– А меня звали? – хмыкнул Никита, разглядывая комнату.
Денис сокрушенно развел руками, мол, забыли, наверное, ничего не попишешь.
– Как живется, Дэн? С чего вдруг в вашей комнате бабки «Интернационал» горланят? – спросил Никита, смахнув с колченогого стула какие-то щепки, и уселся с предусмотрительной осторожностью. Стул скрипнул, но выдержал.
Денис развел руками вторично, но теперь его лицо выражало досаду.
– Да, блин, директор у нас – караул! Помнишь, в каком состоянии та комната была? Даже полы отсутствовали, крысы пешком ходили. Мы договорились, что ремонт сделаем за свой счет, лишь бы с нас аренду не брали. Вкалывали, как папы Карлы. Все свое: доски, ДВП, краска… Три месяца прокайфовали, а потом нас выперли.
– Мотивация?
Денис уселся прямо на стол, закурил и зло прищурился.
– Очень простая мотивация. Видишь ли, хор ветеранов важнее движения ролевиков. Рыцарские турниры – не комильфо, перед губернатором шибко не выпендришься. А вот хор заслуженных работников тыла – это ураган как круто! Та комната самая большая, им, понимаешь ли, акустика нужна. А какая на хрен разница, где свои гимны базлать? Все равно глухие через одного… Вот, сюда сослали. Ладно, хоть за эту нору денег не просят. Я тут доспехи делаю, ребята приходят, но… Сам видишь, развернуться негде. Тиснул бы статейку о нашем бедственном положении?
– Тисну! – пообещал Никита. – Чем занимаетесь, бездельники?
– С чего вдруг бездельники? – притворно обиделся Денис. – Смотри, какую красоту изобразил! Осталось только меч сделать.
Облаченный в доспехи манекен стоял, притулившись к стене. Пластмассовое тело облегала сеть кольчуги. Ноги и руки защищали шипастые щитки. Голову закрывал шлем с забралом. Рука в тяжелой перчатке сжимала древко штандарта с вышитым гербом. На круглом деревянном щите, обитом жестью, красовался тот же, что и на двери, герб: желтая башня с квадратными зубцами, паривший над ней не то дракон, не то гриф и переплетенные между собой буквы ЛВК, выведенные готическим шрифтом.
– ЛВК? – спросил Никита, ткнув пальцами в аббревиатуру. – Это кто у нас? Лыцарь Вонючее Копье?
Денис раскатисто захохотал.
– Скажешь… Это Левин Вадим Константинович, владелец ресторана «Камелот». Вот, заказик организовал. Поставит в главном зале под изображением валькирии. И будет мне счастье, ну, и денег перепадет малая толика. Скажи круто?
– Круто! – согласился Никита и без предисловий перешел к делу. – Я вот почему пришел… Ваша банда занималась уфологией?
– Когда это было! – пожал плечами Денис, затягиваясь сигаретой. – Все давным-давно кануло в Лету, все быльем поросло. С какого перепуга тебя вдруг это заинтересовало?
Вместо ответа Никита сунул Денису под нос мобильный и нажал на пару кнопок. На дисплее запрыгало, задергалось изображение: черное небо, на заднем плане вроде бы лес. С неба валилось светящееся размытое пятно, задевая огненным шлейфом кроны сосен. Летели снопом красные искры, затем в кадр попало что-то светлое, смазанное, похожее на дощатый настил… По ходу съемки не прозвучало ни единого звука, как будто у снимавшего были проблемы с телефоном.
– Прикольно! – задумчиво сказал Денис. – Это где ж такое?
– В Миролюбове. Знаешь те места?
Денис неопределенно пожал плечами, что могло означать как «да», так и «нет».
– Где-то на краю цивилизации. Почти на границе с соседней областью…
– Ты там бывал?
– Ну, проезжали мимо пару раз, только не по главной трассе, а со стороны Каменного Брода. Дорога там получше, не слишком убитая. Нас туда Кречет таскал, уверял, что пришельцы в тех местах так и шастают. Он и был в нашей банде главным Малдером.
– Кречет? Фамилия?
– Нет, погоняло! Фамилию не помню, просто Леха Кречет. У него на тот момент совсем башенку скособочило. То богиня Изида являлась, то Богоматерь, ну а пришельцев он видел каждый день пачками. А потом налетела комиссия, проверки начались, он и пропал.
– Проверки? – удивился Никита. – Что там можно было проверять? Или дурка ездит с визитами по желанию трудящихся?
– При чем тут дурка? Его на предмет лишения родительских прав тягали.
– Кто ж так постарался?
– Здрасьте! – ехидно усмехнулся Денис. – Ты, конечно!
– Я? – удивился Никита. – Окстись! Я даже не знал его!
– Жестокий вы человек, Никита свет Александрович, бессердечный и безответственный. Подвели человека под монастырь, раздавили аки жука навозного и не заметили. И ведь дела вам нет до судьбы загубленной…
– Ой, да буйну голову потупил, от стыда под землю провалюсь, – в тон ему ответил Никита и отвесил низкий поклон. Затем выпрямился и смерил Дениса взглядом. – Пургу несешь, дорогой! Что-то не припомню такого факта в своей трудовой биографии.
– А концерт «Солнечных бардов» помнишь? Лехина шайка была. Они про цветочки и травку песенки пели, по городам и весям слонялись, с марсианами речи вели. Леха жену таскал за собой, детишек двоих. И на беду решили у нас концерт дать, донести людям слово свое. А тут ты на концерт явился, ну и, как серпом по яйцам, им всю малину и сгубил.
Никита озадаченно хмыкнул, потому что мигом вспомнил тот концерт, на который собралось полсотни зрителей. С десяток бардов, смахивавших на долго постившихся хиппарей, распевали заунывные песни про радость, солнышко и птичек. Оборванная банда называла себя «солнечной» в знак приобщения к природе, красоте и миру на всей земле. На общем фоне выделялся предводитель – высокий худой мужчина с длинными пегими волосенками и благостным взглядом. Его жена, неопрятная, с серым изможденным лицом, подпевала ему тоненьким голоском в унисон с двумя детишками – тощими и бледными, точно стебельки картофеля из темного погреба.
Пока жена и дети продавали в фойе самопальные диски с творчеством бардов, руководитель дал Никите пафосное интервью, в котором по простоте душевной признался, что школа для его детей – не главное. А путь к свету – совсем наоборот. Вопреки городской традиции не писать плохо о людях, которые хоть краем касались искусства, Никита в пух и прах разнес «Солнечных бардов» с их солнечной философией. Кто знал, что после той статьи власти всерьез возьмутся за семейку, таскавшую за собой детей по городам и весям?
– И где сейчас ваш Кречет? – спросил Никита. – Неужели никто не в курсе?
– Хрен его знает! Он после того случая свинтил из города вместе с семьей. Чего им тут ловить? Жили подаяниями да тем, что на концертах своих заработают. Сам понимаешь, на их представления публика не ломилась. Спасибо хоть морду не били.
Денис выронил зажигалку, наклонился за ней. Из-под расстегнутой на груди рубахи вывалилась и повисла на шнурке отливавшая золотом круглая бляха с выбитыми на ней странными знаками.
– Ого, – поразился Никита, – это что ж такое на шее носишь? Амулет сварганил? Под старину?
– Нет, от деда досталось! Сказали, чистое золото! Хотел загнать на новое снаряжение, да отец грозится убить, если дедову память продам!
– Дай посмотреть!
Денис с неохотой снял шнурок с шеи и подал ему бляху.
– Ничего себе! – восхитился Никита, взвешивая ее на ладони. – Тут же граммов сто, наверно. По нынешним ценам тысяч на пять зеленых потянет. Машину можно купить. Шею-то не ломит от тяжести?
– Не ломит! – буркнул Денис. – Дедов талисман это. Не продается! Смотри, что на нем выбито! Это коловрат – славянский символ. Крюковый солнечный крест – один из древних оберегов.
– Похоже на свастику, – сказал Никита, пристально рассматривая амулет. – Только здесь она восьмиконечная и концы загнуты влево, а у фашистов она о четырех концах, направлена вправо и повернута на сорок пять градусов. При этом должна находиться в белом круге, а тот – на красном прямоугольнике.
– Ишь, знаток! – скривился Денис и забрал у него амулет. – Коловрат – солнечный щит, хранит и укрепляет духовную твердость, воинский дух, несет свет, тепло, добро. Не знаю, поэтому или нет, но как надел дедов оберег, все стало получаться… Тьфу три раза, чтоб не сглазить!
Он сплюнул через плечо и постучал костяшками пальцев по деревянной столешнице.
– Похоже, он самодельный, – задумчиво сказал Никита. – Это где ж столько золота твой дед нашел? В советские времена за такие дела и к стенке могли поставить! Подпольный цех имел или золото в тайге промышлял?
– Чего привязался? – рассердился Денис. – Не был он цеховиком, и старателем не был. Прапорщиком он служил. А эту штуку у него нашли, когда помер. Сам понимаешь, объяснений он не оставил. Может, после бабкиной смерти кольца ее переплавил и сварганил на память.
Никита недоверчиво хмыкнул.