Формула одиночества

Некоторое время она сидела, уставившись в стену перед собой. В ее голове не укладывалось, как Федор мог так чудовищно обойтись с ней. Но более всего ее убило известие, что, оказывается, в его окружении нашлись «эти люди», которые сумели убедить Федора, что свои заботы она ставила превыше его забот.

«Низкая, беспардонная ложь!» – безотвязно стучало в ее голове. К счастью, эту мысль вскоре задавили другие: о предстоящей летней археологической экспедиции в Долину тридцати курганов. В центре ее и располагался Толбок – последнее пристанище древнего правителя, о могуществе которого говорила не только высота и размеры кургана, но и обилие предметов обихода, оружия, золотых украшений и утвари, которые, по обычаю, сопровождали умершего в иной мир.

Марина начала раскопки Толбока еще при жизни Семена. Именно этот курган отобрал у нее мужа, а дама, работавшая на его раскопках, увезла в голландские дали ее второго мужчину, хотя в то же время позволил ей защитить сначала кандидатскую, а следом и докторскую диссертации. Но женское счастье от нее определенно отвернулось. И хотя Марина всегда знала, что вялотекущий роман с Федором обречен на вымирание, тем не менее долго переживала его предательство. И даже пару раз, таясь от дочери, всплакнула.

Но время лечит. И сейчас она с недоумением думала, как могла страдать о никчемном слюнтяе и иждивенце. По сути, он был тем же альфонсом, что и южный приятель Ларисы. И своей голландской сопернице Марина могла только посочувствовать. Федор был ко всему прочему большим неряхой. Грязные носки и рубахи валялись по всей квартире, однокомнатной и неухоженной, которая досталась ему в наследство от матери. К счастью, квартиру он не продал. Надо сказать, это был единственный вполне благоразумный поступок, который ему удалось совершить в своей жизни. Видно, не слишком он надеялся на счастливый союз в чужой для него Голландии, оттого и послушался Марининого совета. А может, втайне надеялся, что она примет его в случае неудачи обратно.

Но исполнять роль запасного аэродрома было не в ее правилах. Поэтому первой, скрытой для посторонних, причиной ее решения поехать к морю явился недавний телефонный звонок Федора. Бывший любовник робко интересовался погодой и ее планами на лето, из чего Марина сделала вывод, что предчувствия ее не обманули. В ответ она обстоятельно изложила прогноз синоптиков на предстоящий месяц, но о планах поведала туманно: дескать, время покажет… И весьма конкретно намекнула, что воплощать их в жизнь предпочитает в одиночку.

Больше Федор не звонил, но и она решила не провоцировать судьбу. Ведь он в любой день мог вернуться в свою квартиру, и хватит ли у нее выдержки противостоять его нытью и самобичеванию? Марина сильно в этом сомневалась. И не потому, что слишком любила Федора. Просто его слезы, которые он талантливо выжимал из себя всякий раз, когда она сопротивлялась, превращали ее в слабое, уязвимое существо. Она не выносила, когда люди плачут. Чувствовала себя законченной злодейкой, почти садисткой и старалась остановить этот поток, даже если понимала, что он фальшивый.

– Слушай, с чего тебя понесло в Гагры? – Сабрина покончила с макияжем и, зевнув, уставилась на Марину. – Делать тебе нечего! После войны там все захирело, развалины кругом, разруха… Все мужики с автоматами, а бабы с тачками. И повеселиться негде. Из еды одна мамалыга да вино. А в Сочи мы с тобой такой фейерверк устроим!

– Не нужно мне фейерверка, – улыбнулась Марина. – Я просто хочу отдохнуть. Никаких кафе, никаких ресторанов… Чтобы петухи на заре, море в десятке шагов, тенистый сад и ночное небо с огромными звездами над головой. И как можно меньше людей рядом, тем более отдыхающих.

Сабрина презрительно скривилась:

– Все это лирика, дорогая! По мне, это полная тошниловка! Как можно без мужика отдыхать? Он же для тонуса!

– Да какой тонус? – засмеялась Марина. – Кормить его, поить, выгуливать, майки стирать, трусы… Нет, я лучше одна. Ни клятая, ни мятая. Сама себе хозяйка. Хочу – иду на море, хочу – не иду. С кем? Когда? Это мое личное дело. Что касается разрухи и мужиков с автоматами, то это в прошлом. Моя подруга недавно отдыхала в Гаграх и очень жалеет, что не смогла поехать вместе со мной.

– Ты хоть знаешь, где эти Гагры? – Сабрина смерила Марину насмешливым взглядом. – Километров тридцать от вокзала. Довезут тебя только до Казачьего рынка, а от него километра два пешком до пограничного поста. Часа два выстоишь, прежде чем пройдешь таможенный досмотр, после столько же, чтобы зарегистрироваться. А потом опять пешочком через мост и снова очередь – теперь уже на абхазской границе… Сдохнешь, пока доберешься!

– Не знаю, – сухо ответила Марина, – подруга сказала, что прошла границу без хлопот. К тому же меня встретит на машине хозяин дома, где я буду жить.

– Прямо в Адлере встретит или на границе? – оживилась Сабрина. – Может, мы прошвырнемся до Сочи, найдем мне комнату?

– Я не знакома ни с хозяином, ни с хозяйкой, поэтому ничего не могу обещать. Договоришься с ним – пожалуйста. Не договоришься – прости, я здесь ничего не решаю.

– Ладно, только не теряйся, когда мы из поезда выйдем. У тебя, смотрю, одна сумка, а у меня вон какой чемоданище. Настоящий бегемот! Буду в нем жить, если не сниму квартиру. Представляешь, личное бунгало прямо на пляже… – Сабрина мечтательно закатила глаза. – А рядом мачо… Нет, абрек! Смуглый, жилистый, в черкеске с газырями, в папахе, с кинжалом! Усатый! – Она закрыла лицо руками. – Боже, как я люблю усатых мужчин с бритой головой!

Марина представила это сочетание и фыркнула:

– Так то ж не мачо, а Григорий Котовский, – и на всякий случай уточнила: – Герой Гражданской войны.

Но Сабрина выхватила только слово «герой».

– Ну да, герой! – оживилась она. – Лысые мужчины такие сексуальные!

«О боже! – тоскливо подумала Марина. – Заткни этой шлюшке рот!»

В это время поезд нырнул в туннель. Грохот колес заглушил болтовню Сабрины, а тусклый свет в купе, Марина очень на это надеялась, не позволил попутчице разглядеть кислое выражение на ее лице. Они долго мчались сквозь кромешную темноту, затем поезд вырвался из туннеля. Марина замерла от восхищения. На склонах гор тут и там виднелись белые, утопавшие в садах двухэтажные особняки с уютными двориками и верандами, обвитыми виноградом; застыли вдоль дороги темные кипарисы, издали похожие на клинки кинжалов; пальмовые аллеи сменяли ряды высоких эвкалиптов и платанов; буковые и кленовые леса затянули горы, а низины утонули в зарослях орешника, акаций, олеандров и неизвестных ей деревьев, окутанных розовой и белой дымкой соцветий.

Цветочный запах стал гуще, словно в купе разлили флакон дорогих духов.

– Туапсе! Туапсе! Готовимся к выходу в Туапсе! – прокричала за закрытыми дверями проводница.

Но эти крики не касались Марины, и она привычно не обратила на них внимания. Она с восторгом вдыхала проникавшие сквозь задраенное стекло ароматы. А поезд уже мчался по городу. Потоки машин, красивые дома, санатории, магазины, рекламные щиты, кафе, кафе, еще одно кафе… Куртины роз, кусты бегоний, лохматые пальмы, снова кипарисы, усыпанные крупными, словно восковыми цветами магнолии и мелкими ярко-красными розетками – гранатовые деревья… Все это мимо… Мимо…

Вдруг горы раздвинулись, словно театральный занавес, и Марина увидела море. Сердце ее сжалось. Она так долго ждала его появления и все же оказалась не готова воспринять и этот бесконечный простор, и эту голубизну, и белые барашки волн, и солнце, чьи лучи разбивались о воду на тысячи осколков. И эти осколки блестели, переливались, играли, рябили в глазах, заставив Марину зажмуриться. Она надела темные очки, и краски тут же померкли, словно лазурь подправили серым цветом.

– Смотри, смотри! – вскричала Сабрина и, вскочив, стала вглядываться в окно. – Сколько мужиков на пляжах! – Она вернулась на полку и довольно потерла ладони. – Много потеряешь, подруга, в этих Гаграх!

– Каждому свое! – ответила Марина. Честно сказать, обнаженные тела на гальке ее интересовали мало. Правда, их обилие в какой-то степени радовало, значит, море прогрелось, а она страсть как не любила купаться в холодной воде.

– Ой-ей-ей! – обиженно отозвалась Сабрина. – Корчишь из себя… Знаю я таких монашек! А сами как дорвутся! Встречала я однажды одну профессоршу. Сначала она носом крутила, а потом ударилась во все тяжкие. Она у меня за стенкой жила и такое откалывала, рассказать – не поверишь! О-о! – Сабрина томно закатила глаза. – А днем такая образцовая, скромная.

– Ты зачем мне об этом рассказываешь? – улыбнувшись, спросила Марина. – Я смахиваю на эту профессоршу?

– Ну, не совсем. – Сабрина пожала плечами. – Той оторве лет пятьдесят уже стукнуло. И толще тебя она была раза в два, если не больше. Но поначалу все кривилась, ну как ты точь-в-точь… А после шорты натянула, майку с крутым вырезом и понеслась по кочкам…

– Сабрина, будь добра, избавь меня от этих милых подробностей! – Марина в упор посмотрела на соседку по купе. – Мне это неинтересно!

– Ну и дура! – надулась Сабрина. – Ты в колготках небось на пляж пойдешь и в бронежилете?

– Это мое дело, в чем ходить на пляж, – сухо сказала Марина. – Тебе нравится отдыхать в кругу поклонников, мне – в одиночку. Толпы мне дома хватает.

– Слушай, ты, наверное, в библиотеке работаешь? Или училкой? Начальных классов? – снова оживилась Сабрина. – Это такие, как вы, учат детей, что у нас секса нет! Вот и вырастают озабоченные, все в угрях и в сперме… А в Америке пацан уже в четырнадцать лет взрослых телок трахает, конкретный опыт зарабатывает.

– А ты бывала в Америке? – усмехнулась Марина. – Своими глазами видела этих пацанов? Или на себе испытала?

Сабрина поморщилась:

– Была, не была… Какие мои годы? Еще побываю. А тебе, вижу, против шерсти разговоры о мужиках.

– Против шерсти, – недружелюбно ответила Марина, – особенно если все разговоры только о мужиках.

– А это природа, подруга, – самодовольно улыбнулась Сабрина, – против природы не попрешь!

– Сабрина, тебе не кажется, что это уже диагноз? – Марина с сожалением посмотрела на раскрасневшуюся от нескромных откровений красотку. – Ты о чем-то другом, кроме спаривания, думать способна?

– О другом я в Москве думаю, – парировала Сабрина. – Там у меня забот хватает. Квартирная хозяйка три шкуры дерет, метро все мозги раздолбанило, хозяин гроши платит да норовит бесплатно под юбку залезть. Так почему же мне не оттянуться разок в году, да еще в теплых волнах Черного моря! – Она игриво подмигнула Марине. – И не красней, подруга! Тут все бабы – шлюхи, а мужики – самцы екнутые! Так что не дрейфь, задери юбку, сиськи вперед, и уж точно трахтибидоха подцепишь!

Марина хмыкнула, смерила Сабрину красноречивым взглядом и отвернулась к окну.

– Ой-ей-ей! Знаем мы таких недотрог! – ехидно заметила та и попыталась что-то добавить, но в коридоре снова прозвучал трубный глас проводницы:

– Пассажиры! Кто еще не сдал постель? Адлер через десять минут!

– Е-мое! – подскочила Сабрина. – Мы ж с тобой не сдали белье! Протрепались, мать твою так!

Марина бросила взгляд в окно. Море скрылось за крышами домов и купами деревьев. Но все вокруг наполнил острый, давно забытый запах, который она мгновенно вспомнила. Его невозможно было с чем-то спутать. Он перебивал прочие ароматы, оставлял на губах горьковато-соленый привкус и слегка кружил голову, как доброе старое вино, создавая вокруг ощущение свежести, чистоты и простора… Простора для надежды. Неожиданно для себя Марина загадала…

Впрочем, все, что она загадала, тут же вылетело у нее из головы. Замелькали за окнами станционные здания, железнодорожные пути, виадук, серое полотно перрона, по которому бежали, отталкивая друг друга и переругиваясь, какие-то женщины и мужчины. Они старались притиснуть к стеклу картонки с напечатанными на них словами: «Хоста», «Адлер», «Сочи», «Гагра» и что-то кричали при этом. Верно, предлагали райские кущи под южным солнцем.

Она собрала постель, подхватила сумку с вещами и вышла из купе. Сабрина замешкалась со своим неподъемным чемоданом, который тщетно старалась поставить на колесики и протиснуться с ним в двери купе. Но Марина умышленно не заметила этого. Ей хотелось немедленно очутиться на свежем воздухе, чтобы избавиться от ощущения липкой гадости, которая, казалось, обволокла ее мозг после разговоров с Сабриной. Еще хотелось принять душ, на худой конец просто умыться.

Марина решительно направилась к выходу из вагона, не реагируя на жалобные вопли Сабрины за своей спиной. Теперь они относились не к ней. Краем глаза Марина заметила метнувшегося навстречу Сабрине мужчину из купе, которое она только что миновала. Он был маловат ростом, изрядно полноват, с лысиной на полголовы и с густыми усами.