Травелог. Все оттенки сибуми

Войлок рутинной вседневности. Сцепленность дня с днем ворсом колебательных движений. Высокая концентрация однообразности взывает к жизни имитацию, становящуюся самодовлеещей стихией.

Теплю-раздуваю огонек противоречия. Прижимаю свои ворсины, когда иные их топорщат и наоборот. Молчу в гомоне, говорю в тишине.

Выскользнуть-взвиться… и гори оно все ясным пламенем!

***

Антициклон, за бортом -15* (хорошо не -51*), по дому летают гипсово-цементные облака, посматриваю на шальную графику нестеклопакетного окна, пью чай и думаю, что повышаю мерность пространства.

Слушаю чай

Березовый каскад стойко диагоналит в оконной раме слева направо, значит потянуло с севера.

Гипержест стойкого холодного напора считывается позвоночником на рептильном уровне и добавляет в палитру чайных оттенков квазиструнный эффект с особым полем странного аттрактора чаепития, творящего одновременность неодновременного.

Слушаю чай в стиле сибуми.

Тоска по-евразийски

Ты конечно знаешь, как работает механизм Евроазиатского надрыва.*

Движение, точнее пахтание вмещающей среды, осуществляется двумя крылами. Одно продуманно-аналитичное, другое легировано холизмом.

Ощущаешь себя четырехмерным пространством в расширяющейся трехмерной оболочке; потрескивание, потеки, провалы, тоска и славность поЯтия.

Делишься, делишься, делишься…

=================

*Проживание и происхождение, а потому причастность к Евразийскому региону подразумевает некую гибридность в способе мышления. Европейская аналитичность слитая с азиатским холизмом (цифровой и аналоговый тип мышления) творит трагически-изломленную картину мира, везде ощущаешь свою инаковость, будто пребываешь на экзистенциальном сквозняке. Если хватает ума, то ловишь этот холодящий луч и пишешь им тексты. Потом, правда, не знаешь что с ними делать и потому просто делишься с любым резонирующим.

Галки дремлют

На провисшем проводе, тянущемся к соседнему дому, пара птиц, по всей видимости – галки. Раскачивание в холодных порывах ветра никак не влияет на устойчивость их сидения. Вписанность малого естества в естество большое, с его циклами, перепадами, турбулентностями и обновлениями завораживает ворожбой непредсказуемой устойчивости.

С козырька сошёл минилавиной ночной сугроб, пухло и величественно, добавляя картине объемность случайности.

Галки дремлют.

Ёмкость ока

Ёмкость ока января на просторах Московии, то что можно назвать окоёмом, ничуть не ограничивается нависшим веком мглистой облачности.

Скорее, приобретает форму сна наяву, с криптографическим дизайном заторможенности и активности, ставшего и становящегося, прошлого и настоящего.

Чуть вздрагивает ресницами горизонта, впуская бледную подсветку и тут же гасит.

Полушаг

Будни бросают тебя на съедение времени. Печальная материя бытия ткется в формате будней и буднями объединяет многих. Есть ли что-то онтологически превосходящее будни? Думаю, расцепленность праздности, предводительствуя в парламенте инстинктов способна надстроить этаж в логике противостояния съеданию. Причём этаж в трансверсальном модерновом стиле, со смещением вбок.