– Циник!
– А ты неоригинальна. Это я уже слышал.
И так как иных эпитетов в моём лексиконе не нашлось, Антон продолжил допрос с пристрастием:
– А сюда-то зачем пришла? Тебя кто-то обманул, что у тебя есть особый шарм и обаяние?
Я задохнулась от гнева. Да как он смеет! Думает, раз красавчик, на него все вешаться должны? Ага, сейчас!
И прежде, чем я успела открыть рот, чтобы выдать что-нибудь эдакое, всё тот же голос объявил (видимо, в записи):
– На сегодня достаточно. Теперь вы знакомы немного лучше. Продолжим завтра.
Продолжим? Ну уж нет! Предоставьте мне валерьянку!
Но вместо неё я получила пять минут общения с близкими, что тоже неплохо. Ну почему с этим мерзавцем я вынуждена общаться наедине десять минут, а с теми, кто действительно нужен и интересен – лишь пять?
Первым делом набрала мамин номер – потратила полторы минуты, чтобы сказать, что всё хорошо, я подружилась с девчонками, кормят хорошо, а делаем… ну, пока ничего конкретного. Так, общаемся.
Увидишь по телевизору, мамочка. Прости свою непутёвую дочь!
Потом набрала номер Оли.
Хорошо, что комната, в которой мы общались, была маленькой, обитой изнутри для звукоизоляции и без камер. Честное слово, это самые счастливые пять минут в сегодняшнем дне.
Оля, выслушав мой короткий рассказ, вместо ожидаемого мной сочувствия, выдаёт совершенно иную реакцию:
– Да ты что?! Тебе же дико повезло! Ты других парней на проекте видела? А у тебя комбо-вариант!
– Что? – опешила я от таких неожиданных выводов.
– Что-что, – передразнивает она, явно торопясь, чтобы успеть высказаться прежде, чем нас разъединят. – Стильный, милая улыбка с ямочкой, идеальная фигура, превосходное чувство юмора. Про рост и красоту я вообще не говорю. Ты не видишь – он и-де-а-лен! – для пущей убедительности по слогам произносит подруга.
Я обречённо вздыхаю. Бесполезно. Всемирное помешательство это, что ли? На проекте все полюбили Антона всего за полтора дня. Скоро просто культ личности в местном масштабе ему создадут, позабыв про то, что вообще-то мы все здесь противники.
– Ну и что ты прикажешь мне делать?
– Постараться найти с ним общий язык. А там, глядишь, и влюбишься, – смеётся она. Издевается.
– Ещё чего!
Не бывать этому никогда!
– Это в тебе сейчас чувство противоречия говорит.
– Нет, это я говорю, – упёрлась.
Я и Антон? Пф-ф-ф… Он совершенно не в моём вкусе. И почему никто не видит его отвратительного характера? Или он только со мной такой грубиян, а с остальными – милый и очень приветливый? Решаю присмотреться.
Вместо того, чтобы, как и в первые два дня, сидеть в своей комнате, читать и общаться исключительно с соседками по комнате, выхожу «в люди»: больше времени провожу в общей гостиной, в разговорах участвую редко, в основном присматриваюсь к участникам. Интересно, кто и что из себя представляет.
Это не ускользает от взгляда Ясинецкой, о конфликте с которой я уже позабыла.
– А ты что, как тебя там, сидишь вечно, к разговорам прислушиваешься? – кивает в мою сторону, глянув через плечо своим любимым презрительно-высокомерным взглядом.
Даже не нахожусь сразу, что и ответить. Только колкость, как всегда, первой приходит на ум и соскакивает с языка:
– Да как-то неинтересно обсуждать шмотки. Жду, может, до нормальных тем однажды дойдёт.
Она смеётся – но, знаете, натянуто так, уже готовясь к ответному удару. Даже повернулась ко мне теперь боком, чтоб лучше видеть, и руку властно на спинку своего стула закинула.
– И что же для тебя входит в разряд «нормальных тем»?
Ведь не хотела же снова ругаться, усугублять ещё больше. И как так вышло? Опять. С Антоном ругаюсь, с Дианой ругаюсь – так за мной закрепится несмываемое амплуа скандалистки.
– Про книжки, наверное. У неё весь чемодан ими забит, – хмыкает высокая рыжеволосая Вика, которая «вроде-модель» и уже подружилась с Дианой, почувствовав, что рядом с ней тёпленькое местечко ей обеспечено. Фу, клоповник! И как я сюда попала?
Чтобы не раздувать скандал ещё больше (а меня, очевидно, выбрали как самую ущербную овечку), я решаю проявить мудрость и заодно применить неожиданный удар. Встаю и без всякого лицемерия, смешков и хмыканья произношу:
– Простите, девчонки, если обидела.
Хотела добавить ещё что-нибудь, но передумала. Неспеша отправляюсь в свою комнату. А за спиной слышу чей-то полушёпот:
– Ну что вы, в самом деле?
Проходя мимо сада, улавливаю весёлый смех. Парни оказались куда дружнее девчонок, не стали разбиваться на группки и практически всем составом, облюбовав себе сад, оккупируют его уже второй день, делясь своими сугубо мужскими секретами и интересами.
М-да, и чего стремились добиться организаторы? Мы же практически не общаемся парами. И рассказать-то им в пятницу будет не о чем.
Хотя тут я немного ошиблась. Одна парочка на проекте всё же нашла «общий язык». Даже имён их не помню. Она, вроде, Тасей представилась, а он…
В общем, уже пару раз, блуждая по нашему довольно большому дому, я натыкалась на них. Они сидят вроде бы вместе, но не общаются. А когда мы все вместе собирались на кухне (трёхразовое питание у нас общее и по расписанию) или в гостиной (что редкость) – начинают изображать каких-то прямо безумных влюблённых. Причём игра так бросается в глаза, что не надо быть Станиславским, чтобы раскусить эту фальшь и отвернуться с презреньем – тошнит. Они не целуются, нет, но вот эти вот: «Иди, котик, ко мне на коленочки» и рука на плече, и томный взгляд, а потом тут же – на окружающих: видят ли, не напрасен ли этот спектакль?
Тут мы даже с Ясинецкой сошлись во мнении, когда она обронила однажды:
– Дешёвая постановка.
Точнее не скажешь.
В остальном неделя проходила спокойно и, я бы даже сказала, вяло. Хотя организаторы (менеджеры, редакторы – кем здесь были эти люди? Мы звали их просто «организаторы»), которые наведывались к нам то с дисками с фильмами, то с едой, уверяли, что это только первая неделя такая – чтоб мы привыкли.
Для разнообразия на этой неделе нам устроили ещё два «испытания». Сначала – общение с психологом один на один. Та просто расспрашивает нас обо всём: о детстве, родителях, мечтах, идеальной картинке семьи и так далее. Никаких выводов вслух не делает – просто помечает что-то в своём ежедневнике, улыбается и говорит: «Спасибо», когда разговор окончен. Каждый пробыл с ней наедине минут пятнадцать. Вопросы у всех практически одинаковые. Мы так и не поняли, для чего это было. Потом, на эфире, всё стало ясно.
А после нас снова сажают (как тигров в клетку) парами в одну комнату, дают белые листы с вопросами Артура Арона – их 36 штук, – и предупреждают:
– Осторожно! Эти вопросы могут вызвать сильную привязанность.
Мы смеёмся, конечно. Выслушиваем правила о том, что задавать вопросы нужно в чёткой последовательности и отвечать то, что думаем. Ладно.