Мама работала за шестьдесят рублей в месяц на местном льнокомбинате весовщицей. Отец вначале водил автобус, а после пересел на вещевую автолавку.
День за баранкой по просёлочным дорогам на пустой желудок, война с прижимистыми и практичными сельскими бабами – всё делало его злым и слабым.
После работы на территории промышленной базы газетой застилали чурбак, открывали банку кильки, резали лук, буханку чёрного и пили «червивку» – яблочный портвейн. Дома совестливого отца ждали серые сумерки, пустые кастрюли и голодные дети. И так день за днём.
Наконец они обменяли городскую квартиру на частный дом с огородом.
Дом номер 6 в Пехотном переулке находился недалеко от железнодорожной станции среди сотен подобных. Отличался он тем, что принадлежал учителям химии. Поэтому, когда, основательно его перестраивая, отец вскрыл и полы, оттуда поднялась удушливая вонь. Хозяева неизвестно зачем хоронили химикаты и химическую посуду.
Несколько отобранных, отмытых пробирок и реторт частично определили первую профессию нашей героини. Аля играла в лабораторию – делала «лекарства» из цветов, семян и трав, растущих в огороде, и разливала настои в бутылочки из-под пенициллина.
Простой одноэтажный дом находился в глубине двора, на правой границе довольно большого участка земли с огородом и садом. Со стороны улицы вела тропинка от низких воротец из редких узких досок.
Весело свистел рубанок в ловких загорелых отцовых руках… Шуршала и скрипела золотая пахучая стружка под ногами… Тускло светились на солнце отполированные доски, не представляющие, что когда-то они станут сизыми и занозистыми.
Воротца не скрывали вид во двор, их верх был обрезан по вогнутой кривой. Никто в округе не мог бы более доброжелательно выразить своё welcome. Это делало дом особенным.
Заходили во двор через калитку с прибитым возле зелёным почтовым ящиком с круглыми дырками, в которые одно время она будет так часто заглядывать, что дырок станет больше.
Два окна узкой передней стены обзавелись новенькими рамами и прозрачными стёклами. Весело смотрели на кусок улицы, на простенькую клумбу с настурциями, ирисами и календулой.
И на высокий клён в углу двора.
После того, как освоила крутую крышу дома, Алиса долго приручала гордое дерево. Клён проветривал крону высоко над «мешком» – среди облаков. Нижние толстые ветки росли высоко над землёй, и она забиралась на дерево, приставив к стволу лестницу. Столкнув ту на землю, оставалась наедине с жизнью великана.
За раз могла преодолеть только два уровня. Растопыренными напряжёнными пальцами одной ноги опиралась на ветку, колено закидывала на следующую, хваталась за ветку повыше и, отталкиваясь, поднималась.
Сердце выскакивало из груди, она намертво прилипала к шершавому серо-зелёному стволу. Невозмутимость дерева успокаивала. Ветер обдувал щёки, солнечный зайчик прыгал по листьям – клён с ней играл. Теперь казалось, что она не так уж и высоко забралась.
Спускаться всегда было легче. Обхватив двумя руками нижнюю ветку, девчонка вытягивалась селёдкой и, оторвавшись, спрыгивала на землю.
Каждый раз покоряла новую высоту. Ей страстно хотелось раскрыть тайну дерева. Вместо этого у них родилась общая. Однажды, удобно усевшись с перочинным ножиком на седловине двух верхних веток вырезала буквы А и С. Эти следы год от года становились всё шире. Клён, не жалуясь, зарубцевал их незадолго до смерти. Буквы теперь можно было видеть с земли, и зелёный друг заговорщически шелестел листвой, провожая подружку в школу.
А когда строили проезд к дому Юры, клён спилили и дерево превратилось в дрова.
Никто из близких не обратил внимание на тайну, выбравшую смерть в огне, нежели быть обнародованной.
Алиса переселилась на старый штифель за домом.
Это дерево нельзя было удивить дерзостью. Да и юную головку теперь всё чаще посещали романтические грёзы, не совместимые с акробатикой.
Старая яблоня, широко развесив крону, росла низко и крепко держалась земли. В мае обильно осыпала рыхлую пашню, дождевых червей и чёрных неспешных скворцов бело-розовыми ароматными чашечками. А в сентябре радовала солнце и глаза ярко-красным наливным боком яблок, выглядывавших из густой листвы.
Одна мощная ветка дерева составляла со стволом почти прямой угол. Здесь юная особа, прислонившись к молчаливой подружке, с альбомом и простым карандашом проводила большую часть лета и брала уроки и высоты нравственного выбора.
Яблоня и Ветер снисходительно наблюдали девичьи опыты в рисовании, пении, поэзии. Листали альбом с Фаустом, Маргаритой и Мефистофелем. Слушали сказки о далёком королевстве, в который она превращала сад… Занимательные диалоги с героями выдуманного мира.
Вместе с ними, только через щель в заборе, представление наблюдала старуха-соседка. Она так развлекалась. Много лет спустя в Волховске мама передала её слова: «Дочка у тебя необычная, Мила, ей здесь не место».
Глава 7
С переездом в «мешок» началась самая яркая и необыкновенная часть жизни Алисы, несмотря ни на что.
Она училась в школе имени героя Заслонова, организатора антифашистского партизанского движения в районе железнодорожной станции Рошанск.
Каждое утро в коридоре этой школы выстраивались в шеренгу классы и читали речитативом: «Вспомним всех поимённо, горем вспомним своим… Это нужно – не мёртвым! Это надо – живым!». И затем перечисляли имена партизан, учившихся в школе.
Стенам школы, городу, Родине, миру, каждым вдохом, единым хором клялись они памяти павших быть достойными.
Это был долгий, с четвёртого по десятый класс, оседлый отрезок в одном городе и одной школе. Поэтому Аля нашла настоящих друзей с полноценными отношениями, их падениями и взлётами. От этого осталось ощущение, что в Рошанске прожила всю жизнь, от начала и до конца.
Встретили новенькую в классе прохладно. Цеплялись к русскому выговору. Однако смелость и открытость Алисы быстро покорили мальчиков и, как полагается, вызвали ревность у девчат. Какое-то время те были похожи на суетливых хлопочущих кур в курятнике, но через несколько месяцев всё улеглось-утряслось и обстановка нормализовалась.
Идти в школу обычно не хотелось. Но не из-за самой школы.
Просыпаться нужно было рано. Дрожа, вставать босыми ногами на холодный пол, бежать в туалет во дворе. Выносить, держа на вытянутых руках подальше от себя, помойный таз, полный мочи, окурков и всякой гадости, стараясь не дышать и не заглядывать.
Умыться холодной водой, иногда постирать, погладить и пришить воротничок и манжеты, которые быстро пачкались о парту. Погладить смятые складки у форменного платья (от горячего утюга без отпаривателя они лоснились), капроновые ленты и алый шёлковый галстук. Несмотря на цейтнот, уделить пристальное внимание простым светло-коричневым чулкам в тонкую резинку.
Чулки тогда были хлопчатобумажные. Гладкие, без рисунка и в широкую резинку носили женщины (Фу! – деревня, и в тонкую – длинные, до попы, их ещё можно было подкручивать – то, что надо!) Чулки должны были быть так сильно натянуты на ноги, чтобы на коленях не оставалось ни морщинки. Во время переменок, перво-наперво в туалете, школьницы натягивали чулки.
Заплести косички, повязать галстук хорошо за один раз, чтобы не переглаживать, заметить, что один край уже начинает осыпаться, но всё равно этот, с необработанными краями, ей нравился больше, потому что концы получались лёгкими…
Заметить, что времени в обрез, смахнуть со стола пятак, схватить портфель и почти лететь до самого дома подружки Ларисы на Октябрьской улице…
Там, в полутёмной прихожей с раскочегаренной печью, ждать в широком проёме двери.
Смотреть на большую чугунную сковороду жаренной кружками на сливочном масле картошки и на горку сочных домашних котлет в эмалированной миске, стараясь не дышать. Исходить слюной и напрасно сдерживать бурчание в животе.
Иногда её угощали. Мама Ларисы работала на железной дороге и неплохо зарабатывала.
Известно: самые крепкие группы состоят из трёх человек. Но их команда включала четверых. Аля думала, что связано это было с местом их проживания. Лена и Галя жили в одном районе, недалеко от школы, Лариса – в «мешке». И, когда семья Алисы приехала жить туда же и девчонки взяли её в компанию, получился квартет.
По прошествии времени она поняла, что «квартет» был, а «круг» не образовался.
Широкий школьный въездной проём с бетонными столбами по бокам был временным порталом.
По одну сторону оставалась скучная рутина жизни.
Без перспективы, словно неиспользованная и пожелтевшая страница. По иронии судьбы она находилась в центре путей сообщения. Сутками напролёт длинные составы проносили мимо грузы, цистерны, похожих на манекены в окне детей, женщин и мужчин – пассажиров из других мест, оставляя в юной душе смутное беспокойство.
Жители «мешка» порой ходили «в город» через мост над переплетением жил из стали на рынок, в промышленный магазин, в фотоателье, больницу или к парикмахеру.
Изредка на узких улочках можно было увидеть скорую помощь и пару местных сплетниц рядом. В положенный срок – жидкий хвост из провожающих в последний путь покойного соседа за открытыми бортами грузовика. Всё самое необходимое на каждый день было под рукой, в своём районе.
Никто из их окружения даже не задумывался всерьёз, что можно собрать чемодан, купить билет и увидеть что-то новое за пределами станции.
По другую сторону проёма начиналась удивительная, многоцветная, бесконечная страна, которая простиралась до позднего вечера несмотря на то, что занятия в школе заканчивались днём.