? Где обувь?
– Так ему не положено, ваше сиятельство, – тут же отчитался стражник. – Нам, когда его привезли год назад из Триволи, так и сказали: без обуви. И его величество потом такие же указания дал. Так что у нас все строго по приказу. Комар носу не подточит! А рубаху со штанами, вот те меняли раз или два. Я уж и не помню.
– Понятно… – протянул Бернар, стараясь скрыть все нараставшее возмущение. – И куда вы его сейчас хотите отправить? Обратно в тюрьму?
– Никак нет, ваше сиятельство! – гаркнул второй страж. – Кому он там нужен? Не того полета птица! Да и не доехать ему, даже дотуда. Дуба даст по дороге. Вот какой за год здесь стал дохлый: кожа да кости! Даже сидеть сам не может. Мы его, ваше сиятельство, господин фельдмаршал, на площадь Лип сейчас доставим. Эта шваль будет теперь самого князя Тарда развлекать. Вот как. Их величество так приказали. Видимо, наскучило самому-то руки пачкать! А вот и карета. Прощайте, господин граф! Желаем здравствовать! Извините за шум!
Прямо перед ними остановилась глухая тюремная карета без окон. Кучер ловко спрыгнул с козел и открыл тяжелую дверцу. Стражники размахнулись и легко закинули брякнувший цепями груз на пол повозки, потом забрались внутрь сами. Ловким движением забросили наручные кандалы узника на высоко вбитый в стенку напротив двери крюк так, что заключенный почти повис на них, стоя на коленях между севшими на лавки стражами. Затем широким железным полукругом, закрепленным правее и ниже крюка, пристегнули пленника к стенке кареты на уровне груди.
– Вот так и поедем. А то вдруг он на нас нападет! – Стражники поухмылялись в усы, но открыто смеяться, все-таки не посмели. – Прощевайте, господин фельдмаршал!
С шумом захлопнулась дверца. На запятках встало еще двое охранников. И вот карета выехала за ворота и скрылась вдали.
Бернар остался во дворе один. Он поежился под теплым меховым плащом и медленно пошел внутрь дворца.
1.4
Улицы Кестерии в который раз встречали молодого триумфатора. Только сейчас все происходило совсем иначе, чем прежде. Его, чуть живого, тайно везли на коленях в закрытой тюремной карете без окон, прикованным к стенке. Но даже если бы кто-то из прохожих и смог кинуть случайный взгляд внутрь, то блистательного двадцатилетнего генерала, любимца короля, красавца и самого завидного жениха Кордии, в забитом, измученном, остриженном наголо узнике он бы точно не узнал.
Но улицам столицы было все равно. Они прожили так долго и повидали столько людей, что полтора года для них казались лишь мигом, а глухая карета со стражей – глупой условностью. Пусть теперь они именовались совсем по-другому. Мадинор не перестал быть Кестерией. И улицы остались теми же. Они прекрасно помнили того, кого выходил встречать с цветами весь город от мала до велика. И помнили, как он шел по ним в последний раз.
Тогда солнце стояло уже высоко. Полтора года назад притихшую в ожидании решения своей судьбы столицу поднял на ноги громкий барабанный бой. Со стороны полей через главные городские ворота вошел целый отряд. Впереди и позади клином верхом по три офицера, затем плотное кольцо взявших ружья наизготовку стражников, а в его середине – босоногий человек в мундире без знаков различия.
***
Возглавлявший конвой офицер приказал Хавьеру разуться, как только взял его в плен. С тех пор ноги князя забыли, что такое обувь. Он шел по промерзшей осенней столице босой и безоружный. Без шляпы и генеральской перевязи. На голове издевательски блестел серебром платок в цветах свергнутого королевского дома Кестеров. Руки Хавьеру связали спереди и прикрепили длинной веревкой к седлу ехавшего впереди всадника. Главный офицер конвоя ехал очень медленно. Он специально направлял коня и следовавшую за ним колонну через все центральные улицы и площади столицы, хотя дорога в Триволи лежала далеко в стороне оттуда.
Привлеченные барабанным боем и стуком копыт, жители сотнями выбегали на улицу, выглядывали из окон на всех этажах, стояли в открытых дверях таверен и постоялых дворов. Мальчишки гроздьями облепляли деревья. Но толпа на этот раз молчала. Кто-то прятался сразу после того, как видел происходящее, кто-то замирал на месте, не в силах пошевелиться. Было понятно, почему и о чем думали горожане.
Если уж самого непобедимого Норрьего разбили в бою и ведут на веревке, значит, новая власть пришла всерьез и надолго.
А колонна все ползла и ползла через весь город. Под ноги Хавьеру, лишенному возможности выбирать себе дорогу, все чаще попадались острые камни. Вскоре он начал едва заметно прихрамывать, а мостовая за ним стала окрашиваться кровью. Но Хавьер, по-прежнему, шел по улицам столицы с тем же видом, с каким ехал по ней каждый раз после новой победы на поле боя. Все тот же равнодушный ко всему взгляд и совершенно неподвижное лицо.
Изначально, Хавьер даже не сильно внутренне возражал против прогулки по городу. Проиграв бой, он прекрасно понимал, что впереди его ждет лишь Триволи, и небо над головой он увидит еще очень и очень нескоро. Норрьего по приказу разулся, дал себя связать и, даже не пытаясь освободиться, медленно двинулся в путь, наблюдая изменения в окружавшем его мире и размышляя об увиденном.
Но дорога по столице длилась и длилась. Все, что мог в данной ситуации, Хавьер уже обдумал на десять раз. Ноги, несмотря на потерю чувствительности от холода, уже начинали нещадно болеть при каждом шаге, только начавшее опускаться, яркое осеннее солнце било прямо в голову, а крепко связанные в запястьях руки затекли и закоченели. Безумно хотелось согреться, перевязать кровоточащие ступни, выкинуть из головы оглушающий барабанный бой, размять наконец руки и почувствовать пальцы…
Но дорога пыток по улицам и площадям все продолжалась и продолжалась. Столица Шарля Мадино приветствовала плененного героя и готовила ему новые испытания.
***
Наконец карета остановилась, и стражники выкинули доставленного ими пленника на темно-серые камни мощеного двора.
Сколько раз князь Норрьего ступал на подобные им плиты полноправным хозяином, одним из первых лиц королевства. Теперь упал на мостовую лицом вниз самым бесправным и ничтожным существом во всем свете.
***
В Триволи Хавьера поместили в камеру, напоминавшую гостиницу средней руки. Веревки на руках сменили на легкие кандалы, разрешили лечь на жестковатую кровать и обработали раны на ногах. Только руки почему-то сковали за спиной короткой цепью. Хавьер с облегчением закрыл глаза и провалился в тяжелый сон. Весь ужас для него начался вечером того же дня, с визита Мадино.
– Вот мы и снова встретились! – раздался ненавистный голос, вырывая Хавьера из дремы.
Открывать глаза не хотелось совсем. Но такого приказа, пока что, слава духам, и не поступало. Шарль подошел и долго стоял рядом с ним, наверняка разглядывая такую желанную добычу. Затем потер руки и сел в скрипнувшее кресло.
– Что же, – произнес Мадино довольным тоном. – Я смотрю, ты по мне соскучился. Иначе не прибежал бы, как пес по свистку хозяина. Впрочем, я и есть твой хозяин, а ты моя цепная зверушка. И я желаю, чтобы ты находился в Триволи: здесь, в этой вот камере. По собственной воле ты не имеешь права отсюда выйти. А если вдруг случится такое чудо, и тебя отсюда выкрадут, я желаю, чтобы ты вернулся обратно как можно быстрее. Все понял? А теперь делай, что говорю: встань передо мною на колени и скажи: «Да, мой господин!».
Хавьер проделал все, что приказали, не меняясь в лице и не поднимая век, ориентируясь только на голос визитера. Он легко мог не только определить на слух, где сидит Шарль, и встать перед ним на колени, но и метнуть тому кинжал точно в сердце. И сделал бы так, не задумываясь, имей он хоть малейшую на то возможность.
Принц не мог его не понять. Мадино вскочил, ухватил Хавьера сзади за шею и с силой кинул лицом о каменный пол. Прошелся вокруг, успокоил дыхание и снова сел в кресло.
– Благодари всех богов, в которых не веришь, что ты мне пока нужен целым и здоровым… Посмотри на меня, пес, и повтори то, что сказал, еще раз.
Хавьер поднял на Мадино залитый кровью гордый взгляд и тихо произнес голосом, в котором снова прогремело все что угодно, но только не смирение и не покорность:
– Да, мой господин.
Шарля перекосило. Он снова встал и замахнулся, чтобы что есть силы ударить Хавьера по лицу… Но вдруг остановился, зло ухмыльнулся, сел и, глядя пленнику прямо в глаза, сказал уже совсем спокойно, тихо и вкрадчиво:
– Пусть пока так. В будущем я не потерплю от тебя, раб, ни малейшей дерзости. Поверь, ты еще будешь ползать у моих ног и со слезами молить о пощаде. Но позже. Повторюсь, пока что ты мне нужен. Уверяю тебя, рыбка моя, скоро, очень скоро ты будешь всей душой мечтать о том, чтобы я просто избил тебя до полусмерти. Но мечты останутся только мечтами. Эй, стража! Помогите ему встать, умыться, снимите кандалы и посадите за стол.
Когда приказания Шарля выполнили, он сам подошел к Хавьеру, поставил перед ним прибор для письма, затем небрежно хлопнул связку карт и пачку чистой бумаги, заявив:
– Слушай мое желание. У тебя есть время подумать и написать все до полудня послезавтра. Мне нужен план победоносной войны со всеми, кто против меня. Ты понял: со всеми! Даже с теми, о ком я еще не знаю, но ты мне о них сейчас расскажешь. Очень подробно, в письменном виде. Обо всех известных тебе моих противниках. Без исключения! С характеристиками противостоящих мне армий и их командующих. Также меня интересует, кто и на каких условиях может стать моим союзником. Как внутри страны, так и вне ее. И кому из них можно верить, а кто предаст при первой возможности.
Здесь список имеющихся у меня людей и резервов. Кампания по укреплению моего трона и разгрому всех моих врагов должна быть краткой, не затратной и максимально эффективной. Самое большее через год все должно быть кончено. Все ясно? Работай! А чтобы никто ничего не заподозрил и не кинулся тебя спасать, мы сделаем вот что. Через месяц организуем в соседнем аббатстве небольшое представление с тобой и палачом в главных ролях. И пригласим туда как можно больше публики. Тебе понравится.
Шарль еще раз довольно улыбнулся и вышел из камеры. Хавьер, судорожным движением затолкав между зубов скомканный лист бумаги, чтобы не заорать, обмакнул перо в чернила и, проклиная самого себя и свою память, принялся быстро и подробно строчить доносы на всех друзей и ближайших соратников.
1.5
– Принимайте груз! Кто тут у вас за главного? Господин князь дома? Он выйдет к нам? – крикнул стражник, спрыгивая с подножки тюремной кареты.
Из ряда крепких светловолосых бородачей, которые встретили их во дворе особняка на площади Лип, вперед вышел один, одетый в темно-синий, украшенный золотым галуном кафтан.
– Я здесь за главного, – важно заявил он. – Управляющий поместьем, Эгор. К вашим услугам, господа. Грэд Тирдэг дома. Слава Творцу, наш король Шарль Первый – величайший военный гений и лучший полководец известных земель! Все враги короля разбиты и обращены в прах. Господину князю больше не приходится подолгу бывать на войне. Но к нам сюда он не выйдет. Грэд поручил мне расписаться за пленника и забрать его. Вот перстень князя для печати на документах.
***
Пока стоявшие вокруг него люди чем-то занимались, Хавьер лежал у их ног, не в силах даже пошевелиться, и остатками разума страстно мечтал только об одном – если уж не умереть, то хотя бы оглохнуть, чтобы никогда в жизни больше не слышать о воинских талантах Шарля Первого.
В Триволи Хавьера содержали вполне прилично. Кандалы больше не надевали. Вкусно и сытно кормили, давали спать и читать, даже выводили на прогулки. Правда, все так же босиком и без теплой верхней одежды, поэтому с первыми заморозками выходы в тюремный сад прекратились. Регулярно приходил лекарь. Кроме него, к пленнику никто не прикасался. О нем, можно сказать, даже тщательно заботились.
Но, если бы Хавьер мог, он, ни секунды не колеблясь, пошел бы на мучительную медленную смерть или в сырой подвал на постоянные пытки, только бы не делать то, что делал изо дня в день.
***
– …Оглушить щенка и в подвал на «почетное место»…
Последнее, что он услышал после ареста в гардоррском замке. Очнулся Хавьер уже в том самом подвале, сидя на железном кресле с высокой спинкой.
«И это мы уже проходили. Приковывали меня к такому “почетному месту” в Триволи. Только там еще была жаровня. Повторяетесь, ваше подлейшество… Повторяетесь…»
Хавьер бегло осмотрелся. Да. Почти все как тогда: из одежды только штаны, тело полностью крепко притянуто к пыточному трону стальными зажимами. Руки, ноги, грудь, даже голова поперек лба. Только руки почему-то прижали к широким подлокотникам ладонями вверх. В прошлой жизни все обстояло ровно наоборот, чтобы обеспечить доступ к ногтям.
«Придумали что-то новенькое, ваше подлейшество? Да неужели? Насколько я помню, особым воображением ты не отличался».
Он попытался вырваться. Бесполезно. Голова все еще болела от недавнего удара, и Хавьер закрыл глаза, чтобы хоть как-то с этим справиться. Невольно прислушался. Звуков сражения не было, но их и не могло быть. Удалось выделить из общего гомона голос короля. Алегорд жив и не ранен. Уже хорошо.
Чтобы перестать слышать всю округу, Хавьеру вновь пришлось открыть глаза.
«Назвал “щенком”… Так гордишься тем, что старше меня на два года? Пф! В сорок лет ты огрызался из норы осторожным злым лисом. Только сердце оказалось слабым. Нашего с Рэем неожиданного появления перед шахматной партией ты тогда не пережил… А вот каким королем станешь сейчас, когда власть свалится тебе в руки на двадцать лет раньше?»
Раздались далекие шаги. Хавьер выдохнул и приготовился к самому худшему. Хотя, чем его могут удивить кордийские палачи?
Дверь открылась, и в подвал вошел Шарль. Нескольких мгновений Хавьеру хватило, чтобы рассмотреть и оценить противника. Молодой Мадино оказался даже красив. То, что двадцать лет спустя изуродует его лицо, сейчас выглядело интересно и свежо. Средней длины пепельные волосы свободно лежали на плечах. Очевидно, в будущем они значительно поредеют, иначе он не ходил бы с короткой стрижкой. Глубоковатая посадка серых глаз скрадывалась их блеском и живостью. Еще не украшенный залысинами выпуклый лоб не подчеркивали морщины, а тонкие губы не привыкли все время презрительно кривиться. Но смотрел Шарль уже очень знакомо: с хищной ненавистью.
Мадино принес еще один факел и сейчас, встав вплотную к Хавьеру, ухватил того за подбородок и осветил его лицо.
– И что все в тебе такого находят… – произнес Шарль вполголоса. – Смазливая мордашка. И ничего больше. А почему ты никогда не показываешь волосы? Знаешь, об этом ходят целые легенды. Говорят, что в них заключена твоя сила и воинская удача. Побрить тебя наголо, что ли… А? Что скажешь?
Хавьер молчал и думал о том, что потом наверняка пожалеет, что не плюнул сейчас Шарлю в лицо.
Мадино отпустил подбородок пленника, сорвал с его головы платок, отошел и закрепил факел на стене. Вернулся со стулом и сел напротив Хавьера, заложив ногу на ногу.
– Как интересно. Ты, оказывается, рыжий. На самом деле? Не крашеный? Молчишь…
Мадино говорил так, словно вел беседу исключительно сам с собой и не ждал никакого ответа. Странно. В прошлой жизни он вел себя совершенно иначе.
– Но сейчас это не существенно. Ты мне потом все самым подробным образом расскажешь. Сомневаешься? Зря. Ты мне все-все расскажешь. И даже больше.
Шарль холодно улыбнулся и посмотрел, как охотник на долгожданный трофей.
– Знаешь, как-то в детстве мне попалась книжка с нузарскими сказками. Там была такая забавная история: про рыбака, который сетями вытащил из моря старую медную лампу. Знаешь, что оказалось внутри? Огненный дух, исполняющий желания. Ничего тебе не напоминает? Неужели ты до сих пор не понял, что именно я намерен с тобой сделать?
Сказав так, Мадино выразительно глянул на повернутые кверху ладони пленника.
Страшная, невозможная догадка пронзила Хавьера и, видимо, отразилась в его глазах.
– О! – довольно вскрикнул Шарль, хлопая себя по колену. – Вот оно! Ты испугался! Да! Значит, ты все-таки человек и можешь чувствовать, несмотря на все то, что о тебе болтают. Итак, мой дорогой огненный дух. Будешь исполнять мои желания?
Хавьер понял, что терять ему больше нечего. Если Шарль и в самом деле обладает тем, на что намекает, все будет очень и очень плохо. Но нужно вначале попробовать провести переговоры.
– Если ты внимательно прочитал ту книгу, – сказал Хавьер, вполне спокойно и даже дружелюбно, – то знаешь, что такие сказки всегда плохо заканчиваются. Дух убивает того, кто его поработил.
Мадино лишь улыбнулся, а затем вкрадчиво спросил:
– Угрожаешь?
– Предупреждаю. – Хавьер улыбнулся в ответ. – Ты пока еще не сделал ничего такого, чтобы считаться моим смертельным врагом.
– Ты так думаешь? – удивился Шарль. – Очаровательно. То есть, если я тебя сейчас отпущу, ты просто встанешь, заберешь своего короля и уйдешь отсюда? И даже не ударишь меня? Я правильно понял?
– Да, – спокойно подтвердил Хавьер. – Я не хочу войны. Отпусти нас и сможешь идти куда хочешь. Так ты останешься жив. Ни тебя, ни Тирдэга я не трону.
– Как великодушно! – Шарль картинно всплеснул руками, а затем прищурился. – Или хитро? Дух знает, что попался и пытается обмануть рыбака, чтобы избежать пожизненного рабства?
– Не я писал те сказки. Ты лучше меня знаешь, чем они заканчиваются. Я бы на твоем месте прямо сейчас бросил лампу обратно в море.
– Хватит болтать! Меня этим не запутать и не запугать! Лампа в моих руках, и ты сделаешь все, что я пожелаю!
Мадино встал, сделал шаг вперед и, что-то выхватив из-за пазухи, крикнул:
– Вот! Смотри! И готовься целовать пыль у моих ног!
Он сунул в лицо не верящего в то, что все происходит на самом деле, Хавьера раскрытую ладонь. В ее центре поблескивал маленький, почти игрушечный золотой нож в форме листа ивы.
1.6
Получив все нужные подписи и печати, стражники сели в карету и уехали.
Эгор кивнул слугам на безжизненно лежащего у их ног человека в кандалах и распорядился новым имуществом князя:
– Так. Этого в подвал под замок. Несите на руках, что ли… А то на лестницах ноги ему переломаете. Грэд распорядился привести пленника в порядок. Значит, так. Цепи снять. Самого дохляка помыть, побрить, одеть и накормить. Раны обработать. Хозяин осмотрит его вечером. Ступайте! У вас много работы.
***
Золотой нож в форме листа ивы хищно блестел в свете факелов посреди ладони Шарля. Хавьер призвал все свое хладнокровие, чтоб не поддаться безотчетному страху. От испытаний третьей дороги он ждал чего угодно, только не древнего заклятия.
«Нет! Не может быть! Но вот он – передо мной! Нет! Нет!.. Спокойно. Возможно, Мадино не знает, как им пользоваться. Или не совсем знает. Всегда должна быть лазейка!»
***
О золотом ноже Хавьер прочел в одной из древних семейных хроник, выданных ему отцом после разговора о душе мира. Огромный потрескавшийся свиток из телячьей кожи повествовал о первых временах подлунного мира. Витиеватые выражения описывали Творца и Его дары тем, кому доверили хранить и защищать все сущее.
Душа мира и шестеро хозяев стихий жили среди простых людей, не скрывая подаренных им огромных возможностей. Но оказались очень одиноки. Даже кровные родичи боялись их сил. Никто не хотел связывать с ними жизни. Тогда хранители посовещались и пришли к Творцу с просьбой хоть как-то помочь. В ответ получили семь маленьких золотых ножей замысловатой формы.
– Вот, дети мои, – провозгласил Великий Отец, – возьмите их и храните, как собственное сердце. Когда встретите человека, с которым захотите провести рядом всю жизнь и которому сможете доверять, как себе, дайте ему волшебный нож и подставьте открытую левую ладонь. Тот, кто прольет золотым листом вашу кровь, сможет загадать вам желание. Любое желание. И вы не сможете его не выполнить. Это станет вашей жертвой любимому человеку.
Так и повелось. В день свадьбы хранители протягивали ладонь тем, в ком были уверены. А их избранники желали того, что по их мнению, сделало бы их счастливыми.
Ножи передавались из поколения в поколение, как величайшая ценность. Однако, со временем, традиция исчезла. Избранники стали употреблять полученную власть во зло, и хранители отказались приносить жертву любви.
Далее в хронике шел рисунок золотого листа и гораздо позднее сделанная другим почерком приписка, в которой говорилось, что легенда может и правдива, но доказательств тому никаких нет, как и нет сведений о том, чтобы такие ножи где-то существовали до сих пор.
