Антик с гвоздикой

Взгляд князя переместился с ее лица чуть ниже. Наталья невольно подняла руки, пытаясь избавиться от внезапного спазма, перехватившего горло, и чуть не вскрикнула от ужаса. Лиф платья был расстегнут, являя свету и взору князя нижнюю сорочку. Она судорожно стянула пальцами края лифа и принялась лихорадочно застегивать мелкие пуговки. Пальцы ее дрожали, пуговицы не желали попадать в петли, а князь продолжал изводить ее пристальным и насмешливым взглядом, который медленно прошелся по плечам графини, ее груди, слегка притормозил на шее и вновь вернулся к лицу. И тут их глаза встретились…

Ксения заметила, как вспыхнула сестра, затем побледнела, а потом решительно вздернула подбородок.

– Простите, князь! Я искренне вам благодарна за спасение моего сына и сестры, а сейчас прошу немедленно покинуть мою усадьбу и впредь без моего на то разрешения здесь не появляться!

Князь задумчиво посмотрел на нее, потом сдвинул кнутовищем шляпу на затылок и присвистнул совсем по-разбойничьи, словно никогда не был обучен хорошим манерам:

– Мне говорили, что вы отменная самодурка, графиня, но не до такой же степени? Вы превзошли все мои ожидания!

– Убирайтесь прочь! – процедила Наташа сквозь зубы. – И запомните! Ни одного рыбака на озере!

– И ни ноги ваших людей или колеса на моей дороге! – расплылся в злорадной ухмылке князь. – Я передумал брать с вас аренду! И с этой минуты я полностью запрещаю вам пользоваться моей дорогой. – И неожиданно подмигнул Ксении. – На войне как на войне! – Затем, хлестнув жеребца плетью, пустил его в галоп. Из-под копыт фонтаном взлетели куски дерна. Еще мгновение, и всадник исчез за воротами усадьбы. Наташа растерянно посмотрела на сына и сестру и, подхватив юбки, почти бегом направилась к дому.

Павлик подошел к Ксении. Глаза мальчика смотрели печально. Похоже, он едва сдерживался, чтобы не заплакать.

– Ксюша, – произнес он тихо, – зачем она со всеми ругается? Князь ей ничего плохого не сделал, а она налетела на него, накричала. И теперь он откажется учить меня кататься верхом и не расскажет о своих приключениях. – Он перевел взгляд на мать, медленно поднимающуюся по ступеням парадного крыльца. Она, казалось, едва передвигала ноги от усталости. Павлик вздохнул: – Нет, теперь точно погулять к озеру не отпустит, раз князь запретил по дороге ездить. А жаль, он мне так понравился. – И, заглянув в глаза тетке, требовательно спросил: – А тебе?

– Мне тоже понравился, – вынуждена была признать Ксения и тут же спохватилась: – Смотри, маменька твоя узнает про наши симпатии, обоим не поздоровится.

И, обнявшись, тетка и племянник направились в дом вслед за княгиней.

Глава 7

За ужином Наташа ни к чему не притронулась, лишь пригубила пару раз вина. И не вымолвила ни единого слова, даже не сделала Павлику замечания, когда тот опрокинул на скатерть розетку с вареньем, и, как подозревала Ксения, намеренно, чтобы вывести матушку из непонятного им обоим оцепенения. Вероятно, Наташа до сих пор не могла прийти в себя после встречи с князем. И Ксения ее вполне понимала. У нее тоже пропали бы и аппетит, и настроение, обрушься на нее подобный шквал неприятностей, который настиг и почти сбил с ног сегодня ее сестру.

Но и князь тоже хорош! При всей возникшей к нему симпатии Ксения не могла не отметить, что сосед повел себя отнюдь не по-рыцарски, заставив Наташу страдать от унижения. Такого она не переживала со дня гибели графа Федора ни разу! Никто не позволял себе насмешничать над ней, тем более указывать, что ей делать. И не просто указывать, а презрительно цедить слова сквозь зубы в не терпящем возражений тоне. Даже Ксении этот тон показался крайне оскорбительным, а что тогда говорить о Наташе? Бедняжка, ее лицо до сих пор то и дело покрывается багровыми пятнами. Видно, и впрямь никак не может отойти от потрясения!

Ксения громко вздохнула и сама испугалась шума, который произвела. Настолько тихо было в столовой. Наташу сегодня не радовал даже чудесный закат, разлившийся над озером. Ведь оно, того гляди, превратится в арену борьбы за независимость. А как поступить с дорогой? Ксения понимала, что запрет князя пользоваться ею мог сказаться на состоянии дел в имении. По ней возили в город битую птицу, яйца, молоко, живую рыбу в бочках. Все это сбывалось белореченским купцам и перекупщикам из столицы. Теперь, если обозы направить в объезд, понадобится больше суток, чтобы добраться до города, а раньше хватало пяти часов.

Да-а, есть над чем задуматься Наташе! Убытки предстоят немалые, а если еще князь заломит непомерную цену за аренду дороги, а, судя по его поведению, с него станется, Наташино упрямство дорого будет стоить и самой хозяйке, и всем, кто проживает в имении. Графиня не привыкла уступать и, если шла в наступление, пленных не щадила!

– Ксюша, – та даже вздрогнула, так неожиданно прозвучал голос сестры, – уложи Павлика спать и приходи в нашу беседку. Мне надо с тобой поговорить.

Наташа подняла на нее усталый взгляд и улыбнулась, заметив, как изменилась в лице младшая сестра.

– Не бойся, ничего страшного, просто мы так давно там не бывали! – Она вздохнула и отвела взгляд в сторону. – Я приказала навести в ней порядок и расчистить дорожки. И чай велела туда подать. Помнишь, как мы прятались там от свекрови и болтали обо всем на свете? Ты тогда была совсем маленькой, а Павлик только-только начинал ходить. Он ползал по одеялу, а то поднимался на ножки, и мы бросались к нему, стоило ему покачнуться или сесть на попку.

– Маменька, а можно мне с вами в беседку? – Павлик умоляюще посмотрел на мать. – Смотрите, – кивнул он на окна, – совсем еще рано ложиться спать!

Но Наташа, даже слегка расслабившись, никогда не забывала о своих правилах, и если Павлику было положено отправляться ко сну в девять часов вечера, значит, так тому и быть, даже без скидки на чрезвычайные происшествия или из ряда вон выходящие события. Потому и на этот раз была неумолима, правда, голос ее звучал заметно ласковее, чем обычно.

– Нет, Павлик, сегодня ты должен лечь в постель вовремя! Но в другой раз мы с Ксюшей возьмем тебя в беседку, обещаю! – И она поцеловала сына в лоб.

– Но вы позволите нам завтра покататься за усадьбой? – Павлик не преминул укрепить завоеванные позиции и на всякий случай капризно напомнил: – Вы обещали!

– Ну, что с тобой поделаешь, – вздохнула, сдаваясь, мать. – Только ты тоже обещай во всем слушаться Ксюшу и не лезть без спросу куда не следует!

– А куда не следует? – Глаза мальчика блеснули любопытством.

– Если ты меня любишь, то не будешь задавать глупых вопросов, – сказала сухо Наташа, – и ты, наверное, понял, что вам не следует кататься по дороге вдоль озера, иначе князь возьмет вас в плен.

– Ура! – Павлик даже подпрыгнул на стуле. – Хочу в плен! – И посмотрел на тетку: – Ксюша, ты хочешь в плен к князю? А вдруг он женится на тебе!

– Господи! Павлик! – вскричали в ужасе мать и тетка. – Что за разговоры? Прекрати сейчас же!

Мальчик довольно ухмыльнулся:

– А что? Помнишь, Ксюша, ты читала сказку о спящей царевне и показывала мне картинку, где принц стоит возле хрустального гроба? По-моему, князь – вылитый принц, только с усами и волосы у него короче.

– Прекрати болтать чепуху! – рассердилась Наташа и строго посмотрела на сестру. – Веди этого негодника спать, а то он слишком уверился, что прижал маменьку к ногтю. Нет, сударь мой, – она погрозила пальцем, – если я и пошла на некоторые уступки, то это совсем не значит, что я согласна плясать под твою дудку! Иди спать, а завтра еще посмотрим, как ты себя поведешь на прогулке. Ведь мне недолго забыть про свои обещания, если ты забудешь про свои – вести себя должным образом, как и подобает графу Изместьеву.

И юному графу Изместьеву ничего не оставалось, как шмыгнуть носом, поцеловать руку маменьке, пожелать ей доброй ночи и поплестись следом за теткой в детскую, где через полчаса он уже спал крепким сном, невзирая на страшные события сегодняшнего дня. Правда, ночью он несколько раз вскрикивал во сне, а ближе к рассвету одеяло и подушка и вовсе перекочевали на пол. И скорее всего по той причине, что девятилетнему графу снилось, как он взапуски скакал на лошади, бился на мечах с отрядом воинов в странных доспехах, а потом кто-то в блестящих латах повесил ему на грудь большой орден. И он сиял и переливался, как солнце, лучи которого разбудили его утром…

Сестры, как прежде, когда Ксюша еще умещалась под мышкой старшей сестры, сидели, обнявшись, в беседке и наблюдали за медленно угасающей светлой полоской зари над озером. Узкий серп молодого месяца уже вынырнул из-за горизонта и, словно рыбачий челн по морю, поплыл по небу, раздвигая рожками редкие облака, а звезды, точно далекие маяки, подмигивали ему, указывая дорогу в густой тьме, спустившейся на землю.

Остро пахло сыростью, молодой зеленью и прогревшейся на солнце землей. В траве вовсю заливались цикады, далеко за усадьбой глухо ухнула сова, возвещая о том, что пришло время ночной охоты, в кустах несколько раз яростно мяукнули и задрались дворовые коты. Из деревни доносился редкий брех собак, звуки балалайки и визги девок. Весенние работы закончились, до сенокоса еще недели две, как тут не поженихаться и не поневеститься?

Наташа несколько раз тяжело вздохнула, но продолжала молчать, а Ксения не осмеливалась начать разговор первой. Но все ж использовала это время по своему усмотрению. Как бы то ни было, своими мыслями она могла распоряжаться как хотела. Поэтому и направила их в желанное русло, прокрутив в памяти уже в который раз все подробности утренней встречи с новыми соседями.

Князь, конечно же, произвел на нее впечатление. Определенно, он умел сводить с ума женщин, ровно ничего не делая для того, чтобы привлечь их внимание. И чего лукавить, он и вправду был очень красив. Причем темный, заработанный явно не под российским солнцем загар, широкие плечи, тонкая талия и широкополая шляпа делали его похожим скорее на испанского гранда, чем на русского помещика, что само по себе было романтично и выделяло его из ряда местных Парисов и Аполлонов, упитанных и изрядно обленившихся на деревенских хлебах. Шляпу он к тому же носил, слегка надвинув на лоб. И этот взгляд исподлобья, и эта улыбка, которая слегка кривила губы, и его посадка в седле – все подтверждало, что князь знает себе цену и для местных красавиц настали тяжелые времена. Скоро, совсем скоро забьют прямой наводкой мортиры, гаубицы и прочая тяжелая артиллерия, чтобы взять приступом крепость под названием «князь Григорий Панюшев». Весь арсенал кокетливых ужимок, томных вздохов и многозначительных взглядов, парад фамильных драгоценностей, искусство куаферов и портных – все резервы будут брошены в бой в этой необъявленной войне за внимание богатого и красивого мужчины. И всякая вставшая на тропу войны женщина будет втайне надеяться, что именно она окажется той единственной и желанной, на которую князь обратит свое светлейшее внимание…

Но Ксения изначально в это число не входила, потому что сердце ее билось сейчас в унисон с сердцем другого человека. И хотя она не подозревала о том, но именно в эти минуты он тоже стоял возле открытого окна, смотрел в сад и ничего не видел, потому что все заслоняло милое девичье лицо той, с которой ему удалось переброситься сегодня утром едва ли десятком фраз и вряд ли предстоит вскоре увидеться, судя по тому известию, которое час назад привез князь…

Итак, Ксюша страдала, что теперь наверняка не получится встретиться с Аркадием Дроздовским, а он по той же самой причине страшно рассердился на своего приятеля, не преминув в глаза назвать его чрезмерным гордецом и упрямцем, который ничего не смыслит в дипломатии, а берется с кондачка решать столь сложные споры. В результате графиня и вовсе встала на дыбы, а конфликт, который выеденного яйца не стоит, грозит перерасти в перманентную войну. Победителей в ней точно не будет, а вот жертв наверняка не избежать. И количество их известно только Всевышнему…

– Ксюша, – неожиданно перебил мысли девушки голос старшей сестры, – скажи, что я такое делаю, что все шарахаются от меня как черт от ладана? Почему все считают меня самодуркой, хотя я хочу только добра и требую лишь порядка во всем? Неужто следует позволить дворне и крестьянам жить по своему усмотрению? Но ты понимаешь, к чему это приведет? Да ни один из наших соседей не позволит себе подобные послабления! Но все они слывут милыми, рачительными хозяевами, добронравными и благочестивыми, хотя и барщина у них непомерная, и крестьянам хлеба до весны не хватает, и розги у них всегда наготове в конюшне стоят, а я и половины того не делаю, что они на своих землях творят, а слыву местной Салтычихой, которой разве что детей не пугают!

– Наташа, ты сильно преувеличиваешь. – Ксения погладила ее руку и, заглянув в глаза, ласково улыбнулась. – Просто все они живут как хотят, ездят по гостям, устраивают балы, охотятся, сплетничают в открытую и за глаза… Словом, все про всех все знают. И по этой причине изрядно друг другу наскучили и давно не интересны. А о тебе злословят, потому что ты их в грош не ставишь, с визитами не ездишь, к себе в гости не приглашаешь. Потому и рождаются столь невероятные слухи, что ты отгородилась от мира стеной. А что за этой стеной происходит, никому не ведомо, но очень интересно узнать. А раз узнать не получается, то мигом рождаются слухи, причем один нелепее другого. Ты меня понимаешь? – Ксения робко улыбнулась, испугавшись своей неожиданной смелости. Ни разу в жизни она не произносила подобных слов, хотя и проговаривала неоднократно в уме, понимая, что никогда не посмеет сказать их вслух.

Но Наташа, против ее ожиданий, не рассердилась, не фыркнула гневно, как это всегда бывало, стоило Ксении хотя бы заикнуться о своем мнении. Никто не смел спорить или перечить графине даже в мелочах, а тут ей высказывают целое обвинение, и она вместо того, чтобы одернуть сестру, вдруг прижала платочек к глазам и разрыдалась.

– Ксюша, я так устала! Я чувствую, как во мне копится что-то ужасное, чего я сама боюсь, но мне с этим уже не справиться. Я набрасываюсь с руганью на слуг по малейшему пустяку, постоянно упрекаю тебя, говорю всякие гадости и потом сама же себя за это укоряю. Мне так хочется иногда, чтобы меня просто погладили по голове, помнишь, как это делала когда-то мама! Или забросить все дела, уехать куда-нибудь, чтобы на время забыть про заботы! Ночью я долго не сплю и с ужасом думаю о том времени, когда останусь совсем одна. Что бы я ни говорила, чего бы ни опасалась, но Павлик не проживет всю жизнь возле моей юбки. Ему надо повидать свет, узнать жизнь… – Наташа смущенно улыбнулась, промокнула слезы, деловито высморкалась и уже более весело произнесла: – Видишь, твои слова не пропали даром. Я тоже поняла, что Павлик – будущий мужчина и наша с тобой задача вырастить и воспитать его так, чтобы он смог противостоять всем трудностям жизни. Жаль, конечно, что я поняла это только после сегодняшнего случая. Ты заметила, как он смотрел на этого негодяя князя, и только потому, что тот сидел верхом на лошади? Ни разу в жизни Павлик не посмотрел на меня, свою мать, с подобным обожанием, хотя ежедневно видит меня верхом!