
На роду написано
– Нам за нее, что ли, коров опять доить? – спросила одна.
– Вот еще! – возмутилась вторая. – Сейчас все подготовим и разбудим ее! Нечего дрыхнуть на рабочем месте!
– Не спи в кормушке, простудишься ведь! – закричала третья более сердобольная доярка.
– Это кто тут у нас в кормушке спит? – раздался голос Никанора Ефимовича. – Совсем совесть потеряли, с утра уже квасят!
Никто не ждал председателя так рано. Доярки тут же разбежались по своим группам, а начальник, представляя увидеть в кормушке кого-то из скотников, обомлел, признав в спящем человеке Нину. Кого угодно он мог вообразить на этом месте, но только не маленькую хрупкую женщину, многодетную мать и вдову. Писать выговор, кричать и ругаться, или просто разбудить и заставить работать – впервые Никанор Ефимович растерялся. Некоторое время он еще постоял возле Нины, а потом все же решил разбудить ее. Увидев перед собой лицо председателя, женщина тут же вскочила, начала поправлять одежду, убирать с себя солому. Ей было стыдно. Сколько раз она сама подшучивала над пьяницами-скотниками, вечно засыпающими в коровьих кормушкам, но и подумать не могла, что когда-нибудь окажется на их месте. В таком неприглядном виде. Перед пристальным и осуждающим взглядом своего начальника.
Глава 6. День сплетен да пересудов
На работе Нина больше не пила. Да и вообще старалась не злоупотреблять, твердо решив не дружить с пагубной привычкой. Никанор Ефимович пообещал познакомить ее с водителем Талгатом из соседней Петропавловки. Мужчина, дескать, хороший. Правда, моложе нее на три года, но это не беда. Забота о нем, казалось Нине, заставит стать посерьезнее, прибавит ответственности. «Как будто детей тебе мало!» – проронила Фануза, услышав о планах многодетной соседки. Председатель же заверил, что Талгат – человек надежный, ищет жену, наличие детей его не пугает.
– Странно это, – не успокаивалась пожилая соседка. – Вроде, не такой уж и зеленый он, а до сих пор не женатый.
– Ну не знаю, – пожала плечами Нина. – Может, не встретил еще свою…
– А ты, – перебила ее Фануза, – с детками – прям предел его мечтаний?!
– Ну что ты привязалась? Сама же говорила, что мужик мне хороший нужен!
– Нужен! Хороший! – Фануза подняла вверх указательный палец. – А этот какой-то странный!
– Мы ж не видели его еще!
– Не видели, а я уже заранее чую, что он странный.
– Успокойся, – улыбнулась Нина. – Слишком уж ты придирчивая.
– Я о детках думаю.
– Уф! Лучше расскажи мне, что у Амины случилось. Замуж, что ли, собирается?
– Какой там! – махнула рукой Фануза. – Ухаживают за ней наш Федор конюх да приезжий водитель из районной больницы.
– Что за водитель?
– Ну тот, что с врачом приезжал к Антипу.
– Нет, не помню, – призналась Нина.
– Конечно, не помнишь, тебе не до него тогда было.
– Ухаживают… и что?
– А то, – продолжила сплетню старушка, – подрались они, Федька и этот приезжий!
– Ух ты! – Нина даже присела. – Какие страсти-то!
А драка была серьезная. Федор давно заглядывался на Амину, да смелости ему не хватало в чувствах признаться. Зато этой смелости с лихвой было у водителя Фанзиля. Он нагло заваливался в фельдшерский пункт, проезжая мимо. Делал это даже, когда ехал с врачом, умоляя того задержаться в Такеево на минуточку. Поклонник срывал по пути полевые цветы, забегал, одаривал и убегал, оставляя записку с признаниями. Сначала послания были невинными, затем стали приобретать более интимный характер: о приятном запахе волос или о том, насколько нежны ее ладони, которые он никогда не трогал… Это настораживало скромную девушку, хотя читать было приятно. Послания эти и обнаружил Федька, заглянув в гости к фельдшеру. Последняя записка лежала на виду. Видимо, девушка только-только прочла ее и не успела убрать. Конюх виду не подал, что узнал содержимое, но решил выследить водителя и всыпать ему как следует. Что и сделал при первой же возможности.
Встретились они на дороге. С одной стороны Федька с телегой и конем, с другой стороны Фанзиль, а за ним медицинская буханка. Лето, жара. Первый в рабочих штанах и с голым торсом, второй при параде – рубашка, кепка, брюки в стрелочку. О наличии еще одного претендента на сердце юной Амины знали оба. И готовы были «скреститься шпагами». На обочине быстро образовалась толпа из любопытных мальчишек – интересно же, чья возьмет. Районный окажется сильнее или свой, сельский? И каким же огромным было разочарование мальчиков-зевак, когда драка закончилась после первых же ударов. Просто Никанор Ефимович оказался тут как тут – видимо, доложил ему кто-то о «дуэли». Взяв парней под ручки, мужчина потащил их в фельдшерский пункт. Поставил перед Аминой и велел выбирать. Ибо негоже, чтобы из-за нее на селе драки происходили.
– Никанор Ефимович, вы чего!? – возмутилась девушка, покрываясь стыдливым румянцем.
– Чего? Ничего! Выбирай!
– Ну как можно так, взять и выбрать? Вы, видать, шутите надо мной?!
– Ничуть! – председатель казался серьезней серьезного.
– Никанор Ефимович, не смущайте ее, – решил защитить любимую Федор.
– Цыц! Конюха-ловеласа забыл спросить!
– Серьезно, неправильно это, – вступился и Фанзиль, поправляя кепку.
– Цыц! У водилы из района еще не спрашивал!
– Вообще, выйдите все из пункта! – терпению Амины пришел конец. – Здесь не место для разборок! Сейчас придет ко мне, например, за уколами кто-нибудь, а тут вы!
– Здесь я не поспорю, – вдруг согласился с ней Никанор Ефимович и, подойдя поближе, шепотом спросил. – Ты только скажи мне быстренько, к кому твое сердце-то больше склоняется?
– Ни к кому! Идите! – указала пальцем на дверь медик.
– Так, мелюзга, выходим! – скомандовал председатель парням.
На улице мужчина около получаса разговаривал с юношами, объясняя, что кулаками махаться негоже. Так они девичьего сердца точно не добьются. Поединок должен быть словесно-показательным. Ухаживать надо, подарки дарить и дать Амине время для выбора. А не нахрапом лезть. Федька и Фанзиль стояли и кивали, делая вид, что понимают и принимают наставления. Сами же смотрели друг на друга исподлобья, ожидая удобного случая для следующей стычки. Заметив это, Никанор Ефимович отошел и со словами «тьфу на вас» покинул драчунов. На глазах у Амины парни решили выяснение отношений не продолжать, а встретиться в другое, более подходящее время. Да и Фанзиль торопился в район и рисковал получить по кепке за то, что катается где-то на рабочей машине. Выговор ему все же сделали – не по маршруту ехал. И в этом смысле Федору было проще добиться благосклонности Амины – он рядом. Но Фанзиль настойчивее. Говорит красиво, вкрадчиво, ласково. И записочки его ни в какое сравнение не идут со скромными и бессвязными признаниями конюха.
– И кого она выберет, интересно? – задумалась Нина.
– Кого-кого, конечно, Фанзильку, – была уверена Фануза.
– Почему это его?
– Татарин, водить умеет, в районе живет, – загибая пальцы, перечислила преимущества старушка.
– Интересно ты рассуждаешь, – улыбнулась Нина.
– А чего? Ну чего может дать ей Федька-то наш?
– Любовь, – многозначительно ответила соседка.
– Любовь. Любовью сыт не будет. О будущем думать надо, – подметила Фануза.
– А я любить хочу, – глубоко вздохнув, размечталась Нина.
– Весна прошла, что тебя потянуло на любовь-то?
– Не знаю, видимо время пришло, – рассудила вдова.
– Посмотрим на твоего Талгата, потом и решим, пришло время любить иль рановато еще, – прищурилась Фануза.
– Опять ты про него, как будто тем для разговора больше нет.
– Есть! Слышала я, что Леониду муж хочет бросить. Правда, что ли? – спросила бабулька, усаживаясь поудобнее да поближе к соседке.
– Ой, мне-то откуда знать, – хотела уйти от ответа Нина.
– Давай, выкладывай, не юли, – настаивала Фануза. – Я уснуть не смогу, если не узнаю подробности.
– Ну вроде Толя говорит, что другую любит.
– Кому говорит? – удивилась старушка.
– Леониде и говорит.
– Прям вот так жене и говорит? – глаза Фанузы округлились.
– Да, представь себе, – с укоризной подтвердила Нина. – Тоже мне – влюбился он!
– В кого? – не унималась старушка.
– Ну Фануза, прекрати, – разговор о подруге не доставлял Нине никакого удовольствия.
– Не прекращу, выкладывай. Ты обязана со мной поделиться!
– Ладно уж.
– Ну?
– В учительницу, – неохотно призналась Нина.
– В какую? – не сразу догадалась Фануза.
– А то у нас их пруд пруди! – возмутилась рассказчица.
– Дай подумать, дай подумать, – снова прищурилась пожилая соседка. – В Марию Егоровну, поди?
– Откуда знаешь? – удивилась Нина.
– А то незамужних учительниц у нас пруд пруди! – повторила за соседкой Фануза.
– Да, в нее.
– Вот ведь подлец какой! – начала ругаться бабка.
– Да не кричи ты, – не для детских ушей была эта тема.
– И что думаешь: возьмет и уйдет к ней? – засомневалась собеседница.
– Думаю, нет.
– А я думаю, уйдет. Больно Леонидка твоя ругательная баба, – подметила пожилая соседка.
– Хорошая она, – пыталась защищать подругу Нина. – Резкая иногда, может, грубая, но как жена – хорошая.
– Мало быть хорошей женой, человеком еще хорошим надо быть.
– Она и как человек хорошая, – не поддавалась Нина.
– Ладно, ладно, время покажет, – сдалась Фануза. – Ох, как интересно люди-то у нас на селе живут! Прям страсти! Одни дерутся, другие разводятся!
– Никто еще не разводится!
– Время покажет, покажет, – покачала головой бабуля.
– Ну вот как вспомнишь, так он тут как тут, – сказала Нина, увидев Анатолия, заходящего в подъезд барака.
– Чего надо-то ему?
– Я почем знаю.
Оказалось, мужчина пришел за своим топором, который давеча оставил у Нины, когда помогал ей с колкой дров. Он зашел в квартиру, поздоровался и, приметив прищуренный взгляд Фанузы, догадался, что знает она о его тайной любви. Видать, не тайная она уже, если старушка в курсе.
– О чем беседовали? – спросил мужчина.
– О Федьке нашем, что не добиться ему Аминочки, – чуток соврала хитрая бабулька.
– А, ясно, – сделал вид, что поверил ей Анатолий. – Я топор-то заберу?
– Бери, бери, – ответила Нина, предложив чаю.
– Леонида ждет, некогда мне, – попытался отказаться от гостеприимного жеста тракторист.
– Ты Талгата знаешь из Петропавловки? – Фануза решила задержать его вопросом.
– Водителя, что ли?
– Водителя, водителя, – кивнула бабулька.
– Знаю. Как не знать-то?
– Расскажи нам про него, пока чай пьешь.
– Для чего спрашивать про него? – инициатива соседки не понравилась Нине.
– Для того, что заранее надо знать, с кем тебя познакомить хотят, – не унималась Фануза.
– Кто тебя с ним познакомить хочет? – удивился Анатолий, выбирая калач к чаю.
– Никанор Ефимович, – ответила та.
– Гниловастенький человечек, – сразу же выпалил мужчина.
– Вот! Говорила я тебе! – тут же встрепенулась Фануза.
– Да погоди ты кричать-то! Пусть объяснит сначала!
– А что там объяснять? – удивилась старушка. – Тебе слова «гниловастенький» недостаточно разве?
– Нет, недостаточно!
– Чего разорались-то? – попытался успокоить их Анатолий.
– Ты приносишь сюда вести всякие дурные, а нам говоришь не орать? – скрестила на груди руки возмущенная бабулька.
– Все, молчу, молчу, – тут же пожалел о своем болтливом языке гость.
– Нет уж, выкладывай, – покачала головой Нина.
Он и выложил, что знает этого Талгата давно, жил он с одной женщиной, но не женился на ней, только обещал да обещал. Дрался, измывался над сожительницей. Ее братья узнали и выгнали его. Дом у Талгата есть, но не такой, чтобы невесту в него привести можно было. Не рукастый, больше ленивый. Только и знает, как баранку крутить. Других особых талантов не имеет. Баб любит: бегает то к одной, то к другой. На этом слове Анатолий остановился, заметив осуждающий взгляд обеих собеседниц, и понял, пора быстренько допивать чай и сваливать, пока не расчленила его парочка острых глаз, ведь сам не без греха. Что он и сделал, прихватив топор, за которым пришел.
– Да уж, хиленькая какая-то биография у твоего будущего женишка, – выразила свое мнение Фануза сразу же после ухода гостя.
– Согласна, но неправильно судить о человеке, не познакомившись с ним, – предположила Нина.
– Ты о детях думай, чтобы им было хорошо, – начала поучать соседка. – Абы кого не надо к ним подпускать.
– Я знаю, знаю.
– А ты слышала про Никанора Ефимовича? – спросила Фануза, явно что-то знавшая про председателя.
– Нет. А что с ним?
– Бухгалтерша новая приехала же на прошлой неделе, – напомнила Нине соседка, – эта, как ее, Лариса Васильевна…
– Ну?
– Пристает она к нему. Представляешь?
– Ну откуда ты это взяла-то? – удивилась Нина, не поверив ни единому слову.
– Оттуда! Знаю вот! – обиделась Фануза на недоверчивость.
– Откуда?
– Сказали мне, – воодушевленно продолжила свой рассказ старушка, – что Лариса Васильевна пристает к Ефимычу, причем нагло так, как будто женить его на себе задумала.
– Что значит пристает? – не сразу догадалась Нина.
– Глазки строит!
– Ой, выдумывать-то!
– Вот опять ты мне не веришь! – замахала руками Фануза. – Пристает! Одевается слишком открыто, то чай ему принесет, то молочка…
– Он одинокий, она тоже, пусть пристает, – равнодушно отреагировала Нина.
– У нее пятеро детей, а мужа-то не было никогда! – сказала Фануза так, как будто бомба рядом взорвалась.
– И что? – спокойно спросила собеседница.
– А то, что нельзя ей нашего Никанора Ефимовича отдавать! Смотри-ка какая хитренькая!
– Да не позарится он на нее, – была уверена Нина.
– Ты бы видела какие у нее повадки, – стояла на своем Фануза. – Любого охмурит!
– Ты так говоришь, как будто сама не прочь к нашему председателю под крылышко залезть, – улыбнулась Нина.
– Да ты что такое говоришь-то?! – округлила глаза бабуля. – Я старше его годков на десять! Сумасшедшая совсем!
– Да шучу я, шучу! – от души рассмеялась Нина.
– Пошла я, хватит с меня, – вдруг засобиралась Фануза.
– Да куда ты? Давай еще раз чайку попьем.
– Если перестанешь ересь всякую нести, так и быть останусь!
– Молчу, молчу, – ответила хозяйка квартиры, наливая по чашкам заварку.
– Спать уж пора, голова разболелась, – пожаловалась Фануза, делая глоток крепкого чая с молоком.
На том и расстались, обсудив на сегодня всех, кого можно было. А завтра Никанор Ефимович, почти жертва чар Ларисы Васильевны, должен был привезти в село того самого Талгата, чтобы познакомить с Ниной, о которой у председателя душа болела. Казалось, что о ней он пекся больше, чем об остальных доярках, переживал, помогал. Видел, насколько тяжело ей одной с детьми и как она изменилась без Антипа – потухла, так же быстро, как свечка на ветру.
Глава 7. Два события – две новости
– Старородящая уж я, мне сорок почти, – сказала Нина, держа на руках трехмесячного Филаретика.
– Ерунду не говори, – нахмурилась Фануза, с улыбкой поглядывая на мило сопящего младенца. – Ты счастлива хоть?
– В каком смысле?
– С Талгатом.
– Сама же знаешь, какой тяжелый у него характер, – вздохнула Нина.
– И ты все равно решила родить…
– Не начинай…
Годом ранее, летом 1976-го, Василий Борисович наконец-то выделил Нине с детьми трехкомнатную квартиру в только что построенном бараке. Такие же высокие потолки, просторный зал и еще две кладовки радостно приняли многодетную семью. На решение главы сельсовета подействовало то, что Нина начала жить с Талгатом, забеременела и вспомнила – еще при жизни Антипа Василий Борисович обещал молодой семье расширение. Но вот уже какой год странно помалкивал. Придя к нему в кабинет, она объяснила, что у нее на подходе четвертый ребенок, а квартирка все еще однокомнатная. Глава не сразу согласился с доводами доярки, сославшись на то, что ее новый мужчина должен привести ее в свой дом и обеспечить, а не она его. Нина же, не желая спорить, но будучи в положении, а значит, заранее в расстроенных чувствах, расплакалась, объясняя, что нет нормальных мужчин на селе, да еще и с собственным домом. А жить с родителями Талгата в Петропавловке она не хочет. Пригрозив жалобой в районный центр, беременная сразу же прекратила всякие споры и доводы, получив три заветные комнаты.
Филаретику повезло – на момент своего рождения у него были старший брат и две сестры. Надя училась в Белоозерском педагогическом училище, далеко от родного села. До города нужно было сначала ехать на автобусе, а потом еще около шести часов на поезде. Но такое расстояние не пугало студентку, ведь рядом с родным селом не было учебного заведения, в котором она бы смогла получить желаемую с детства профессию. Поехала девушка в Белоозерск с двумя платьями в чемодане. Всегда приезжала на каникулы, умудряясь купить на стипендию подарки для сестренки и братишек. В свои семнадцать лет не забывала девушка и об Ольховке. Нравилось ей папино родное село, да и бабушка Евдокия любила старшенькую внучку и всегда ждала ее приезда.
Филату было уже четырнадцать. Дерзкий, смелый, непримиримый. Он стал вольным подростком, свободолюбивым, шебутным. На пару с Сашкой они как только ни чудили. Например, после ухода Анатолия из семьи к любимой Марии Егоровне, парнишки как-то раз прибежали к ее дому, дождались пока учительница развесит только что постиранное постельное белье и уйдет, подкрались, сняли его и изваляли в грязи. Даже повесили его обратно, мол, само замаралось. Анатолий, конечно, подозревал, чьих рук это дело, но виду не подавал, не искал проказников, не наказывал. А стоило бы. Росли мальчики без особого присмотра – Леонида была в горе из-за ухода мужа, Нина страдала от постоянных претензий нового сожителя, его нежелания работать, любви к спиртному. Регистрировать отношения Талгат отказывался – мама-татарка была против. Так и жили.
Настенька в свои 9 лет души не чаяла в Филаретике. Ночью к нему вставала, пеленки меняла, во всем помогала матери. «Я всегда буду за ним приглядывать», – говорила девочка, поглаживая маленькие ножки младенца. Талгат падчериц и пасынка воспринимал неохотно – часто ругал, выговаривал им, даже кричал. Особенно не сложились у него отношения с Филатом. Парень никак не хотел принимать несостоявшегося отчима. Грубил, не слушался, а порой просто-напросто игнорировал. Открыто, гордо и бесцеремонно. Они друг друга стоили – никто не хотел уступать.
– Бычка покормил? – спросил Талгат вернувшегося со школы Филата.
– Я только пришел, – ответил парнишка, бросая портфель. – Когда бы я успел покормить-то его?
– Я в твои годы все успевал.
– Опять вы за свое!
– Да. Я пока со школы шел, кучу дел переделывал, а ты просто так слоняешься! – начал ругаться отчим, лежа на диване.
– Вы целый день дома, сходили бы да покормили бы, – не сдавался Филат, переодеваясь.
– Ты мне еще указывать будешь, что делать?! – мужчина угрожающе сел.
– А нечего мне выговаривать! – смелости парню было не занимать.
– Вы чего разорались? – влетела в зал Нина, услышав перепалку.
– Сыночек твой ничего делать не хочет! Учу его уму-разуму.
– Не надо меня учить, у меня для этого мать есть!
– Хватит ругаться, Филаретку разбудите, – пыталась прекратить спор Нина.
– Я только со школы пришел, я есть хочу, мне переодеться надо, а он велит к быку бежать.
– Талгат, успокойся, – попросила Нина. – Перекусит он и сходит в сарай. К чему ругань?
– К тому, что не слушается меня этот щегол!
– А я и не должен вас слушаться! Кто вы мне?!
– Я сейчас тебе покажу, кто я тебе! – мужчина резко встал.
Одной рукой он схватил парнишку за шиворот рубашки, второй сжал челюсть так, чтоб тот ничего не мог говорить. С криками о том, что Филат сейчас получит, отчим тряс подростка, пугая Нину и падчерицу. Филарет проснулся и начал кричать, Настя тут же побежала к нему. Нина бросилась к старшему сыну, желая защитить. Она вцепилась в руки сожителя, стараясь оторвать их от Филата. Но сил не хватало. Мужчина был настолько зол, что хотел всю душу вытрясти из задиристого пасынка. В квартире поднялся такой шум, что Фануза, бывшая там же, огрела Талгата своей тростью, чтобы хоть как-то остудить его пыл. Руки свои мужчина убрал, но не успокоился.
– Убирайся отсюда! – крикнул он вслед убегающему Филату.
– А чего это он должен убираться из собственной квартиры? – спросила Фануза, размахивая тростью.
– Мразь мелкая! – продолжал кричать Талгат пасынку.
– А ты позорище всего татарского народа! – от души возмущалась пожилая женщина.
– Тебя забыли спросить, старая кляча!
– Сам иди отсюда! – крикнула бабуля, еще раз стукнув мужчину тростью.
– Угомони эту сумасшедшую! Или я ее сейчас за шкирку выпровожу отсюда! – пригрозил он Нине.
– Хватит орать! Мне это надоело уже! Сколько можно ругаться?! – закричала и хозяйка квартиры.
– Вы вообще ополоумели, что ли?! Детей пугаете же! – сокрушалась старушка, хватаясь за сердце и слыша нескончаемый плач младшенького.
– К черту вас, придурошные! – крикнул Талгат и, выходя из квартиры, добавил, – я вернусь и все у меня сегодня получите!
– Давай, иди-иди отсюда! – добавила ему вслед Фануза.
Не в первый раз мужчина уходил из дома с таким угрозами. Это значило лишь одно – он напьется, вернется и скандал продолжится. Только ругань будет более масштабной, а последствия непредсказуемыми. Нина, понимая это, начала судорожно думать о том, где бы провести эту ночь. Еще до рождения Филаретика она с детьми, бывало, уходила переночевать на ферму или в баню. Но сейчас с маленьким ребенком это казалось сумасшествием. Видя ее безвыходность и жалея детей, Фануза предложила свою квартирку. И даже если Талгат заявится туда и станет стучаться, требуя семью, соседи не дадут шуметь ему на весь подъезд. Собрав школьные принадлежности Филата и Настасьи, а также одежду первой необходимости, семья отправилась к Фанузе. Переживаний о том, что Филат может вернуться и снова схлестнуться с отчимом, у Нины не было. Сын понимал, что дома сейчас лучше не показываться. Парнишка убежал к Сашке. Друзья сидели и мечтали о том, что когда вырастут, обязательно проучат этого психопата-отчима. Всыплют ему как следует, чтобы больше не обижал ни мать, ни детей. Искать место, где домашние решили заночевать, Филат не стал, так и остался у друга. Леонида же уговаривала его сбегать и позвать мать к ней – места много, разместятся уж как-нибудь на ночь. Но парнишка наотрез отказался. Не рискнул он приблизиться к родному бараку.
На следующее утро, Нина, отправив школьников, вернулась в свою квартиру, в которой стоял жуткий перегар. Талгат мирно спал на диване, напугав вчера всех и оставшись один в хоромах из трех комнат. Именно так любила повторять Фануза каждый раз, когда Нине с детьми приходилось уходить из дома. Настя кроме своего портфеля приволокла в школу и портфель Филата. Девочка ждала каникул, чтобы поскорее увидеться с Надей. Когда старшая сестра приезжала в гости, отчим особо не бушевал. Девушке везло – она не видела скандалов и разборок, которые частенько устраивались в родной семье. Студентка, она была уже далека от проблем матери и больше думала о том, как организовать собственную жизнь. В Белоозерске ей нравилось. После учебы девушка планировала остаться в этом городе, устроиться на работу, выйти замуж. В Такеево же, думала она, нет для нее никаких перспектив.
Нина еще много раз ночевала у Фанузы и всегда выслушивала о том, что недомужика этого давно пора выгнать из квартиры. Не работает, пьет, буянит. Старушка никак не могла понять, для чего он Нине. Но на соседку ее увещевания не действовали.
– Я Филарета без отца оставлю, что ли? – каждый раз спрашивала ее Нина.
– Уж лучше без отца, чем с таким, – продолжала спорить Фануза.
– У меня и так уже трое детей без отца.
– Ну ты не сравнивай Антипа с этим недотатарином, – ругалась бабуля.
– Да, Антипу моему нет ровни, – вздохнула вдова.
– Вот и нечего было сходиться с этим!
– Что ж теперь поделаешь? Буду жить. Когда не пьет, он же хороший.
– В каком таком месте он хороший, когда не пьет? – удивилась Фануза.
– Его можно терпеть, – не сдавалась Нина.
– А работать он когда начнет? – спросила неугомонная старушка.
– Говорит ведь, что нет для него здесь подходящей работы, какая была в Петропавловке.
– Пусть в район уезжает на заработки или в соседний город! Нечего здесь лежать, диван давить!
– В Никольск, что ли? – удивилась Нина.
– Конечно! Город вон как строится. Красивый, домики кирпичные, высокие.
– Ну нет. Что ему в городе-то делать?
– Уф, устала я от тебя, честное слово! – не выдержала пожилая женщина. – Когда снова придется из дома убегать, ты, конечно, приходи ко мне, но знай, что я не перестану ругаться на твоего сожителя.