И бывает раздражим.
Становился он сильнее,
Гнул цветы в оранжерее,
Дрожью тело пробирал.
Мусорных нанёс наклеек,
Превратился в лиходея,
Разметал весь капитал.
И она надела шубу,
От обиды сжала губы,
Закупорила вино.
Стала злобной с ним и грубой.
Топнула: «Долой инкуба!»
Дверь закрыла и окно.
Закружился на пороге:
«Погляди-ка: недотрога!
Одинокою побудь.
Ну, зачем такой быть строгой?
Ведь девиц на свете много,
Притулюсь к какой-нибудь!»
Он играл с её подолом…
В них живёт убитая любовь
Вечер. Леса смех. Она одна.
Робко дождик по лицу прошёл:
«Радости улыбка не видна?
Глянь, закат – пурпурный неба шёлк».
Капли стёрла. С ветки соловей:
«Сильно как глаза твои грустят!»
Скрылась в чаще. Вслед плеснул ручей:
«Ты грешна, но знай, никто не свят».
Спряталась за ивой. Та: «Скажи,
Взгляд упорно прячешь почему?»
Кинулась бежать. За ней ужи:
«Ты куда? А, главное, к кому?»
Ухнул филин: «Страхам прекословь».
«Что с глазами?» – разозлился гром.
«В них живёт убитая любовь!» —
Выкрикнула. И в траву – ничком.
Супермен
Шторы закрыв плотно,
Тешит тщеславие супермен.
Он упивается плотью
Девушки, взятой ложью в плен.
Будь благодарна, дева:
Взор на тебя обратил бес подобный.
Все для него – из хлева.
Не исключенье, ты просто удобна.
Курице яд в просо,
Мнящий себя человеком клон.
Если какая-то особь
Не подошла, то пошла вон.