Две недели у моря

Прямо рядом со своим лицом я увидела его глаза. И ещё до того, как он поцеловал меня, до того, как впился обнажённой раной своего рта в мягкую податливую полость моих губ, я поняла, что теперь всё, всё в этом мире, всё в моей жизни заключается только в одном. Вовремя насладиться его любовью и вовремя уйти из его жизни. И ещё – вовремя умереть от тоски.

Блестящие огоньки ламп закружились в огненном вихре. Воспалённой кожей я почувствовала на своем теле горячую лавину его жадных рук. И всё погасло, всё исчезло, абсолютно всё в мире – свет в глазах, мерцание ламп. Был только он. Он. И больше никого не было во всём мире. И не существовало времени, которое возможно было бы повернуть назад.

Филипп Рубинов оказался просто великолепным любовником. То, что я испытывала с ним, я не испытывала ещё ни разу ни с кем. В моей памяти постепенно стерлись все самые нескромные подробности, осталось только пьянящее ощущение полёта, заполняющее меня всю. И такое же горячее падение в бездну, так как я вдруг поняла, что теперь обречена всех, абсолютно всех сравнивать с ним. Меня даже охватила некая горечь от такой мысли, ведь я не знала, будет ли продолжение этой ночи, и сколько нам ещё суждено ночей. Но жаркие прикосновения его тела, моё иступленное противостояние с собственной совестью (я ведь изменяла не моему жениху, я изменяла самой себе) опалили моё тело просто несусветным блаженством, и постепенно все сомнения стёрлись из памяти, осталось только то, как исступлённо мне было с ним.

Утром, часов в шесть, он растолкал меня, стащил с кровати и приказал убираться. Именно таким было мое пробуждение. Я блуждала где-то в сладких глубинах сонного забытья, из которого меня вырвал жёсткий толчок.

– Знаешь, ты не красавица, – валясь в постели, Рубинов нескромно рассматривал, как я одевалась, – но молодость всё компенсирует. Именно молодость. Со временем ты станешь обычной биомассой, и мужчины потеряют к тебе интерес.

Возмущенная до глубины души, я обернулась, чтобы ответить как можно резче, но Рубинов примирительно рассмеялся:

– Ну, извини, извини…. Просто пошутил.

– На такие шуточки можно и ответить! И тебе вряд ли понравился бы мой ответ.

– С зубками, мне нравится. Хотя бы это отличает тебя от всех остальных.

Решив с ним больше не разговаривать, я продолжала одеваться, кипя от злости. Обернуться меня снова заставил Рубинов, вернее, его обращение ко мне:

– Эй! Да посмотри ты на меня, наконец! Тебе денег дать?

В этот раз он не смеялся. Мне вдруг показалось, что он ударил меня под дых. Денег?! Никогда, ни разу в своей жизни я не испытывала подобное унижение! Да за кого он меня принимает, старый козёл? За обычную проститутку? Неужели это я сама так поставила себя, что столь мерзко разрешила обращаться к себе?

– Да пошёл ты… – процедила я сквозь зубы, твёрдо решив, что с меня хватит.

Его хамство потрясло меня до глубины души. В праведном негодовании я уже собралась выйти вон и навсегда забыть про эту волшебную ночь и утреннее прозаическое унижение, как вдруг Рубинов с необычной ловкостью для человека его комплекции, резко вскочил с кровати и крепко схватил меня за руку. Затем резко развернул к себе и сказал:

– Ну?

Я вырвалась, не понимая, что он от меня хочет. Похоже, моя сестра права, и Рубинов действительно был придурком. Как жаль…

– Адрес давай! Фамилию, телефон, и так далее.

– Это ещё зачем?

– Обычно таких соплюшек я забываю через час, но ты довольно забавная. Мне не хотелось бы тебя потерять. – И добавил даже каким-то виноватым тоном: – Сам не ожидал, что мне будет так хорошо с тобой.

На это мне абсолютно нечего было возразить, и, полностью обалдев, я продиктовала ему адрес, телефон сестры, свой мобильный, и даже свой домашний телефон и адрес. Зачем-то наплела про Фэйсбук. Конечно же, поделилась и остатками своей биографии – за исключением жениха: мне почему-то казалось, что Рубинову не понравится моё поведение с ним, если я скажу правду. Не знаю, почему, но я чувствовала именно так. Моя будущая профессия очень ему понравилась.

– Слава Богу, что ты занимаешься нормальным делом, а не лезешь в эти актриски, модельки и прочую нечисть. Прямо камень с души! Я уж подумал было, что ты хочешь меня как-то использовать. А как может использовать детский врач? Ну вот серьёзно – ты же не можешь мне никак повредить, правда?

– Могу, – не выдержала я, – могу поставить тебе клизму. Если у тебя будет продолжаться словесный понос.

– Нет, я в тебе не ошибся, – Рубинов удовлетворённо кивнул головой, – ты нечто. А нечто – это очень даже хорошо.

Никогда, ни разу в жизни ни один мужчина не говорил мне, что я – нечто. Но для меня это был самый лучший и удивительный комплимент!

– Сейчас приму душ и отвезу тебя на машине, – сказал Рубинов.

– Нет. Доберусь на такси.

Мне совершенно не хотелось, чтобы сестра увидела, как я выползаю из машины Рубинова. Тем более что я так и не придумала, что ей соврать.

– Тогда я закажу тебе такси, – сказал Рубинов, – и, конечно, за него заплачу. Ты даже не представляешь себе, маленькая дурочка, сколько стоит добраться до квартиры твоей сестры на такси по московским ценам.

Рубинов ошибался – я догадывалась и поэтому не стала возражать.

Такси приехало очень быстро. Рубинов проводил меня к выходу и дал деньги таксисту. Когда машина отъехала, Рубинов все ещё стоял на пороге подъезда и смотрел мне вслед.

Сестра в панике бегала по квартире, и, как только я вошла, едва не разорвала меня на части.

– Идиотка, ты с ума сошла?! Где ты всю ночь шлялась? Это вот такие сюрпризы ты мне собралась устраивать? Я тут на ушах стою, чуть всю полицию на ноги не подняла, а она является утром, как ни в чём не бывало! Ты хоть на звонок могла ответить по мобильнику, деревня проклятая? Ты умеешь пользоваться мобильником?

Я умела, поэтому и отключила звук. Но я ничего не собиралась объяснять сестре. Поэтому сделала самое умиротворяющее выражение лица.

– Солнце моё, не сердись, умоляю! Тут такое дело… Словом, загуляла немного. Да ты не волнуйся, ведь всё хорошо!

Глаза сестры округлились, она стала соображать, что лучше – ворчать или интересоваться. Мне был отчётливо виден весь поток её мыслей. В конце концов, извечное женское любопытство взяло вверх.

– Он кто?

– Да так, ты его не знаешь… Познакомилась по дороге из клуба. Это несерьёзно. Всего одна ночь. Ну, бывает иногда, ты же знаешь. Просто как помутилось что-то… А теперь всё в прошлом. Я уже и забыла. Ты только смотри, никому не говори.

О женской интуиции недаром слагают легенды. Они оправданы. Не знаю, как она догадалась, может, что-то отразилось на моём лице, промелькнуло в глазах… Не знаю. Я старалась вести себя, как обычно, но дело в том, что я уже не была прежней, обычной. И это факт.

Сестра долго ходила кругами вокруг, косилась достаточно подозрительно. Хитрые проблески мыслей о чем-то очень нехорошем постоянно мелькали в её глазах. Сестра подозрительно посмотрела на меня, затем спросила для меня совершенно неожиданно:

– Ты что, спуталась с Рубиновым?

Я растерялась. Наверное, этим и выдала себя, хотя готова была всё отрицать.

– О чём ты говоришь? Кто такой Рубинов?

– Да ты ещё хуже, чем я о тебе думала. Ты просто из ума выжила, идиотка! И какого чёрта ты только припёрлась в Москву! Если ты рассчитываешь на что-то серьезное, можешь расслабиться. Готова спорить на что угодно, что он даже имени твоего не запомнил. И уже через двадцать минут после того, как ты ушла, тебя забыл.

– Как забыл тебя? – не выдержала я.

– Ну, ты себя со мной не путай! Кто ты такая, а кто я! Ты просто пустое место, дурацкая провинциальная девчонка, которая припёрлась сюда в поисках приключений. Такие женщины, как ты, ничего не стоят. Ни один здравомыслящий человек не заинтересуется всерьёз такой, как ты. Тем более, такой избалованный эстет как Рубинов. Ему нужна совершенно другая женщина. Если хочешь знать, это я его бросила. Я перестала ему звонить, перестала отвечать на звонки. Да стоит мне только поманить его пальцем, и он бросится ко мне со всех ног! Так что ты меня с собой не ровняй! Это совершенно другое. К тому же, у меня есть мозги. Я прекрасно понимаю, что к чему, в отличие от тебя. Ты же просто полуграмотная деревенская дурочка, ты даже не понимаешь, что сделала, если ты действительно спуталась с Рубиновым. Выставила себя посмешищем. Спорю на что угодно: он если и вспомнит тебя, то только со смехом.

Сестра продолжала говорить ещё долго и всё в том же духе. Я поняла, что разрыв с Рубиновым – её больное место. И я попала как раз по нему – кувалдой по этому больному месту. Так же я поняла, что у меня больше нет сестры.

Чтобы её успокоить, я поклялась всем, чем угодно, что мой ночной незнакомец не имеет ничего общего с Филиппом Рубиновым, что это совершенно другой человек. Кажется, она мне поверила. Я думаю так потому, что, в конце концов, она успокоилась, и даже отправилась на кухню готовить мне завтрак. Возможно, ей действительно поверилось в то, что на такую, как я, Филипп Рубинов даже не посмотрит. Недаром говорят, что женщина может поверить во всё, что угодно. Главное только её правильно заставить поверить.

Я же сидела в кресле, свернувшись калачиком, и с грехом пополам сдерживала слёзы. И на душе было так тошно, что не хотелось никаких завтраков – точно так же, как больше не хотелось ни Рубинова, ни Москвы.

– Слушай, а что ты думаешь делать со своим женихом? – спросила сестра, вернувшись в комнату с тарелками и чашками, в которых плескалось кофе.

– Ничего, – удивилась я, – а что я должна делать с ним?