По ту сторону памяти

– А ты, мама?

– А что я? Я буду в порядке. И Гулечка здесь, как рыба в воде. А тебе другая вода нужна, другая. Я это давно чувствую, – Ольга улыбнулась. – Ну, ладно, иди, а то устала я что-то, посплю. А письмо в шкафу найдешь, под полотенцами.

Осень выдалась дождливая, холодная. Уже к концу октября зачастили дожди. Рваные, набухшие влагой облака неслись, наливаясь свинцовой тяжестью, ежеминутно меняя форму и размер, опускаясь на крыши и цепляясь за голые ветви деревьев.

Ольга полюбила сидеть у окна, облокотившись на подоконник, на котором частенько сидел Мур.

Она не спросила ни слова о решетках, лишь один раз с горькой улыбкой произнесла:

– Небо в клеточку, как на уроке математики.

Влада по-прежнему бегала после школы на работу в гастроном, правда, уже пять дней в неделю. Вся её зарплата шла в дом, но денег все равно катастрофически не хватало.

Очень помогали соседи, и Лариса Матвеевна заглядывала частенько, приносила что-то вкусненькое, рассказывала про школу, про библиотеку. Иногда она прикрывала дверь в спальню, и они о чём-то долго шептались с Ольгой.

В конце декабря выпал первый снег. Он начался вечером и валил крупными пушистыми хлопьями. Ольга очень любила зиму, именно такие волшебные вечера, наполненные необыкновенной тишиной, когда в природе исчезали все краски и оставался только один цвет – праздничный и торжественный. Да, это завтра на этой белизне отпечатаются чёткие следы птиц, людей, санок; ещё через пару дней она потемнеет, снег станет серым, рыхлым, ноздреватым и потеряет своё очарование. А пока…Пока такое наслаждение наблюдать за этим мягким кружением беззвучно падающих хлопьев, так быстро и заботливо окутывающих землю.

Они не ставили в этом году ёлку, просто, не сговариваясь, не поднимали эту тему. Но в один из дней Гуля принесла из школы большую матерчатую сумку, наполненную всякой всячиной.

– Это тебе, мама, – с гордостью сообщила она, выуживая гирлянды, фонарики, снежинки – всю эту мишуру, которой Ольга так любила украшать окна и стены перед Новым годом.

– Нравится? – счастливо улыбалась младшая дочь. – Правда красиво? Это ребята тебе сделали, в библиотеке. Не так уж всё идеально, – добавила она, поведя плечом. – Снежинки мы с Владой красивее вырезаем, ну, да ничего, тоже пойдёт. Если хочешь – мы тебе ещё вырежем, – торопливо добавила она, вопросительно посмотрев на мать.

– Всё отлично и всё красиво, – счастливо улыбнулась Ольга. – Лучше и не надо. Передай ребятам спасибо от меня. Вот к весне, чувствую, выйду на работу и всех научу вырезать наши снежинки.

– Так весной кому нужны снежинки? Весной нужны цветы.

– Пусть цветы, – согласилась Ольга, легко улыбнувшись. – Пусть цветы.

Она умерла 1-го марта, тихо, как угасает свеча. Силы покидали её постепенно, пока их просто не осталось.

Её хоронили всей школой – и были цветы. Много цветов – и живых, и сделанных руками детей. Плакали педагоги, и совершенно оцепенели дети, ещё помнящие негромкий голос и улыбку Ольги Петровны.

Гульнора не прекращала плакать – и на кладбище, и когда они вернулись домой, а Влада словно застыла в своем горе.

Несколько дней они ночевали у Барно, а потом жизнь вернулась в свою колею: школа у Гули, школа-работа у Влады.

Весна вступала в свои права. Небо, очистившись от тяжёлых зимних туч, налилось синевой – неестественно-яркой, как на картинке. Проклюнулась листва на окрепших саженцах – казалось, что эти нежные, ярко-зеленые листочки радуются, что кончилась холодная зима.

Влада любила заниматься во дворе. В будни это не удавалось, а в воскресенье она выносила учебники и тетрадки во двор и устраивалась за столиком, на котором они так любили ужинать.

Как-то заглянул Рашид, любовно погладил крупной ладонью стволы саженцев – вроде, выжили!

Влада стояла рядом молча и вдруг почувствовала непрошеные слёзы. Это были её первые слезы с того дня, когда не стало Ольги.

– Ну, ну, успокойся, девочка, – встревожился сосед. – Все хорошо, смотри. К осени снимем повязки, уберем подпорки, а ещё несколько лет – и дай бог, будем собирать урожай.

– Мама, – прошептала Влада. – Она так хотела сварить вишневое варенье. Так мечтала.

Вечером сидели у Барно за большим пловом, а потом хозяйка отвела Владу в смежную комнатку.

– Поговорить надо, дочка, – обняла она Владу за плечи. – Ты восьмой класс заканчиваешь, учишься лучше всех – от Малики знаю. А дальше что? – она вздохнула. – Не хотела бы Ольга, чтобы ты застряла на всю жизнь в гастрономе этом. Санджар тобой очень доволен. Но ты должна строить свою жизнь так, чтобы мама твоя, сверху глядя, тоже была довольна. Не бойся ничего – у тебя сильная защита есть, я чувствую. – Барно подняла глаза и зашептала что-то по-узбекски.

Затем, вытерев глаза, произнесла:

– За сестру не волнуйся, она у нас останется. Где пять – шестая не будет в тягость. Они с Амирой и Дильбар, как сестры. И мы все о ней позаботимся. А ты должна свой путь выбирать. И помни – где бы ты ни была, у тебя всегда есть дом и семья. И тебе всегда есть, куда вернуться, – она обняла девочку, и они долго сидели так, молча, думая, каждая о своём.

Дома Влада дрожащими руками открыла шкаф. Вот они, полотенца – старенькие, застиранные. Она ежеминутно помнила об этом письме, но не решалась прикоснуться. Два листика, без конверта, и фотография – они с Гулей – совсем ещё маленькие, смешные, в шапочках с помпонами.

Она долго читала и перечитывала аккуратные строчки, написанные родным почерком, постепенно вникая в смысл. Слёзы капали на листики в клеточку, вырванные из тетрадки, и скоро Влада уже не видела ни букв, ни строк.

Часть вторая

1

Она родила девочку – маленькую, со светлым пушком на голове, без бровей и ресниц. Крошечные пальчики, расфокусированный взгляд светлых глаз.

– Наш ангел, – прошептал Арсен, впервые взяв дочку на руки.

"Наш ангел" – Влада помнила, что так называли её маму медсестры и нянечки в ташкентской больнице.

Она вообще хорошо помнила эти пару лет перед отъездом – день за днём, день за днём.

Это был страшный период, когда болела мама, а потом она просто тихо ушла в другой мир, туда, где нет врачей и больниц, ремиссий и рецидивов, лекарств и бесконечных анализов.

В том, последнем письме, она оставила адрес своей троюродной сестры, живущей в Адлере. Они были неплохие люди, и с ними все было обговорено заранее.

Влада до мелочей запомнила сборы, долгое прощание с Гулей и её слезы. Тонкую серебряную цепочку с подвеской, которую повесила ей на шею Барно, прошептав: это твой талисман, береги его, дочка. Всё будет хорошо.

Она дословно помнила мамино письмо, в котором та брала с неё слово закончить десятилетку.

Закончила в Адлере. Два года в семье, которую она так и не сумела почувствовать родной. Тетя Галя и дядя Витя. Троюродная сестра мамы, так непохожая на неё. Влада старалась быть незаметной, не мешать, помогать по хозяйству. Но каждой клеточкой чувствовала – это временное пристанище, она здесь лишняя, её не любят, а всего лишь терпят. Как-то услышала, как дядя Витя говорит жене:

– Вроде, неплохая девочка, но дичок, не подступиться к ней.

– А ты знаешь, откуда она приехала? То-то и оно, – тетя Галя перешла на шёпот, и больше Владе не удалось услышать ни слова.

Когда, после окончания школы, она сказала, что уезжает, то почувствовала неприкрытое облегчение хозяев.

– А собралась-то куда? – дядя Витя в первый раз за два года проявил к ней интерес. – Домой? Ольга писала, что тебе там делать нечего. А хочешь в Сочи? – неожиданно спросил он. – У меня там друг детства – директор большого санатория. Возможностей у него побольше, чем у нас, пристроит тебя куда-нибудь. Без крыши не останешься, да и на кусок хлеба заработаешь. Ну, а там видно будет.

Тетя Галя в конце немного оттаяла, просила не пропадать, писать, приезжать в гости. Даже обняла на прощание, и Владе вдруг стало нестерпимо жалко эту пару, единственный сын которых несколько лет назад уехал на Дальний Восток и давал о себе знать только открытками по праздникам.

Так она попала в Сочи. Санаторий и впрямь был огромный с большим зелёным парком и собственным пляжем.

Кабинет Самвела Георгиевича нашла не сразу, робко постучала, держа в руке записку от дяди Вити.

– Проходи, проходи, с приездом! Присаживайся, отдыхай, – он внимательно оглядел девушку.