Смерть за наследство

Лидия Сергеевна с сомнением посмотрела на нее и оставила эту тему. Поняла, что если начнет задавать вопросы, то ответы могут ей не понравиться, и предпочла ничего не знать. Лизу это устраивало, потому что в семейной жизни в последнее время все было не так радужно. И обсуждать это она не была готова.

Лиза всегда тонко чувствовала, как к ней относятся люди, и если сначала Сашина любовь пьянила и кружила голову, то со временем фейерверк чувств превратился в более спокойное, но и более уверенное единение. А потом, незаметно, постепенно, это равенство душ стало перетекать в свою противоположность, в равнодушие. Со стороны – ничего не изменилось. Точно так же, когда Саша приходил с работы, он целовал выбегающих навстречу жену и дочь, точно так же они болтали по вечерам обо всем, что произошло за день, что они видели, слышали, о чем думали. Точно так же они проводили вместе выходные и праздники, но что-то неуловимое начало уходить из их жизни, утекать, словно воздух из проколотой шины. Да, именно так! Если четыре года назад Лиза нужна была мужу, как воздух, сейчас он уже мог обходиться без нее. Семья становилась для него из единственного способа существования просто удобством. Привычкой, но не необходимостью. И Лиза понимала, что скоро начнет превращаться в не слишком радующую обязанность, в обузу.

Она честно старалась восстановить былую гармонию, даже старые конспекты почитала и в Интернете разные полезные советы… увы. То ли время было уже упущено, то ли сама Лиза не умела воплотить умные советы в жизнь. Она принимала людей такими, какие они есть, и, наверное, поэтому люди к ней тянулись. Но играть, притворяться, манипулировать человеком и его чувствами было противно ее природе. Может, она и смогла бы вернуть Сашину любовь, но надолго ли? Сейчас привязать к себе, но через какое-то время, пусть через год, два, он снова начнет отдаляться… И что, начинать все сначала? Провести вот так, на эмоциональных качелях, всю жизнь? Люди, конечно, разные, и кому-то, наверное, это даже понравилось бы, но она, Лиза, в такой ситуации просто возненавидела бы мужа. Хорошо, не возненавидела бы, ненавидеть у нее вообще плохо получалось, но очень устала бы. Собственно, она уже сейчас начала уставать оттого, что приходится постоянно притворяться, делать вид, что они по-прежнему идеальная семья. А потом случилось то, чего Лиза давно подсознательно ждала: Саша начал привирать. Не по серьезным поводам и даже не особо сознательно: дескать, объяснять долго, проще придумать что-то правдоподобное. Но Лиза слишком хорошо его знала, слишком хорошо чувствовала малейшие оттенки его интонаций и прекрасно понимала: врет. И опять. И еще раз. Снова соврал. А тот, кто не искренен в мелочах, когда-нибудь непременно придет и к большой лжи.

Она не сомневалась – знала точно, что у Саши не было любовницы. Пока не было. Он еще не привык к мысли, что, кроме нее, Лизы, в его жизни может появиться другая женщина. Но он уже начал этих других женщин замечать. Раньше все они были интересны лишь тем, что каждая была немного похожа на Лизу – у одной цвет волос почти такой же, у другой подбородок той же формы, третья так же любит черный шоколад… Теперь же он, не вспоминая о жене, обращал внимание на талию, ножки, бедра, грудь… он еще не изменял, но в душе был почти готов к измене.

Лиза долго думала. Совета спросить было не у кого: подружки за годы замужества как-то растерялись, да и не с подружками такие вещи обсуждать. Ставшие за последнее время почти родственниками разновозрастные «девочки» из «Дамского рукоделия»? Они, конечно, надают советов самых разных и друг другу противоречащих, разволнуются, расшумятся, рассорятся – нет уж, не будем вмешивать личные проблемы в рабочие отношения. Мама? Что скажет мама, Лиза и так знала. В их семье мужчины почему-то не задерживались надолго. И если прадедушка погиб на фронте, то дедушка, не прожив с бабушкой и десяти лет, завербовался на Север, на заработки. Несколько лет от него приходили денежные переводы и поздравительные открытки на Новый год, 8 Марта и день рождения. Потом переводы стали приходить все реже, а там и открытки сошли на нет. Бабушка пыталась искать блудного мужа, но, поскольку он ни разу не прислал точного адреса, так и не смогла узнать, где он и жив ли вообще.

Отец Лизы, мамин муж, тоже затерялся на бескрайних российских просторах. По словам Лидии Сергеевны, он был старый холостяк, который вдруг дозрел до мысли, что семья – это самое главное в жизни человека. И два года они с мамой воодушевленно это самое главное строили. И еще два года, правда с меньшим воодушевлением, после рождения Лизы. Как оказалось, Лиза надежд отца не оправдала. Мама была удивлена и шокирована, когда выяснилось, что этот взрослый неглупый человек, мечтая о дочери, представлял себе, как его умница и красавица будет получать золотую медаль по окончании школы, как он будет выводить прекрасную принцессу на тур вальса в день ее свадьбы, как он научит ее водить машину… ничего не соображающий, какающий в пеленки и мешающий спать по ночам младенец совершенно этим мечтам не соответствовал. Жена пыталась объяснить, что это не страшно, что со временем все сбудется – Лиза уже освоила горшок, а года через два с ней уже можно будет поговорить, через пять она пойдет в школу, а там и до выпускного вечера с золотой медалью недалеко… Благородный отец согласился подождать, пока дочь подрастет, но подождать где-нибудь в сторонке, и отбыл в длительную командировку. Дальше все пошло по уже известному сценарию: сначала регулярные, а потом все более редкие денежные переводы (в связи с современными веяниями – на карточку), еще более редкие звонки (вместо поздравительных открыток) и, наконец, тишина. Лидия Сергеевна даже искать его не стала. Только рукой махнула и постаралась забыть, что у нее вообще был муж, а у Лизы отец.

Появление в жизни Лизы Саши Решетовского вызвало у мамы неподдельный восторг. Ради такого мужчины были прощены и заброшенная учеба, и погубленная аспирантура – семья важнее! И она надеялась – да что там, была уверена, что череда одиноких женщин в их роду прервется, что Лиза проживет с мужем долгую счастливую жизнь. И если сейчас маме не то что прямо сказать, а хоть намекнуть, что они с Сашей могут расстаться… будет много горьких слез и искреннего непонимания: не пьет, не бьет, не гуляет – да что ж тебе еще надо-то, доченька? Какого рожна? Любить стал меньше? Ничего страшного, все через это проходят. А ты, если уж такая чуткая уродилась, не показывай, что все понимаешь, прикинься ветошкой да пой каждый день мужу в уши, какой он хороший и как у вас все хорошо. И не сиди квашней, отложи свой бизнес, займись собой. Поезжайте отдыхать куда-нибудь подальше, погуляйте, обновите отношения, ребенка еще одного родите… В кои-то веки повезло нам, мужик из дома не бежит – так нате вам! Сама надумала за порог выпихивать!

Нет, с мамой на эту тему даже заговаривать нельзя, ничего, кроме расстройства и слез, не получится.

Лиза понимала: решать все равно придется. Но тянула, откладывала трудный разговор. И дотянула. В тот день Саша вернулся домой позже обычного – Маша уже спала. Он вошел, весело улыбаясь, даже насвистывая что-то жизнерадостное, и сразу предупредил:

– Я есть не хочу! Мы с ребятами после работы в кафе зашли, у Димки день рождения, вот и посидели немного…

Он еще что-то рассказывал про ребят, про Димку, потом посмотрел на ее бледное напряженное лицо и расстроенно махнул рукой:

– Ну как это получается, что ты всегда все знаешь? Правда, что ли, ведьма?

Она покачала головой.

– Я не ведьма. Просто у меня есть слабые экстрасенсорные способности. Иногда это… довольно неудобно.

– Лиза! – Он быстро шагнул к ней, обнял, прижал к себе. – Ну прости меня! Было, да, видишь – я даже врать не пытаюсь! Но это ничего не значит, честное слово, это случайность! Лиза, я… я больше не буду.

– Саша, я бы поверила. – Она мягко высвободилась из его объятий. – Но ты же все понимаешь. Мы с тобой стали другими… все стало другим. Если бы я могла закрыть глаза, зажмуриться и сделать вид, что ничего не подозреваю! Но я ведь и не подозреваю, Саша! Я знаю. И всегда буду знать.

Это был тяжелый разговор. И они тогда, в общем, ничего не решили. Продолжали жить вместе, на сторонний взгляд вполне благополучно, а на самом деле расходясь все дальше и дальше. Разбитую чашку можно склеить так, что она будет выглядеть как новенькая, но кипяток в нее все равно наливать нельзя – протечет. Так и в их семье: через никому не заметные трещины медленно утекали любовь и доверие. Это продолжалось почти год.

А потом состоялся еще один разговор, но уже не мучительно-тяжелый, требующий напряжения всех душевных сил, а спокойный, почти деловой. Они быстро пришли к полному согласию по всем имущественным делам – а что там делить-то было? Саша возвращался к маме, Лиза хотела снять квартирку поближе к «Дамскому рукоделию», желательно в том же доме. На алименты Саша собирался написать заявление в бухгалтерию, чтобы там сразу перечисляли положенные суммы. Количество и качество его общения с дочерью даже не обсуждалось – Лизе и в голову не пришло бы ограничивать отца в его желании проводить время с Машей. На развод пока подавать не стали – может, если понадобится, то когда-нибудь… штамп в паспорте никому не мешал.

А в ближайший выходной Лиза принарядила дочку, приоделась сама, собрала сумку с подарками и отправилась в райцентр, к маме.

Лидия Сергеевна встретила их на автовокзале. Рассеянно потискала Машку, с радостным визгом бросившуюся на шею бабушке, и обреченно спросила у Лизы:

– Все? Расходитесь?

Лиза едва сумку не уронила.

– Откуда ты знаешь? Я же никому не говорила!

– Да я уж больше года между вами разлад чувствую, – горько усмехнулась мама. – Ты что ж думаешь, я, кроме как бородавки сводить, ни на что больше не способна?

– Ох, мамочка! – Лиза обняла мать, прижалась к ней так, что оказавшаяся между ними Маша только пискнула.

Но еще больше, чем родная мама, Лизу удивила свекровь. Когда любимый сыночек вернулся к ней под крыло «с одним чемоданом» (положим, чемодан там был не один – за несколько лет жизни с Лизой вещей у Саши накопилось довольно много, но Вере Павловне нравилось говорить именно так), она неожиданно озаботилась тем, куда же теперь «денутся девочки»? Выгребла свои, скопленные на черный день деньги, заставила сына взять кредит, сама бегала по риелторам, и меньше чем через месяц Лиза стала полноправной хозяйкой (не совсем полноправной, конечно, ипотеку еще предстояло выплатить) маленькой двухкомнатной квартиры, находящейся не просто в том же доме, а на той же лестничной площадке, что и «Дамское рукоделие». При этом свекровь не настаивала на своем праве в дальнейшем общаться с внучкой и только выразила пожелание, чтобы с разводом не затягивали. Лиза была счастлива и благодарна, не задумываясь о том, что со стороны это выглядит несколько некрасиво. Словно от нее просто откупились. Главное – вопрос с жильем был решен, и решен самым удобным и комфортным образом! И пусть это было не элитное строение в центре города, а старая панельная пятиэтажка в тихом спальном районе, невзрачная и обшарпанная, с облупившимися балконами и темными потеками на стенах… да что там, даже первейшего признака благополучия – двери с кодовым замком в подъезде – и то не было. Так и хлопала на ветру расхлябанная деревянная, установленная еще при постройке дома. Ну и что? Лизу все устраивало.

Саша сначала приходил по вечерам почти каждый день, и выходные они по-прежнему проводили вместе, потом стал забегать пару раз в неделю, потом начал пропускать выходные… Лизу это и не радовало, и не огорчало. Пришел бывший муж – хорошо, не пришел – тоже неплохо. Главное, что Маша восприняла эти изменения на удивление спокойно. Папу она любила, радовалась его приходу, но и без него не тосковала. Переезд на новую квартиру, да еще вместо садика она теперь ходила в школу – впечатлений было так много, что о пропадающем где-то папе она просто не вспоминала.

А однажды Саша пришел и смущенно признался, что уже давно добивался стажировки в Германии, и вот, наконец, получил приглашение… Через месяц он уехал. Машка теперь с восторженным предвкушением ждала от папы посылок из настоящей Германии, мама плакала, а Лиза никак не могла справиться с душившим ее истерическим смехом. Жернова Господни медленно провернулись, и восстановился порядок вещей, очевидно на роду написанный женщинам этой семьи: дочка растет, а муж исчез в голубой дали.

Виктор Петрович, как и обещал, лично выбрал роскошную темно-бордовую розу, свеженькую, без единого обтрепанного лепестка. Его немного удивило, что продавщица, едва услышав несколько странное, по мнению мужчины, пожелание, выставила на прилавок огромное ведро с розами и дружелюбно поинтересовалась:

– Для Лизы? Из «Дамского рукоделия»? Это она так любит – одну бордовую розу…

– А вы ее знаете?

– Конечно! Такая славная женщина! Когда она в магазин заходит, кажется, что светлее становится и дышать легче!

Хм. А ведь эта щебетунья права. Сколько он там общался с этой Лизой? И ничего хорошего, в общем, не узнал: горе никуда не ушло, и личико внучки каждую секунду перед глазами, и мысли тяжелые, страшные… но дышать действительно чуть легче.

– И товары у них очень хорошие, – продолжала трещать продавщица. – Дорого, конечно, но знаете, оно того стоит. Я свекрови на пятидесятилетие скатерть вышитую купила, ручная работа. Свекровь сначала губы поджала, она мясорубку электрическую хотела. Но мясорубку мы ей потом купили, а на эту скатерть она не нарадуется, каждый праздник ее стелет. Говорит, что словно вкуснее все стало, и гости по-другому себя ведут. У нас родня не больно мирная, как собрались, то обязательно если не ссорой, то дракой заканчивается. А сейчас – мужики выпьют и песни поют. Я себе тоже думаю что-нибудь такое купить, только не скатерть хочу, а шторы, например…

Продолжая нахваливать «Дамское рукоделие» и его хозяйку, девушка, не спрашивая адреса, заполнила журнал доставки заказов и, прежде чем упаковать розу, поинтересовалась:

– Карточку будете прикреплять? У нас разные есть, и в классическом стиле, и юмористические, и детские… ну, детские вам ни к чему, конечно, зато вот есть такие, строгие, для серьезных мужчин. Вам какую?

Виктор Петрович слегка ошеломленно посмотрел на россыпь карточек и ткнул в чисто белую, с тонким золотым завитком.

– Классика! – обрадовалась продавщица. – Просто и элегантно! Вам ручку дать или у вас есть?

– Ручка? Зачем? – снова потерял нить беседы Виктор Петрович.

– Ну как же? – Милая девушка удивилась не меньше. – Не пустую же карточку прикреплять, надо написать что-то. Пожелание, поздравление… некоторые стихи пишут.

– Стихи, это, пожалуй, уже перебор. – Он взял белую карточку и аккуратно, почти печатными буквами, вывел: «В.П. Алейников». И, немного подумав, добавил снизу номер телефона. Хотел было добавить что-то вроде: «Обращайтесь, если понадобится» или «Буду рад помочь», но решил, что не стоит. Лиза женщина умная, и так поймет.

Распрощавшись с продавщицей и получив заверение, что роза будет доставлена не позднее чем через два часа (почему на доставку одного-единственного цветка в соседний дом может потребоваться два часа, он уточнять не стал), Виктор Петрович вышел из магазина и достал телефон, чтобы вызвать такси. Маришка с Андреем, наверное, уже дома. Ох, Маришка… вот еще вопрос, который надо решать, и срочно. Как это Лиза сказала – аура в клочья? Ладно, в ауры, кармы, чакры и прочую ерунду он никогда не верил, но Маришка, любимая дочка, его солнышко, его цветочек, действительно была словно разорвана в клочья навалившимся горем.

Сам Виктор Петрович в первые сутки, когда Леночка не вернулась из школы, в те первые сутки, когда они обзванивали одноклассников, обшаривали ближайшие подвалы и просто всю ночь бродили по окрестным улицам, в те страшные первые сутки еще верил, что все обойдется. Вторые сутки он слабо надеялся, что внучка вернется, и неумело молился, а когда прошли третьи, как-то в один момент понял: нет. Ничего не обойдется и не вернется… понял, что Леночки больше нет. Выл в своей комнате от горя и безысходности, но только когда его никто не мог услышать. А рядом с Мариной был сдержанно-мрачным, молчаливо поддерживая в ней надежду, которой у самого не было. И не знал, не представлял, что делать, как быть, как жить дальше. Именно поэтому не просто сразу поверил словам Лизы, но ухватился за ее незатейливый простой совет. Сейчас самое главное – Маришка. Внучка погибла, ее не вернешь, и это горе еще не пережито, еще не дает дышать и связно мыслить, но надо сделать все возможное, чтобы спасти дочь! Лиза права: Маришка на грани срыва. И когда она тоже поймет, что надежды нет…

Так, об этом лучше не думать. Сейчас надо думать о том, где найти хорошего опытного психиатра. Черт, он тридцать лет прослужил в армии, и уже шесть лет, как вышел в отставку, и ни одного даже близко не видел! То есть с армейскими-то психиатрами общаться приходилось, куда от них денешься, но сейчас нужно совсем другое! Придется обзванивать приятелей, советоваться, а значит, рассказывать всю историю и слушать сочувственное аханье, нелепые утешения, фальшиво-бодрые пожелания «держаться» и «не сдаваться»… и не получить никакого результата. Ну нет в их кругу психиатров, ни хороших, ни плохих!

А что эта Лиза про Андрея говорила? Нет, зятек никогда Виктору Петровичу особо не нравился – мутный какой-то мужик. Ни поговорить, ни выпить, ни в морду дать. С другой стороны, не ему же с этим Андреем жить. А так вроде не дурак, не бездельник, образование хорошее получил. Сам он, конечно, карьеру не сделает, кишка тонка, слишком мягок и уступчив, но тут не грех и помочь родному человечку-то. Тем более возможность была.

После отставки один из армейских приятелей, Роман Александров, настоящий гений (он еще во время службы такие финансовые махинации прокручивал, что немногие посвященные только ахали), предложил основать небольшой банк. Алейников подумал, посоветовался с женой Антониной, которая в свое время несколько раз позволяла себе, поддавшись на уговоры Романа, рискнуть деньгами и получала фантастические барыши. Естественно, Тоня свято верила, что любое задуманное этим финансовым гением начинание будет не просто успешным, а суперуспешным, и супруги в тот же день дали свое согласие и все имеющиеся в семье деньги. В отличие от множества похожих историй с печальным концом: партнер оказался жуликом и сбежал с деньгами, наехали бандиты и все отняли, банк не пережил непрерывной череды кризисов и прочего тому подобного, – судьба нового банка с элегантным названием «Оккама» сложилась вполне благополучно. Небольшой, не привлекающий интереса крупных игроков, но быстро собравший достаточное количество клиентов банк процветал, радуя совладельцев постоянно, невзирая на сложные времена, повышающейся прибылью. Роман, естественно, занимался финансовой частью, а Алейников – хозяйственными вопросами и безопасностью.

В «Оккаму» Алейников и пристроил Андрея начальником кредитного отдела. Конечно, приди человек с улицы, ему бы ничего выше должности мелкого клерка не видать, но зять совладельца банка… Роману, кстати, муж Марины тоже не очень понравился.

– Воровать парнишка, конечно, не будет, – поставив размашистую подпись, Александров отодвинул приказ о зачислении и посмотрел в глаза приятелю, – кишка тонка. Но ты, Витя, за этим аленьким цветочком присматривай. Не дай бог, попадет в плохие руки – мигом сам изгов-няется. А так – попробуем. Потянет отдел – хорошо, а если нет – тогда уж извини!

Первое время Алейников честно присматривал. Начальник отдела, конечно, невелика шишка, но к коммерческим секретам доступ имеет, и вообще капитализм кругом, конкуренцию и промышленный шпионаж никто не отменял. Андрей работал честно и старательно, быстро разобрался в делах – он явно стремился доказать тестю, что может оправдать и оправдывает доверие, что в банке он, Андрей, прежде всего грамотный специалист, а уж потом муж Марины. Никаких сомнений, что он «потянет», уже ни у кого не было – все давно забыли, что начальник кредитного отдела был принят на работу исключительно по протекции. Виктор Петрович постепенно привык к зятю и, хотя по-прежнему недолюбливал слащавого красавчика, признавал, что тот, в общем, человек приличный. Работает хорошо, и дома, на участке, ручки испачкать не боится. Крыжовник развел и смородину черную, сортовые, соседи за черенками приходят. Лилий на клумбах – шестнадцать сортов, красота необыкновенная, и все новые прикупает. Маришку на руках носит, Леночку любит… любил.

А любил ли? Вон та же Лиза даже засомневалась, родной ли отец. И если вдуматься, если вспомнить… за своим горем Виктор Петрович как-то не особенно обращал внимание на зятя, но сейчас засомневался. Вроде Андрей тоже переживал, не упрекнешь, но как-то уж слишком старательно, слишком суетливо. С другой стороны – зачем Лиза про слежку сказала? Не думает же она, в самом деле, что Андрей причастен к гибели Леночки? Да, зять с гнильцой, Виктор Петрович это первый скажет, и наверняка пара-другая грешков за ним водится. Но не родную же дочь на муки отдать! Нет, дурацкая это идея, со слежкой. Дурацкая и, как Лиза сама сказала, неэтичная. А главное, зачем? Ну узнают они, что Андрей, допустим, из семейного бюджета подворовывает, и что? В полицию, что ли, бежать из-за этого? Или, допустим, играет где-нибудь в казино или в преферанс. Так если бы он больной был, игроман на всю голову, они бы давно это заметили. А так, если по мелочи… тоже мне проблема! Да если даже выяснится, что он Маришке изменяет, черт возьми! Нет, за такое он, Виктор Петрович, сам с зятьком поговорит, поучит его по-отцовски, как жену и Родину любить надо… но это же по сравнению с Леночкой такие все пустяки!