Розовым мелом

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

POV Зои

Зажимаю рот ладонями, чтобы не заржать. Мне очень стыдно, правда. Понимаю, что переборщила и что это капец как больно, но меня просто накрывает неконтролируемый истерический смех.

– Оборжаться, – шипит Князев, держась за голову. Аж покраснел бедный. Даже обычно зачёсанные назад волосы встали торчком – это так его хорошенько тряхнуло. Надо полагать, баночка-то увесистая. Жестяная.

– Прости. Я думала, мимо пролетит.

– Думала она! Не занимайся тем, что не умеешь.

Всё, прошло мимолётное наваждение. Больше уже не жалко. Правильно получил.

– Эй, ну оскорблять-то сразу зачем? Я же извинилась.

– И что, от твоего извинения сотряс сам пройдет?

– Не преувеличивай. Чтобы было сотрясение, нужен мозг.

Илья хмуро отнимает ладонь ото лба, и я снова ржу. Будет шишка. Сто пудов. Уже набухает.

– Беги, просто лучше беги, – спокойно, но с угрозой предупреждают меня.

Ага, спотыкаюсь и падаю.

– Сам беги. Я тебя не боюсь, – спокойно лезу в морозилку за замороженной курицей. – На, – шлепком прикладываю окорочок к его моське. – А то к вечеру будешь ходить красивый и фиолетовый.

– Не поможет.

– Поможет. И никогда больше не смей брать мои вещи. Иначе в следующий раз в полёт отправится утюг.

На меня долго и пронизывающе смотрят. Слишком долго и слишком пронизывающе. Как-то прям не по себе становится.

– Ты чокнутая, знаешь? – интересуются как бы между прочим.

Вот не соглашусь!

– Ты вынуждаешь быть такой. Веди себя по-человечески и мы если не поладим, то хотя бы закончим эту глупую вражду.

– А если она меня устраивает?

– В таком случае мне нечего тебе больше предложить, – отковыриваю от дна сковородки готовые уже сгореть макароны и поднимаю с пола укатившуюся банку. – Открой, если несложно, – протягиваю ему тушёнку и больше времени на него не трачу. И так опаздываю. Причём конкретно, потому что всё, что должно было быть подготовлено ещё вчера ночью, разумеется, было напрочь забыто после стычки с Мартыновым. Короче, к тому моменту, как завтрак готов только и остаётся, что проглотить тарелку целиком, не жуя, и надеяться, что оно там в желудке само как-нибудь перемолется и утрамбуется.

– Лика, привет, – параллельно с дозвоном старосте на ходу натягиваю на себя ботильоны и пальто. Не очень удобное занятие, когда телефон зажат между плечом и ухом. – Я уже еду, слегка в пробку попала. Отметь, что я на месте, пожалуйста. Кызоева и так на меня зуб точит. Спасибо, – отключаю вызов, прыгая на одной ноге. Всё по закону подлости: пытаюсь не уронить гаджет – падает сумка. Которая, конечно же, расстёгнута и вываливает всё добро на пол. Пытаюсь поймать хоть что-то на лету – в итоге ломаю ноготь. Пока нянчу ноготь – подворачиваюсь на каблуке и едва не заваливаюсь. – Да твою же… – хочется орать от раздражения. Ну почему всё вечно идёт наперекосяк именно тогда, когда это катастрофично невыгодно!

– Куда такая спешка? – из своей комнаты, в которой он обжимался с перемороженной холодильной курицей последние четверть часа, выходит Князев. Ну да. Особо сильно не помогли тисканья, лоб заметно сизовеет. Илья тоже, вероятно, это понял и забил на романтическое рандеву, переключившись на уборку мусора с кровати. Правда особо не заморачивался – тупо завернул всё в заляпанную колой простынь. Стоит как ёжик в тумане с котомкой, перекинутой через плечо и на меня зыркает.

– Если бы не ты, спешить не пришлось, – торопливо сгребаю обратно в жерло пятого измерения кошелёк, конспекты и косметику. – На плите ещё осталась жрачка. Так и быть, разрешаю доесть, – моему милосердию нет границ. То ли пытаюсь загладить вину за домашнее насилие, то ли благодарна за то, что мне без язвительных замечаний всё же была вскрыта консерва. Такая мелочь, но для него прям поступок. Я вообще удивлена, что меня не прибили.

– Да ладно? Что, и туда даже ничего не подсыпано? – искренне удивляются такой щедрости.

– Слабительное закончилось. Сгонцаешь в аптеку, всё будет, – огрызаюсь я, не оборачиваясь, и поспешно сваливаю, гремя ключами. Некогда мне пикироваться. Опоздаю на тест, точно турнут из универа. Обиднее всего, что осталось доучиться каких-то несколько месяцев.

Далеко уцокать по кляклым лужам не успеваю. На половине пути к остановке рядом со мной равняется чёрный седан. Опускается стекло со стороны водителя, и я с приофигевшим видом опять наблюдаю моську Князева.

Это когда он успел машиной обзавестись? Да ещё и мерсом? (прим. авт. Мерседес) Я видела эту тачку уже несколько раз у подъезда, паркующуюся в стиле: "я главный козёл на районе, мне законы не писаны", но даже в голову не брала, что она его.

Знала бы, записочку под лобовое оставила. Мол: нельзя занимать одним собой сразу три места, не будь скотобазой, а то найдутся добрячки, любящие тайком прокалывать шины и привязывать воздушный шарик к выхлопной трубе.

– Садись, подвезу, – это предложение или требование? По голосу не особо понятно.

– Спасибо, я пешочком, – не надо мне от него ничего. Кто его знает, куда Илья меня собирается завести. Может уже договорился переправить в Мексику на товарняке.

– Харе ломаться, – злится он. – Сама говоришь, опаздываешь. Я второй раз предлагать не буду.

Не будет. Точно не будет. С его стороны и один раз оказать мне любезность уже событие века. Хоть красным кружочком отмечай в календаре. Кажется, сильно я его жахнула, где-то что-то походу повредила. Но отрицать глупо, на машине реально выйдет быстрее, чем на маршрутке с последующим метро. А у меня тик-так часики.

Раздумываю секунд десять, после чего согласно киваю. Ладно. Подвезёт, так подвезёт. Надеюсь, что всё же в универ, а не сдавать в рабство.

Не поверите, реально подвозит.

Прямиком ко главному входу МГУ имени Ломоносова, самого высокого среди семи знаменитых "сталинских высоток", построенных в середине прошлого века. Изначально по плану таких зданий должно было быть девять, но строительство тормознуло на семи. Туристы их ещё иногда называют "семь сестёр". Зрелище действительно впечатляющее, один шпиль чего стоит.

Молча выхожу из салона. За всю дорогу мы не проронили ни слова. Ни звука. Мне Илье больше нечего сказать. Всё, что я хотела, уже озвучила на кухне. Ему, видимо, тоже добавлять ничего не хотелось. Молчали и не срались, уже хорошо. И на том радость.

Мерс быстро скрывается из виду, а я грустно иду внутрь. Шикарное место, богатое на архитектуру и скульптурное оформление. Ещё недавно я жила в одном секторов, где располагались общежития блочного типа, а теперь вот меня попёрли. Дяде Володе с тётей Мариной я наплела про то, что устроилась на работу в вечернюю смену рядом с домом и отсюда ездить туда неудобно. Вроде поверили.

– А вот и наша цаца, – откуда-то из-за колон выныривает Артём Гордеев, тот самый муда… та самая мычащая утка, из-за которой меня, собственно, и попросили.

Неужели я с ним реально встречалась? Дура. И где только глаза были? Залипла на смазливую можорскую мордашку и поплыла. Ещё бы, один из самых завидных парней на потоке, богатенький мальчик, сынок местного председателя и просто очаровательный разгильдяй обратил внимание именно на меня! Ещё и так красиво ухаживал. Кто уж тут уши не развесит.

Это потом вскрылось, что у таких, как он не бывает только "одной", однако даже при наличии гарема отпускать кого-либо подобные персонажи не любят. Когда я послала его куда подальше настал черёд мести за задетое самолюбие. Уж не знаю, приплёл ли он папашу или сделал всё сам, но учёба начала скатываться семимильными шагами, а от красного диплома остались одни мечты.

В прямом смысле слова меня начали валить чуть ли не на каждом экзамене и прикапываться до малейшего пустяка. Как итог – лишение стипендии, места в общаге и нескончаемая головная боль. И всё лишь по тому, что я не дала какому-то уроду. Кто рассказал бы, не поверила, а тут на собственной шкуре всё прочухала.

Порой складывается впечатление, что я проклята. В школе Князев не давал покоя, даже после его поступления в кадетское я долго не могла разгрести то, что он за собой оставил, тут этот доморощенный прЫнц приклеился. Вот и надо было ему именно ко мне прицепиться? Я-то мимо него за километр ходила, понимая, что "элитные" орешки мне не по зубам. На том и прокололась. Надо было, видимо, висеть на шее, чтоб он сам мечтал поскорее избавиться от пиявки.

Прохожу мимо, ничего не отвечая, но Гордеев не отлипает.

– И чё это мы нос задрали? Даже не здороваемся.

Ааа! Взять бы за шкирман эту сволочь и вместе с Ильёй запихнуть куда-нибудь в закрытое пространство без света и интернета, чтоб они от скуки поубивали друг дружку и оба, наконец, оставили меня в покое. Всё чаще задумываюсь над тем, чтобы после выпуска уехать в другой город. Сил никаких уже не осталось.

– Артём, мне некогда. Иди подоставай кого-нибудь ещё.

– Не хочу других. Хочу тебя, – вырываюсь, когда меня пытаются приобнять.

– Клешни подобрал. Я тут недавно научилась метко бросаться тушёнкой, так что не буди лихо.