Сакралит: Схождение чудовищ

Признаться, мне льстило, что Лэрн считал меня особенным. Понятно ведь, почему. Я был сильнее обычного человека, раны на мне заживали быстрее, а кожу почти нельзя было разрезать. Эта ненормальность всегда казалась мне проклятием. И вдруг появился человек, который ценил именно это.

– Знаешь, грустно жить среди людей, которые ниже тебя. Они инстинктивно боятся нас, они не равны нам, – продолжил Лэрн. – Поэтому я рад, что встретил тебя.

Я стоял в растерянности. Вот это самомнение! Но, если посмотреть объективно, только что Лэрн один положил целую толпу наёмников. Кто ещё способен на такое?

– Я тоже рад, очень, – выдавил я.

Это была правда. Я действительно радовался, ведь после долгих скитаний встретил человека, который смотрел на меня без страха. Я перестал чувствовать себя изгоем.

– Что ж, пойдём, – сказал Лэрн.

Он сложил в сумку собранные кошельки, только швырнул один на стойку в качестве компенсации. Я взял в руки свой погнутый меч и пошёл вслед за Лэрном.

Глава 2. Провалиться сквозь крышу

Лес сменился степью, и я не видел ей конца. Деревьев и кустов здесь почти не было, разве что иногда встречалась пара гигантских тёмных силуэтов, сливающихся с ночью. Трава под ногами была мокрой от дождя. Мои сапоги хлюпали и скрипели.

Мы с Лэрном были знакомы уже три часа, и я привыкал к перебранкам.

– Давай же! – требовал я.

– Нет.

– Надо торопиться!

– Отстань.

– Мы должны немедленно…

– Я развлёк тебя сегодня, так дай мне выспаться.

Я заставлял Лэрна немедленно покинуть остров, потому что нас наверняка будут преследовать. Но мой друг отличался бесстрашием на грани бессовестности: он не собирался удирать оттуда, где натворил дел.

Ливень уже закончился. Хлюпая глиной и грязью, мы подошли к огромному дереву. Оно высилось посреди открытого пространства призрачной иглой: ночь забрала краски листьев и скрыла от взгляда верхушку. Лэрн в прыжке зацепился за нижнюю ветку – да до неё метра три! – подтянулся и лёг, прислонившись к стволу. Я стоял внизу и что-то кричал ему. Потом плюнул и стал рвать лопухи для лежанки.

Во сне я видел своё первое убийство.

Мне было лет семь. Дул ветер. У меня воздушный змей появился позже, чем у остальных, и теперь я чувствовал, что имею что-то общее с другими детьми. Пёстрая дешёвая бумага игрушки радовала меня. Я бежал по неровному холму, едва не спотыкаясь. Взбудораженный ребёнок…

Эти старшие ребята праздно шатались по горке, на которую я поднялся. Походка с претензией на мощь, сгорбленные спины. Змей летел-летел, упал и дал одному из них по макушке.

– Что это за чертовщина?! – воскликнул подросток, потирая ушиб. – Ты совсем малявка? Эти змеи, – сказал он, поднимая игрушку, – портят небо! Они слишком пёстрые! Лучше бы были чёрными…

Его злоба так резко ворвалась в моё радостное настроение, что я невольно почувствовал гнев.

– Нет, лучше б ты был чёрным! – сердито сказал я.

Я ляпнул первое, что пришло в голову. Кто знал, что отношение к расе зависит от цвета кожи?

– Ах так? Да я тебе сейчас фиолетовую рожу сделаю! – разозлился парень.

От его толчка я кубарем полетел с горки.

– Ты даже со змеем не справился… Куда уж тебе знать, что ездить со склона нужно на заднице, – рассмеялся другой подросток.

Я поднялся и, сдерживая слёзы, принялся отряхиваться, но внезапно вспомнил о змее. Он до сих пор был в заложниках, такой важный, такой ценный! Я подбежал к задирам. Один из них ковырял раму змея. Я постарался выхватить… Змей порвался. Раздался смех.

– Как вы смеете! – прокричал я.

– Что – мы? Ты сам всё сломал.

Замах… Тщетный. Один ловко поймал меня за нос, а двое других воспользовались этим и скрутили руки. Как больно! Тот парень, которому прилетело по голове, наклонился передо мной и показал порванную игрушку.

– Давай в тебе такую дыру сделаю? – усмехнулся он.

Я жалок. Я беспомощен. Что я могу? Только лить слёзы и злиться. Не такой как они. Не такой как все. Мне часто говорили… Неадекватный. Неконтролируемый. Точно!

Я отвёл назад голову и со всего размаха долбанул врага лбом!

Раздался хруст. Жертва упала на спину. Голова парня превратилась в фарш.

Друзья погибшего отпустили меня и бросились к нему. Я навсегда запомнил выразительные глаза одного из них и то, как он схватил за плечи труп с кровавым лицом.

Что за чудовище сотворило такое? Неужели это был я? Внутри засел ужас. Только что этот человек жил, не очень хорошо, наверное, но хоть как-то, а теперь вместо его головы было кровавое месиво. Почему я не могу вести себя как нормальные люди? Всё, что происходило дальше, стало моим наказанием за то, что родился таким.

Я продолжал жить там же. Раз я был маленьким, меня пощадили, но отторгли. Люди, завидев меня, переходили на другую сторону дороги, и не было у меня друзей, родители замолкали, когда я входил в комнату. Иногда люди нападали со спины. Так было, пока меня не заказали наёмному убийце. И его я тоже убил.

После этого стало понятно, что я должен покинуть родной остров.

***

Утреннее свечение небес заставило меня раскрыть сонные глаза. Я лежал в холодной луже, а рядом плавали лопухи, сорванные для лежанки. Да уж. Быть вечно продрогшим – это образ жизни.

Я посмотрел наверх и увидел на фоне неба, как Лэрн сидел на мощной ветке гигантского дерева и безмятежно жевал листик. Расслабленная поза, счастливая улыбка… Если бы незнакомец посмотрел на него сейчас, то никогда бы не поверил, что этот человек может без угрызений совести зарезать кого-либо. Обычный мужчина, только волосы синие.

Каким-то чудом вокруг не собралась толпа стражников с алебардами. Жизнь на этом острове действительно не ценили. А где она ценится? Мир устроен не так, чтобы предотвратить преступление. Он лишь обрекает на муки того, кто его совершил.

Ни с того ни с сего Лэрн спросил:

– Ты знаешь, почему небо светится?

Этот философский вопрос застал меня врасплох. Все задавали его родителям в детстве, но сейчас, от взрослого человека, он звучал странно. Видимо, где-то в глубине души Лэрн был мечтателем. Мало кто задумывался о таких вещах. Всех волновало не небо, а то, чем они будут питаться.

– Да разве ж кто-то это знает? – удивился я.

Мой новый друг улыбнулся очень самоуверенно и даже насмешливо. На его лице часто возникало такое выражение.

– А я знаю. Я был там, на небе.