Драконов не кормить!

– Не существует в мире, чёртова мать, золотых драконов. Я-то знаю, о чём говорю!

– А что же в таком случае сидит на холме?

(Анджей Сапковский «Предел возможного»)

Глава 1

Холмы Айялы, первый месяц сезона сочных трав по эльфскому календарю

Верный способ потерять лицо навсегда и отнюдь не фигурально – получить по нему драконьей лапой.

Эфирный дракон Куа распластался по стене в совершенно не драконьей текучей позе, так что с десяти шагов его можно было принять за тень дерева мельроки. Тёмная чешуя не то пропускала, не то растворяла в себе звёздный свет, почти не вздымался живот при дыхании, и только горбилась, горбилась тень по мере того как приближались шаги человека из-за поворота. Легкие, словно танцующие, посторонний мог бы спутать их с эльфскими – но только не Куа, нет. Куа узнает эти шаги из тысячи. Раз, два, три, шорох травинок под ногами, уже почти слышно дыхание человека, который сейчас покажется из-за угла, четыре, пять, шесть…

Лунный свет выплеснул блики на золотистые волосы, тоже чисто эльфские, и Куа ударил человека в лицо с короткого замаха, вложив в него всю свою ярость…

И, увлекаемый силой этого замаха, едва не растянулся на траве: в последний миг Илидор ушёл из-под удара.

Куа приземлился на четыре лапы, как кот, тут же хлестнул Илидора длинным хвостом под колени, и почти успел, почти – свет ярче солнечного ударил в глаза, отчего те едва не лопнули, время загустело, как оформленный в заклинание эфир, и хвост замер на полдороги. Почти тут же сияние потухло и время потекло свободно, как прежде, и хвост Куа хлестнул-таки Илидора, но что толку: эта тварь уже стояла напротив в облике золотого дракона и утробно рычала.

Куа пригнул голову и зашипел, сделал шаг вперёд и вправо, а Илидор тут же – назад и влево, сохраняя дистанцию.

В одной из башенок бухнуло, открываясь, окно – драконы не услышали, до окна ли им было! Ещё шаг, ещё два, низкое грозное рычание и ядовитое шипение. Они кружили друг против друга по траве, залитой лунным светом, а над ними возвышалась северная стена драконьей тюрьмы Донкернас.

Драконы были похожи: невеликого размера, крепкие, длинношеие, длиннохвостые, четырёхлапые, морды вытянутые, челюсти широкие, клыки оскаленные. Тела перетекают по траве, как ящериные, а над ними трепещут полуразвёрнутые крылья, трепещут будто сами по себе, подвластные больше пронзительному ночному воздуху, чем драконам.

– Ты что, взбесился? – прохрипел Илидор.

Чешуя Куа – чёрная с голубым и сиреневым отливом, не вдруг и разглядишь его среди ночных теней, а чешуя Илидора – золотая, как весеннее рассветное солнце.

– Я тебе крылья переломаю, – прошипел Куа. – Ахасс!

Стремительным движением отбросил голову назад и опять вперёд, плюнул-клюнул в Илидора сформировавшуюся в глотке молнию и почти успел, почти: мощной пощёчиной золотой дракон сбил его движение и тут же сильно, коротко врезал плечом по челюсти снизу.

Куа поперхнулся собственной молнией – ощущение было как от удара коленом в лицо, дракон задохнулся, закашлялся, замотал головой, разбрызгивая слюну и слёзы, оглушённый звоном и болью. Илидор воспользовался моментом и запрыгнул на спину Куа, под звук «кх-х» распластал его на траве, словно прикроватный коврик, прижал передней лапой его шею, задними – крылья, второй лапой наступил между лопаток.

– Ты, придурок, – выдохнул он со взрыком, – что тебя покуса…

– Илидо-ор! Какого бзыря?! Слезь с него сей миг!

Рычание смолкло, как топором отсечённое, Илидор замер с полуоткрытой пастью, и только когти рефлекторно впились в чешую Куа ещё сильнее. Кашель тоже прекратился – Куа проглотил его, прикинулся смиренной тряпкой и попытался слиться с травой.

Перед сцепившимися драконами, сложив руки на груди, стоял эльф. Высокий – по подбородок сидящему дракону – тощий, как копьё, и высокомерный, как… ну, как эльф из Донкернаса. Эльф, привыкший командовать драконами. Распоряжаться их действиями и судьбами. Знающий, что в любой миг может испортить дракону настроение если не навсегда, то очень надолго.

Куа, кажется, всерьёз рассчитывал смешаться с ночными тенями. Золотой дракон смотрел на эльфа в упор и подёргивал губой, наклонив голову, словно готовая к броску собака. Глаза у него тоже были золотыми, похожими на горсть начищенных монеток.

– Илидор, я что сказал? – процедил Ахнир Талай, упёр руки в бока и стал похожим на знак «∱», означающий двойную гласную «эа».

Золотой дракон, по-прежнему сгорбившись, как для броска, и глядя на эльфа в упор, стёк с распластанного на траве Куа – просто мягко перебрал лапами и оказался на земле. Ахнир бы ухмыльнулся, прими он браваду Илидора хоть сколько-нибудь всерьёз – но лишь едва заметно поджал губы.

Кому ты пытаешься дурить голову, глупый дракон? Я вижу, как прижимаются к телу твои крылья.

– В машинную. Оба.

– Да какой кочерги, – Илидор вскинул голову, – он первый начал, чуть нос мне не сломал…

Ахнир сделал полшага вперёд, и золотой дракон едва не попятился, в последний миг впился когтями в землю, только чуть отклонил голову на длинной шее.

– По какой причине драконьи стычки запрещены правилами Донкернаса? – обманчиво-спокойным голосом спросил Ахнир, и стало ясно, что дело плохо.

Если бы он начал с «Да вашу ёрпыль» или «Шпынь тебе в ухо», то всё могло бы закончиться небрежным взмахом руки и разрешением «убрать отсюда свою чешуйчатую задницу». Но когда Ахнир Талай начинает говорить такими словами, будто сам себе диктует официальное письмо, – значит, нет никакой возможности отвертеться.

Не то чтобы это когда-либо останавливало Илидора…

– Как физические столкновения, – медленно, будто наслаждаясь каждым слогом, уточнил Ахнир, – так и магические. Куа?

– Для нашей безопасности, – пробубнил дракон, разглядывая чёрные тени травы под своими лапами, – и безопасности Донкернаса.

Ахнир Талай держал паузу достаточно долго, чтобы Куа занервничал, припоминая, что он там мог забыть, хотя даже самый тупой драконыш уже к исходу третьего года жизни запоминал нехитрые донкернасские правила… или бесследно пропадал в южных башнях, где держали Плохих Драконов.

А может быть, даже в лабораториях.

– Верно, – Ахнир Талай наконец соизволил медленно кивнуть. Тень его длинного носа взрезала губы и шею, ткнулась в стоячий ворот серой рубашки. – Мы не можем позволить вам вредить друг другу, вас и так слишком мало…

Ну да, конечно. От тысяч, населявших горы и подземья Такарона, осталось несколько десятков. После войны с гномами. И после первых лет в эльфской тюрьме Донкернас.

Илидор прищурил глаза, и в окружающей темноте было хорошо заметно, как на миг вылиняло их золотое сияние, стало бледно-жёлтым.

– А сейчас вы причинили друг другу вред, – ровным голосом продолжал Ахнир Талай. – Или причинили бы, не вмешайся я вовремя.

Илидор и Куа родились уже здесь – не очень давно даже по человеческим меркам, оба были ещё почти драконышами. Они выросли в Донкернасе и прилегающих к нему холмах Айялы, они никогда не знали иной жизни – но ни один из них не считал себя имуществом эльфов-учёных. Если в чём-нибудь Илидор и Куа могли бы согласиться, так это в том, что никакого эльфа не касается их желание и право бить друг другу морды. Или лица, если они пожелают драться в человеческом облике.

– Поэтому, – Ахнир заложил руки за спину, – вам полагается наказание. В машинную, оба.

Куа испустил длинный вздох и медленно подошёл к Ахниру. Разумеется, он с самого начала понимал, чем закончится появление этого эльфа. Голубой и сиреневый отливы на чешуе Куа, до того едва заметные в темноте, сейчас бликовали: дракона переполняло так много чувств, что эфир у него внутри бурлил. В воздухе пахло озоном.

А золотой дракон, не спуская глаз с эльфа, медленно опустил зад на землю.

– Илидор, – с едва уловимой досадой проговорил Ахнир Талай, – ты ведь не желаешь, чтобы я позвал сподручников или чтобы я выразил Моран своё недовольство.

Недовольство Моран, старшей эфирной драконицы, Илидора не пугало, хотя он и появился на свет в кладке эфирного семейства. Эльфы едва ли понимали, в какой степени Илидор желал плевать на недовольство Моран.

Вот сподручники с палками – это плохо, конечно, но не то чтобы Илидора когда-либо это останавливало.

– Не я начал драку, – проговорил он сквозь зубы и переступил передними лапами. – Ты не можешь отправить меня в машинную за то, что я не позволил сломать себе нос.

– Илидор! – Ахнир шагнул к нему.

Золотой дракон издал тихий, угрожающий горловой рык. Куа смотрел на него как на сумасшедшего, да и как ещё было смотреть: ясно же, что Ахнир Талай не отвяжется, вопрос только в том, отделаешься ли ты остатком ночи в машинной либо вдобавок нарвёшься на трёпку и запрет выходить из замка в ближайшие дни. А может, тебе вдобавок крылья свяжут, чтобы дошло получше. Или прикажут сподручникам поколотить тебя хорошенько – те только рады будут.

Когда-то Илидор спросил: почему драконы не могут бить друг друга, но их могут бить какие-то дурацкие эльфы с дурацкими палками? Поскольку ни у кого из эльфов не нашлось ясного ответа на этот вопрос, Илидора продержали в машинной два дня – чтоб неповадно было задавать сложные вопросы.

Не то чтобы Илидора это остановило, разумеется.

Ахнир протянул руку. Золотой дракон тихо клацнул зубами.

– Идиот, – скорбно заключил эльф и отрывисто, пронзительно свистнул сквозь зубы.

Звук был таким неожиданным, что Куа отшатнулся, Илидор же фыркнул и вдруг легко, по-кошачьи оттолкнулся от земли, громко хлопнул крыльями и заложил короткий вираж, едва не чиркнув по лицу эльфа кончиком хвоста. Ахнир ничего не сказал, лишь поджал губы и стиснул в кулаки заложенные за спину ладони. Два взмаха крыльев – и золотой дракон растаял в темноте.

А из темноты с другой стороны, от Донкернаса, подошли три эльфа.

Они отличались от Ахнира разительно – более плотные, с размашистыми движениями, одетые в мешковатую, не слишком опрятную одежду. Рядом с Ахниром Талаем они выглядели как затасканные деревянные барабаны рядом с новенькой арфой.

– Илидора нужно отвести в белую машинную, – сказал им Талай, не поворачивая головы.

Он смотрел в ночь, в которой растворился золотой дракон.

Эльфы переглянулись и тоже потопали в ночь, сопровождаемые тусклым светом фонаря.

Искать дракона в холмах Айялы можно до самого утра, притом безуспешно, но все знали, что Илидор не улетел далеко. Ни один дракон не может улететь из Донкернаса: их держит Слово, данное старейшими драконами. Нарушь его – и лишишься своей магии, окажешься запертым в человеческой ипостаси, ни на что не способный в огромном и страшном мире за пределами тюрьмы Донкернас. И будь уверен, эльфы тебя разыщут.

Потому Илидор сейчас сидит у ближайшего озерца, изрядно пересохшего этим дурацким летом. Не пытается прятаться: какой толк?

А какой толк был в том, чтобы снова улететь от Ахнира?

Талай поморщился и ускорил шаг. Куа, воняя озоном, трусил следом. Неужели он и впрямь пытался сломать Илидору нос? Беда с этими молодыми драконами, да и только! Может, и неплохо, что их мало?

Впрочем, от Куа хоть какой-то толк есть: он может выплюнуть молнию или изменить свойства материи, или… За двести лет учёные Донкернаса мало приблизились к пониманию магии эфирных драконов, но её хотя бы можно изучать! А в Илидоре даже изучать нечего.

Да, он умеет искать под землёй руды и драгоценные камни, эта его способность появилась уже принесла Донкернасу немало денег и неплохие перспективы, однако от золотого дракона, который своим появлением на свет когда-то переполошил весь Донкернас, поневоле ожидаешь чего-то более…

Странного. Значимого. Необычного.

Да сами драконы всех пяти семейств ошалели ничуть не меньше учёных, когда в эфирном семействе появился этот мутант! От него ожидали, что он удивит.

Но то прежде. А сейчас все знают, что золотой дракон Илидор может искать в горах руды и камни, а ещё – что он очень упёрт. Упёртость на грани тупости присуща всем эфирным драконам, но у Илидора она граничит с идиотизмом.

Все знают, что Илидор – бестолковый дракон. Такого только на ярмарках показывать.

***

Илидор дождался сподручников, не меняя ипостаси – так им было проще его найти. Потом последовала обязательная часть общения, в которой эльфы грозят намять дракону бока, а дракон на них рычит. В машинную Илидор отправился уже в человеческом облике, с таким видом, словно весь вечер мечтал там оказаться и очень рад, что добренькие эльфики наконец отведут его туда.

Илидор шёл к замку на полшага впереди троих сподручников, сунув руки в карманы, тихонько напевая под нос нечто бравурное и бессловесное.

Сторонний наблюдатель мог принять Илидора за ещё одного эльфа, притом скорее похожего на Ахнира, чем на этих троих. В человеческом обличье золотой дракон был грациозен, скуласт, подтянут и золотоволос – чисто эльф, разве что ростом ниже, с человека. Глаза – золотые, каких никогда не бывает у людей. У эльфов, правду сказать, тоже не бывает, но другие необычные оттенки радужки встречаются у них часто, вот у того же Ахнира, к примеру, глаза чёрные с яркими оранжевыми полосами – как будто языки пламени облизывают уголь.

Но со второго взгляда становится ясно, что Илидор – не эльф. Он ниже ростом, крепче, коренастей тонкокостных тощих эльфов, взгляд у Илидора совсем другой – прямой, живой, пытливый. И уши самые обычные, разумеется. А если присмотреться очень-очень внимательно, то можно понять, что две короткие полы плаща, свисающие из-под гривы золотых волос, – это крылья, хотя их легко принять за самый обычный непромокаемый плащ дурацкого кроя.

Сподручников, разумеется, не мог обмануть бодрый вид Илидора. Все драконы боятся машин и ненавидят их: в Донкернасе делали всё, чтобы панический ужас закрепился в драконышах с первых лет жизни, а истории старших драконов про войну с гномами и с их разумными машинами раздували этот страх, как пожар.

Илидор стал напевать громче, чтобы заглушить шершавую жуть, нарастающую в животе.

Нет, машины хуже пожара – это постоянное, выматывающее душу ожидание пожара, который неминуемо нагрянет и с рёвом выжрет всё, что тебе дорого.

И тебя тоже выжрет. Оставит лишь слабо дымящуюся пустую шкурку.

– Интересно, кто придумал, будто огонь не может убить дракона? – весело трепались за его спиной сподручники.

Как будто подслушали мысли Илидора, как будто вытащили из его головы неожиданно сформировавшуюся там связку «машина – всепожирающий огонь».

Когда дракон видит машину, у него слабеют руки и ноги, леденеет хребет, почти отнимается голос – даже если машина не делает с драконом ничего плохого. Даже если она ничего не делает, а просто стоит в своём домике – машинной комнате, холодной, гулкой, воняющей смазками и маслами, с бесконечно высоким потолком, крошечными окнами и недвижимым воздухом. Голова дракона сама додумает всё остальное: как вот-вот схлопнется потолок, двинутся к нему машины, растопят в себе душные запахи масла, стальные валики стиснут ногу, холодные спицы вопьются в плечи – словом, голова дракона непременно придумает, почему даже при виде машины ему должно сделаться дурно, и почему потом будет только хуже…

– Драконы бывают разные! Синие, белые, красные! – громко декламировал один из сподручников.

Илидору не нужно было оборачиваться, чтобы знать, кто это там веселится: гнусавый голос принадлежал прыщавому эльфу с длинными клочкастыми бакенбардами.

– Бывают драконы в пятнышку! Бывают драконы в крапушку! – Голос разносился в ночи, путался в высоких травах Аяйлы, разбивался о стены приближающегося замка Донкернас. – Но если дракон в клеточку – точно, тварюка, крашеная!

Заставлять себя двигаться свободно. Даже немного задирать нос, делать вид, будто незаслуженное наказание не очень-то тяготит, будто он с лёгкостью переживёт эту ночь…

– Эй, Илидор, – не унимался сподручник с бакенбардами, – а ты знаешь, какой лучший способ уберечь здоровье дракона?

– Да, – ответил тот, чуть повернув голову, – мыть эльфов перед едой.

За это Илидор получил едва намеченный тычок палкой под рёбра. Другие два сподручника принуждённо рассмеялись и дальше перебрасывались шутками уже вполголоса, между собой: всерьёз злить дракона, даже такого безвредного, как Илидор, никто не станет без особой нужды. Всякий, кто проводит в Донкернасе дольше месяца, ясно понимает: с драконами, как с огнём, долго играть нельзя.

Они прошли через символически очерченную булыжниками границу призамковой территории, мимо западного и юго-западного крыла каменной громадины, провожаемые редким дрожащим светом фонарей из нескольких длинных узких окон. Мимо тяжёлых деревянных листов-задвижек, которыми закрывался на ночь зимний сад таксидермиста. Мимо груды валунов, которая что-то там символизировала, как уверял один из старейших магов Донкернаса. В дверь и по каменной лестнице на второй этаж, по тихим коридорам замка, который сегодня решил встречать золотого дракона безмолвием.

Подойдя к машинному крылу, эльфы перехватили палки поудобнее, и золотой дракон склонил голову, пряча ухмылку. В прежние врема при попытках затолкать его в одну из машинных Илидор устраивал сподручникам ещё то веселье, у них потом по многу дней не сходили кровоподтёки, потому как рука у золотого дракона была тяжёлая, а вёрткость – истинно змейская.

Но если эльфы отделывались синяками, то Илидору сопротивление стоило то рассечённой брови, которую потом приходилось зашивать, то сломанной руки, то крови в моче, то треснувшего ребра.

Кто знает, почему эта машинная называлась белой – ничего белого в ней не было. Зал на двадцать шагов в длину и на десять – в ширину, по двери в каждом его конце, под одной стеной стоят основательно проржавевшие стеллажи со всяким хламом, у другой – несколько машин в ряд и по углам. Манекен с палками и цепями вместо конечностей, которые начинаются шататься и вертеться, если нажать на кнопку. Вращающаяся клетка. Небольшой конвейер. Запах металла и страха.

Илидора втолкнули в машинную сильным пинком и на всякий случай добавили тычок палкой в поясницу. Руки стянули за спиной верёвкой, колючей и лохматой. Можно подумать, она очень нужна тут, среди машин, когда в хребет Илидора от страха словно впился ледяной штырь, а ноги стали тяжёлыми и неповоротливыми, как колонны в залах.

– Отгадай загадку: без перьев, а летит! – напоследок искромётно пошутил сподручник с бакенбардами, хохотнул и чувствительно приложил Илидора по плечу.

Расслабился, сволочь с ушами.

Золотой дракон старался дышать глубоко и ровно и думать о небе над холмами Айялы. О том, как здорово быть драконом и летать, и что уже утром он снова сможет распахнуть крылья и упасть в это прохладное небо, как в воду. Он принялся напевать, не размыкая губ. Заставил плечи расслабиться, кулаки – разжаться. Он переживёт эту ночь, не первую и не последнюю.

Один эльф остался с ним и маячил позади мрачной тенью, двое других за чем-то вернулись. Оставшийся эльф вроде как не возражал, что Илидор издаёт звуки. Во всяком случае, палкой в дракона не тыкал, что уже можно считать небольшим успехом.

– Оч-чень интересно, – произнёс вдруг дребезжаще-звучный голос, и золотой дракон поперхнулся своим пением.

За стеллажами прошаркали шаги, и в слабом мерцании фонаря появилась старейшая из ледяных драконов, Хшссторга. В облике дракона она выглядела как узкий, давно окостеневший сугроб, а человеком была высока, как эльфка, и столь же худа. Длинный нос смотрел на собеседника укоризненно, седые волосы Хшссторга носила связанными в низкий пучок. У неё были строгие, очень неудобные с виду наряды прямого кроя, длинные загнутые ногти и пронзительные белые глаза со зрачками-звёздочками. Кто считает, что белый цвет не может быть пронзительным – пускай полюбуется на искрящийся под солнцем снег.

– Очень любопытно, золотой дракончик, – повторила старуха, подойдя к Илидору.

С Хшссторгой был эльф – разумеется, не могла же драконица ходить одна по машинному крылу, но эльфа Илидор едва заметил.

Он смотрел на Хшссторгу снизу вверх и чувствовал себя не то что «дракончиком», а совсем маленьким драконышем, который сейчас, наверное, получит взбучку. Кочерга знает по какой причине, но получит. Старухам вроде Хшссторги не очень-то нужны причины, и старухи вроде Хшссторги не очень-то жалуют шумных драконышей.

Искристо-белые глаза впились в лицо Илидора, ощупали и обнюхали его, и морщины на лице старой драконицы сложились в слегка разочарованное выражение.

Эльф нетерпеливо цокнул языком, Хшссторга сделала вид, что не услышала.

– Ты не понял, чем владеешь, – продребезжала она Илидору, поджала тонкие губы и прошла мимо золотого дракона, как мимо тумбы. – Что же, я всегда говорила, что ты туповат. Впрочем, это не так важно для тебя, ведь золото самодостаточно.

– Эй, не уходи, – воззвал к узкой брюзгливой спине Илидор, – ты так очаровательно подходишь этому безумному месту, зачем тебе быть где-то ещё?

Драконица фыркнула и пропала за дверью вместе с эльфом, – а ведь Илидор на самом деле предпочёл бы её общество этой глухой тишине, запаху холодного металла и машинного масла.

Что делала тут Хшссторга, навещала кого-то в соседней машинной? Или ходила к кому-нибудь из Плохих Драконов? Они жили в камерах недалеко от белой машинной, но все остальные обычно избегали этого места, да и этих драконов тоже. В одной из тех камер держали даже одного из патриархов – слышащего воду Арромееварда: это был вредный и буйный дракон, с которого никогда не снимали цепи, а пол в его камере был присыпан землёй, прокалённой в огне. Это гасило его магию, насколько можно погасить магию дракона без настоящих, живых гномских машин.

Через машинную сподручник определённо повёл Хшссторгу из чистой вредности, чтобы доставить драконице неудобство, ведь сподручник наверняка считал, что ей отнюдь не обязательно было тут шастать, даже если кто-то из учёных и приказал ему сопроводить драконицу.

Едва закрывшись за Хшссторгой, дверь открылась снова, впустила двоих эльфов-сподручников. Илидор всеми силами сдерживал себя, но получалось не то чтобы хорошо, и мысли его были подобны ускоряющемуся речитативу с нарастающей громкостью: «Не паниковать, не-па-ни-ко-вать, непаниковать, НЕПАНИКОВАТЬ!».

Почти невыносимо сложно было Илидору прийти в машинную в сопровождении этих эльфов, страдающих приступами ослоумия, и при этом понимая: в любой момент, пока они шли, можно было перекинуться в дракона, убить всех троих до того, как они поймут, что им это не снится, и улететь из Донкернаса… Если, конечно, удастся преодолеть стены, а стены преодолеть едва ли удастся.

В холмах Айялы воздушные потоки создают природную «крышку», которая не позволяет взлетать достаточно высоко, чтобы перелететь горы. И если бы не эта «крышка», то всех драконов, наверное, держали бы в замке.

Потому улетать из Донкернаса можно лишь через замковые стены, а преодолеть их без сломанных крыльев, без сожжённого кислотой хвоста, без жидкого огня на боках – не так это просто. Раз в несколько лет кто-нибудь из драконов всё-таки пытается улетать, потому стражие эльфы на стенах не отходят от своих машин далеко, особенно по ночам.

Не то чтобы Илидор считал, будто всё это должно его остановить, разумеется.

В конце концов, иногда драконы сбегают из Донкернаса.

Другое дело, что умные драконы сбегают не из Донкернаса, а по пути в какое-нибудь другое место, когда их везут на задания, – где нет стен, утыканных машинами и обвешанных заклинаниями сращения: машина и жидкий огонь, машина и камень, машина и машина помельче. Эльфы, конечно, используют в пути драконоустойчивые клетки, но ведь рано или поздно драконов приходится доставать из них.

А самые умные драконы не сбегают ниоткуда, потому что жить им после этого остаётся дней пять. В лучшем случае – семь. Изредка – месяц. Слово, данное когда-то старейшими, держит надёжней машин на стенах замка.

Илидор не знает мира за пределами Донкернаса, он просто не выживет, не спрячется от эльфов, которые будут его искать.

Потому ему нужен план. А пока – пока ему нужно молчать в тряпицу и терпеть, терпеть, – да, это было очень разумное решение, очень взвешенное, но когда эльф с бакенбардами звякнул цепью, тело Илидора вырвало управление у головы, врезало эльфу коленом в нос, боднуло второго эльфа в плечо и почти успело пнуть третьего, но из-за связанных за спиной рук его занесло, и оно с грохотом рухнуло на пол, едва не сломав себе крыло и ключицу.

Третий эльф тут же напрыгнул на дракона, прижал его локти к полу и, поскольку руки оказались заняты, попытался лягнуть его, но Илидор был быстрее, потому эльф хрюкнул, скрючился и временно выбыл из строя, жаль только хватку на локтях не ослабил.