Таблетка от старости

Как-то все произошло постепенно и незаметно, но жизнь Шуры Животовой переменилась в корне. Во-первых, она закончила Академию последипломного образования, получила специализацию косметолога и устроилась на работу в клинику «Космос», во-вторых, Шура стала настоящей красавицей и носила одежду того размера, который был широко представлен во всех дорогих и приличных магазинах, а в-третьих, что самое главное, у нее был роман с главным врачом «Космоса» Игорем Николаевичем Кирсановым.

В Кирсанова Шура влюбилась с первого взгляда, когда только пришла на собеседование по поводу устройства на работу. Это был мужчина Шуриной мечты. Да и не только Шуриной. В Кирсанова были влюблены все врачи, все медсестры и все пациентки, кто хоть раз с ним сталкивался. Он имел высокий рост, широкие плечи, густые темные волосы, пронзительно синие глаза, обрамленные густыми пушистыми черными ресницами и обворожительную голливудскую улыбку. Казалось, что своими прекрасными глазами он заглядывает вам прямо в душу. Руки Кирсанова были большими с тонкими музыкальными пальцами. Этими руками он сделал огромное количество операций, но всякий раз переживал и тщательно готовился. За это Шура любила его еще больше.

Роман Шуры и Кирсанова развивался стремительно. Сначала он просто забегал к ней в кабинет с какими-то пустяковыми вопросами, и Шура столбенела и краснела, как пятиклассница. Затем он стал тайком оставлять в Шурином кабинете цветы и звать Шуру на обед. И Шура шла с ним обедать, не зная, что говорить и как себя вести. От этих обедов она похудела еще больше. Потом Кирсанов отправил ее стажироваться во Францию на новом, приобретенном клиникой лазере.

Шура тысячу раз бывала заграницей с Эльвирой Викентьевной и Пьетрофичем, поэтому особого восторга от поездки не испытала. Училась во французской клинике, скучала по Федору, которого во время Шуриного отсутствия должна была развлекать и кормить домработница Эльвиры Викентьевны, и считала дни до возвращения домой. В последний день стажировки Шуре выдали сертификат и отпустили с работы пораньше. Она вернулась к себе в отель, сложила чемодан и от нечего делать включила телевизор. Самолет в Питер вылетал только на следующий день после обеда, и Шура откровенно маялась, представляя, как она проведет оставшееся до вылета время. В этот момент в дверь постучали. Шура накинула халат и распахнула дверь. В дверях стоял Кирсанов со спортивной сумкой через плечо.

– Картина Репина «Не ждали», – сказал он, отодвинув Шуру и входя в номер.

– Картина Айвазовского «Приплыли», – добавила Шура, закрывая за Кирсановым дверь.

– Ты имеешь в виду «Девятый вал»? – Кирсанов бросил сумку на пол, поднял руки и навис над Шурой, изображая тот самый девятый вал.

– Нет, я имею в виду «Тихую гавань в Сорренто», – Шура плавно развела руки в стороны, решив, что так она больше похожа на гостеприимную тихую гавань.

И ничего удивительного, что этот «девятый вал» таки обрушился на эту «тихую гавань». Да так обрушился, что на следующий день Шура с Кирсановым чуть не опоздали к самолету.

Федор встретил Шуру с недовольным видом. Он хмурился и не шел к ней на руки. Кроме того он похудел и начал катастрофически линять. Шура побежала с ним к ветеринару, и тот объяснил ей, что кот пережил серьезный стресс от расставания с Шурой. Шура торжественно пообещала Федору больше никогда не оставлять его, но тот ей не поверил и дулся еще целую неделю. А еще ревновал ее к Кирсанову, который теперь стал регулярно бывать у Шуры дома. Даже как-то погрыз ему шнурки на ботинках. Хорошо не написал туда, а то некоторые коты от злости на пришельцев писают им в ботинки. После этого Шура всегда убирала ботинки Кирсанова в шкаф.

Встречались Шура и Кирсанов в основном днем в Шурины выходные дни. Дело в том, что мужчина Шуриной мечты оказался прочно женат.

– А еще «Девятым валом» прикидывался, – укоризненно заявила Шура, узнав об этом пренеприятном нюансе.

– Это бизнес, – объяснил он Шуре. – Я женат на деньгах и клинике. К жене никаких чувств не испытываю и люблю только тебя.

Шура не стала особо привередничать. Может, жена у Кирсанова бабец стокилограммовый или вовсе жаба пупырчатая, мало ли как у людей в жизни обстоятельства складываются. Вдруг бедненький Кирсанов этой жабе денег должен, а теперь вот вынужден вокруг нее подпрыгивать, да с ускорением и все за ради любимой клиники. Семейные обстоятельства – это вам не фунт изюму! В остальном-то Кирсанов – парень, хоть куда! Опять же, пользуясь терминологией врача венеролога Нины Константиновны Вилковой, доктор Трахтенберг из него был весьма и весьма усердный, да и костюм спецзащиты он всегда надевал. Сам он, правда, называл презервативы перчаточками.

Далеких совместных планов Шура не строила. Во-первых, когда тридцатник уже у девушки на носу, то оставаться ей девушкой, скажем прямо, просто неприлично. Большинство девушек к тридцати годам уже замуж сходили, да не по разу, и детей уже себе нарожали, да не по одной штуке. Чего ж Шуре сидеть и принца дожидаться, когда у нее под боком мужчина сказочной красоты? А, во-вторых, принца дожидаться можно и совмещая приятное с полезным. Шура думала, что если ей вдруг подвернется какой-никакой неженатый принц, да пусть, хотя бы и из сундука Пьетрофича, она всегда сможет сказать Кирсанову: «Привет и прости!». И, в-третьих, если никакого принца на ее жизненном пути не организуется, то, когда подойдет время, они с Кирсановым как-нибудь без защитных перчаточек обойдутся, чтобы Шура могла родить ребеночка. Без замужества Шура вполне себе жизнь свою представляла, а вот без ребеночка… Ну, и конечно, жаль ей было Кирсанова. Как он без прекрасной Шуры со своей жабой один на один останется? Так что Шура Животова считала себя вполне успешной и состоявшейся, а о женихах в виде военных и олигархов задумывалась постольку поскольку. Это больше Эльвиру Викентьевну беспокоило.

С Эльвирой Викентьевной они встречались обычно в каком-нибудь кафе. Мать любила бывать в модных красивых заведениях, чтобы и на людей посмотреть и себя показать. Вот и сейчас они сидели на открытой террасе французского бистро, главным достоинством которого, по мнению Шуры, было наличие удобной парковки. К концу встречи с матерью Шура чувствовала себя совершенно измотанной. В первую очередь от того, что матери нельзя было все честно рассказать про свою личную жизнь. Не поняла бы Эльвира Викентьевна романа с женатым человеком. Не поняла бы и не одобрила. Раз влюбился, пусть разводится. Нечего тут гаремы устраивать. Шура прекрасно представляла себе, как Эльвира Викентьевна фыркнула бы и стала объяснять Шуре, какая она дура непроходимая. А, кроме того, Шуре нестерпимо хотелось курить. Делать это при матери, она тоже опасалась. Эльвира Викентьевна никогда не курила и категорически не выносила табачного запаха и курящих женщин. Курящих женщин она вообще считала чуть ли не проститутками.

– Ну, что, Сюсенька, пойдем? – наконец обратилась Эльвира Викентьевна к сумке, стоящей на соседнем стуле. Из сумки показалась голова Сюсеньки.

Сюсенька, она же Эсмеральда была любимой собакой Эльвиры Викентьевны породы Чи-хуа-хуа и стоила бешенных денег. Сюсенька невозможно раздражала Шуру своим внешним видом, выпученными глазами, вредностью и визгливостью. У Федора при первой встрече с Сюсенькой шерсть стала дыбом, хвост вытянулся трубой. Он начал как-то боком подпрыгивать вокруг собачонки, а когда Сюсенька на него тявкнула, издал грозный боевой клич «Мрэ-э-э-о!!!», после чего Сюсенька заткнулась и описалась. С тех пор, встречая Сюсеньку на общих семейных вечеринках, Федор смотрит на нее презрительно и чуть что бьет лапой по морде.

Эльвира Викентьевна, вызвав откровенное недовольство Сюсеньки, полезла в сумку за кошельком.

– Я заплачу, – остановила мать Шура.

– Вот и славно! Наконец-то я дожила до того времени, когда дети за меня платят, – резюмировала Эльвира Викентьевна и встала.

– А что? У тебя есть еще какие-то дети, о которых я не знаю? – Шура изобразила на лице большое удивление.

– Ох, мало я тебя порола, – заметила Эльвира Викентьевна, подхватила сумку с Сюсенькой и, покачивая бедрами, направилась к парковке, где стоял ее роскошный кабриолет марки «Мерседес».

Мужчины, присутствующие в кафе, встрепенулись и проводили Эльвиру Викентьевну заинтересованными взглядами. Шура посмотрела на часы. До встречи с Кирсановым оставался еще час. Интересно, куда он ее повезет? Сказал, что будет сюрприз. Шуре давно уже хотелось пойти с Кирсановым куда-нибудь вместе. В театр или на концерт или вот летом, хотя бы на пляж. Но это было невозможно. Вдруг кого-нибудь из его знакомых встретят. Надо было соблюдать конспирацию. Хорошо бы все-таки он повез ее на концерт. Летом в Питере, кто только не гастролирует! Шура заказала себе еще кофе, закурила и стала рассматривать окружающих. Окружающие не представляли из себя ничего интересного. Сплошные пупсики и старперы. А туда же! Эти мужчины даже в подметки не годились ее Кирсанову. Однако, когда Шура, уже расплатившись, шла к своей машине и чувствовала на себе их такие же заинтересованные взгляды, как и те, которые они бросали вслед ее матери, Шуре было приятно. Очень.

Кирсанов повез Шуру не на концерт, а на дачу к какому-то своему приятелю, который в это время был в отпуске за границей. Дача была довольно симпатичной и располагалась неподалеку от дачи Пьетрофича в престижном Курортном районе. В ней, как и у Пьетрофича был весь набор загородных развлечений. Беседка для барбекю, баня и бассейн. Бассейн был довольно приличных размеров.

– «Наверное, двенадцатиметровый», – подумала Шура, наметанным глазом окинув бассейн. Такой же был и у Пьетрофича. Шуре стало скучно.

– Вот, Сашенька, ты хотела на пляж. Чем тебе не пляж? – сказал Кирсанов, обводя рукой богатство своего приятеля.

«Ничем», – хотела ответить Шура, но сдержалась. Шура терпеть не могла, когда ее называли Сашенька, а Кирсанов упорно не хотел звать ее Шурой.

– Какая же ты Шура? – говорил он, когда Шура высказывала ему свои претензии. – Ты Сашенька!

Обычно после этого он крепко прижимал к себе Шуру, и она переставала злиться, хотя это его «Сашенька» очень даже смахивало на «Сюсеньку».

Про купальник для бассейна он ей тоже ничего не сказал, это вызвало в Шуре дополнительное раздражение. Наверное, сюрприз, по его мнению, предполагал, что Шура будет резвиться в бассейне голышом. Расхаживать голышом, Шура тоже терпеть не могла. Похоже, сказывались ее комплексы насчет собственной фигуры, укоренившиеся в Шуриной голове с детства. Сейчас фигура у Шуры была просто замечательной, но перебороть свою застенчивость Шура не могла. Да и зачем? В конце концов, это просто неприлично. Вот так вот приехать на чужую дачу и скакать голой. Ясное дело, что кончится все это занятиями любовью в этом самом бассейне. А микробы? Ведь, как ни крути, а это же чужой бассейн. Неизвестно еще чего сами хозяева в нем вытворяли. Или не хозяева. Мало ли у этого хозяина разных друзей, которые в его отсутствие пользуются этой дачей и этим вот бассейном. Нет! На это Шура пойти никак не может. Ей захотелось немедленно убежать отсюда, тем более, что до дачи Пьетрофича можно было бы добраться и пешком, а уж оттуда ее кто-нибудь до города обязательно подкинет.

Каждый раз, когда Шура оказывалась где-либо без своей машины, она тысячу раз об этом жалела и тысячу раз поминала своего отчима Пьетрофича добрым словом. Девушке просто необходима мобильность и независимость в передвижениях.

– Ну, ты чего нос повесила? – Кирсанов подошел к Шуре и взял ее за подбородок.

Почему-то захотелось столкнуть его в бассейн. Прямо в модных ботинках и дорогом костюме.

– Что-то не хочется мне тут купаться, – честно ответила Шура.

– Не дури, раздевайся, давай. У нас времени мало, – он посмотрел на часы и стал стаскивать с себя галстук.

Это у Шуры сегодня был выходной, а у Кирсанова день был обычный рабочий. Не операционный, конечно, в операционные дни Шура с Кирсановым не встречались, а обыкновенный рабочий день, наполненный разными административными вопросами.

«Вот тебе и сюрприз», – подумала Шура и чуть не расплакалась. А с другой стороны, чего она хотела? Он же женатый занятой человек. Год назад от одной только мысли, что такой вот красивый мужчина привезет ее на тайное свидание, Шура лопнула бы от счастья. А теперь вот кочевряжется.

Шура, нехотя, сняла с себя одежду и прыгнула в бассейн. Из головы не выходили рассказы Нины Константиновны о зловредной гарднарелле, которая таится в водной среде. И уж если погибает, то исключительно от огромного количества всяческих химикатов. Так что или гарднарелла, или ядовитые химикаты, которые тоже для женского организма не совсем полезны. Третьего не дано.

Ясное дело, что Шуре от этих мыслей было не до секса и уж, тем более, не до любви. Кирсанов, наверное, почувствовал эту ее напряженность, поэтому долго возиться не стал. Сделал все быстро, по-деловому, недовольный вылез из бассейна, вытерся и стал одеваться. На Шуру он не смотрел.

Шура выбралась из бассейна, завернулась в полотенце, подошла к суровому Кирсанову и заглянула ему в глаза.

– Сашенька, – строго сказал Кирсанов. – Если ты не в духе, то в следующий раз так и скажи. Можем никуда ведь и не ездить. Я делаю все, что могу. Прости меня, но больше я тебе дать ничего не в силах. Мои обстоятельства тебе прекрасно известны.

– Угу, – Шура обняла Кирсанова и заплакала.

– Ну, вот еще! – Кирсанов высвободился. – Терпеть не могу, когда девки плачут. Почему вы все свои проблемы пытаетесь слезами решать?

– Я не пытаюсь свои проблемы слезами решать. Я просто плачу, потому что мне тебя жалко.

– Меня? А меня-то, почему жалеть надо? – Похоже было, что Кирсанов искренне удивился.

– Как?! Ты же обиделся, – в свою очередь удивилась Шура и перестала плакать.

– Александра! Ты сводишь меня с ума. Одевайся, поехали. Хватит с меня на сегодня приключений.

Шура покорно направилась к своей одежде.

– Отвернись, – сказала она Кирсанову.