– Чистые ножницы. У меня есть, нужно только обдать их кипятком, – ответила заботливая женщина в белом халате и протянула свой инструмент.
Мама обработала ножницы. Но, взглянув на фельдшера, поняла, что это еще не все.
– Так. У вас есть малиновое или какое-нибудь другое варенье? – задала неожиданный вопрос медик.
– Да, малиновое, – ответил отец, недоумевая и ошибочно предполагая, что она зачем-то хочет его попробовать.
– Нужно сделать морс. На литр теплой воды положите три столовые ложки варенья и дайте мне, – четко проинструктировала моих родителей фельдшер.
– Хорошо, хорошо, – засуетилась мама, доставая банку и беспрекословно следуя указаниям.
Когда к операции все было готово, медработница подставила под мое бедро тазик и, взяв в руки ножик, аккуратно проткнула упругий пузырь. Затем двумя пальцами схватила его за верхушку и начала вырезать по нижнему контуру с помощью обработанных ножниц. Жидкость тут же вытекла в таз, превратив пузырь в пустой мешочек. Сестренка не смогла на это смотреть, поэтому во время процедуры, хоть и стояла рядом, но закрыла лицо руками. Папа был в отдалении, мама рядом с фельдшером. Когда все закончилось, на моей ноге осталось лишь большое мокрое розовое пятно.
– Нужно чем-то помазать? – спросила мама, желая быть полезной.
– Нет, еще не все. Не мешайте, пожалуйста, – проговорила медик, взяв в руку банку с морсом, и обратилась ко мне, – сейчас я налью на ранку вот это теплую водичку, сиди спокойно, больно не будет.
– Хорошо, – ответила я, полностью доверившись уверенной женщине в белом халате.
Не спеша она облила розовое пятно морсом и вытерла полотенцем ногу вокруг раны.
– А теперь нужно чем-то помазать? – не унималась мама.
– Нет, сейчас место ожога подсохнет, на него ничего не нужно наносить, – терпеливо ответила фельдшер, понимая материнскую тревогу.
– Человек, наверно, лучше знает, как и что делать, – проворчал папа, внимательно наблюдающий за процессом.
– Ничего страшного, – успокоила его медработница. – Пациент и его родные часто задают много вопросов, мне не сложно на них ответить, я тут именно для этого: дать рекомендацию и совет.
– Вот и я о том же, – ответил отец, подходя к нам, и обратился к маме, – я говорил же, что все хорошо будет, а ты переживала.
– Конечно, сейчас заживет и все, – подтвердила папины слова фельдшер и начала собираться.
– Наверно, надо забинтовать? – спросил отец, вглядываясь в рану.
– Наверно, человеку лучше знать, что делать? – передразнивая и шутя, спросила его мама.
– Нет, бинтовать ни в коем случае нельзя, – ответила медик и подметила, посмотрев на меня, – веселые у тебя родители.
Все заулыбались, напряжение спало. То, что сестренка до сих пор стоит, закрыв лицо руками, взрослые заметили только после ее тихого вопроса: «А смотреть уже можно?» Тогда они засмеялись, и Регина поняла, что операция прошла успешно. Убрала руки, открыла глаза, подошла ко мне, наклонилась к ранке и громко произнесла:
– Какая страшная нога! С пузырем было лучше!
– С пузырем было страшно, а сейчас нет, – ответила я.
– А где пузырь? – вдруг спросила Регина.
– Лопнул, – ответил папа, добавив, – это же не мячик.
– Эх, – печально вздохнула сестренка.
– Родители, – обратилась фельдшер, уже стоя у входной двери, – пора покупать мячики.
– Видимо, да, – ответил отец, любезно провожая ее.
Колготки, волею судеб оказавшиеся вынужденно продырявленными, были на следующий же день превращены мамой в кухонную тряпку. А я, наконец, смогла бегать и прыгать, как раньше. Энергии было много, и ее нужно было куда-то реализовать. Объектом для этого стал Тигрик. Кот на протяжении нескольких дней терпеливо сносил роль пациента с ожогом на лапе. Мы делали для него теплый морс, поливая якобы больное место. Он, конечно же, сбегал от нас в погреб. Тогда, на какое-то время, пациентом становилась сестренка. Чтобы игра была более реалистичной, я даже вырезала на ее колготках огромную дыру. Но из-за отсутствия пузыря выглядело это нелепо. Поэтому пришлось надеть на Регину другие колготки и засунуть на место предполагаемого ожога импровизированный пузырь из тряпки. Как же сестренке нравилось ходить по дому, прихрамывая и изображая недуг.
Когда Тигрик отказывался продолжать игру, всеми силами вырываясь и царапаясь, а Регина уставала хромать, пациентом становился папа. Но проблема была в том, что у него не было колготок. Тогда он, как истинный глава семьи, нашел выход, надув полиэтиленовый мешок и привязав его к своей ноге. Он даже заполнил его водой. Играть с таким пузырем было веселее, чем с недовольным котом и с его маленькой лапкой. Мы раз за разом протыкали этот мешочек, подставляя под папину ногу тазик. А он после каждой удачной операции вновь создавал на своей ноге новый пузырь. Игра закончилась вместе с запасами полиэтиленовых мешочков.
Когда мы снова переключились на кота, отец привез из районного центра два ярких небольших мячика. С новыми игрушками мы напрочь забыли о фельдшере, ожоге и Тигрике. На время. Уже через пару дней мы привязали мячики к ногам вместо пузыря и снова хромали по дому и во дворе.
– Это когда-нибудь закончится? – спросила как-то мама у отца.
– Даже не знаю, – растерянно ответил папа, поглядывая на двух хромающих дочерей.
– Я знаю, что нужно сделать, здесь помогут горчичники и только горчичники, – неожиданно сообразила мать и позвала нас, – девочки, быстро домой, будем греть спинки.
Мы тут же забежали, отвязали мячики и легли на кровать. Соскучившись по жгучим мешочкам, мы радостно ожидали, когда же мама намочит их и приложит. После этого мячики уже не исполняли роль пузырей. Зато папу ожидали мокрые бумажки, которыми мы облепляли его влажное после каждой бани тело. Импровизированные горчичники были повсюду – на ногах, на руках и даже на лбу.
Великолепная четверка
Бисерть – полноводная, широкая река с быстрым течением и непростым характером. Именно такой она казалась мне в мои неполные четыре с половиной года. От деревни ее отделяла высокая асфальтовая дорога. От ворот до шумной речки мы добирались за считанные секунды – нужно было выбежать со двора, подняться на дорогу и так же быстро спуститься. И чистая голубая вода уже ласкала наши детские босые ноги. Мы резвились в ней с середины мая до середины сентября. Даже наш Тигрик виртуозно плавал то ли по-кошачьи, то ли по-собачьи. Никто из родителей не следил за нами – в речке и ладно. Сильва и Ильвина – подружки примерно нашего же возраста – как и мы, все лето играли на берегу Бисерти. Их мама и папа тоже не беспокоились о дочках. Ну что со всеми нами может приключиться, когда Тигрик рядом?
Наша великолепная четверка и речка все лето были неразлучны. Проснувшись, мы завтракали и убегали купаться. К обеду, проголодавшись, мы возвращались домой, быстренько пили чай с хлебом и сметаной и снова бежали на речку. Чтобы не прерываться на еду, часто брали на берег хлеб, а еще соль, щавель, зеленый лук и чеснок. С такими съестными запасами мы забывали о доме. Тогда родители все же теряли нас и шли искать – двор, дорога и вот они мы, как на ладони. То в магазин играем, то в дочки-матери, то в рыбаков.
Четыре маленькие девочки с длинными густыми волосами в объятиях ласковой Бисерти – никто не заплетал нас, не расчесывал, не сушил локоны. Все делали сами, как могли. А могли мы не так уж и много. Волосы почти весь день висели мокрыми сосульками. И выходя в очередной раз из речки, мы просто выжимали их и бежали играть. Высыхать они не успевали, мы снова оказывались в воде. О том, что наша шевелюра переживает не лучшие времена от такого влажного графика, мы узнали случайно, дома у подружек. Как-то играя в парикмахерскую, я, в роли мастера, неожиданно обнаружила маленькие белые комочки в волосах Ильвины. Мне стало так интересно, что я решила собрать несколько и показать маме, но от волос они отделялись с трудом. Еле-еле достав несколько штучек, я побежала к взрослым, в зал. Тогда мы все были в гостях у тети Венеры – матери Сильвы и Ильвины.
Родители тут же всполошились – я нашла яйца вшей. Ими была усыпана не только голова Ильвины, но и головы всей нашей великолепной четверки. Были в шевелюрах и сами вши – большие и маленькие. Мы чесались, но даже не задавались вопросом, почему. Чешется и ладно. Делали мы это давно, как решила мама, потому что вырастили у себя целые семейства черненьких волосяных жителей.
– И что делать? – спросил папа, глядя на маму. – Брить будем?
– Будем брить? – задала она тот же вопрос тете Венере.
– Брить? – теперь тетя адресовала вопрос мужу – дяде Ильясу.
– Надо брить? – спросил он у моего отца.
Так круг замкнулся, а взрослые остались без ответа.
– А что значит брить? – спросила я как самая старшая.
– Это значит убрать все волосы, – как мог, объяснил мне папа.
– Все волосы? – удивилась я и тут же поняла, что это будет не красиво.
– Жалко ведь, – сказала мама, глядя на четверых девочек с длинными волосами.
– Ну тогда решайте сами, я просто предложил, – ответил папа, отдавая бразды правления женской половине компании.