– Чем это я по-вашему болен, дядя Шу? – поинтересовался я. – Мне прописали микстуры, я уже чувствую себя хорошо, жара нет. Не надо было посылать меня навещать дядю Туму. Добром это кончиться не могло. Он и здоровый-то опасен, а уж когда чихает…
Доктор замялся, но, в конце концов, выдал:
– Видишь ли, сынок, бывают такие болезни, незаразные…
– Да, душевные.
– Но Миче, ты знаешь эту свою особенность с детства… А с возрастом всё усугубляется… И когда мне показали всё то, что ты натащил ночью в спальню… И мы старались тебе потакать, и не разлучать с Рики, и не волновать тебя, и делать вид, будто верим, что есть какая-то опасность, и успокаивать тебя…
– Делать вид? – вскричал я, выйдя из себя от таких слов. – А Корки, приходящие ночью с угрозами, это не опасность?
– Но, Миче…
– Если Рики будет жить дома, я тоже вернусь домой, – заявил я.
– Слыхали? Ни у кого нет такого брата, как у меня, – с гордостью произнёс Рики.
– Прекрасно! – обрадовались родители. – Живи с нами, а этот дом мы выгодно сдадим.
– Нет, – сказал Шу, – живи тут. Ты должен высыпаться, а когда рядом Рики, ты, как я слышал, не спишь по ночам. Должен привыкать жить самостоятельно. А то ведь, слышал я, ты таскал ребёнка с собой даже в анчутские пещеры, а это небезопасно. И ты там стукнулся головой, а это не идёт на пользу, когда человек болен… душевно.
– И что? – спросил я о дальнейших планах этой троицы. Шу меня просветил:
– Пусть Рики живёт дома. А ты живи здесь. Я выпишу тебе лекарства… Собственно, я их уже привёз с собой…
– А следующий этап – сумасшедший дом? – полюбопытствовал я, уязвлённый до глубины души. Шу высказался честно и определённо:
– Не только это, Миче. Ещё и лишение права консультировать людей. Такое поведение не может пойти людям на пользу.
– До этих пор оно никому не вредило, – проговорил я, пытаясь держать себя в руках.
– Нет? Посмотри, сынок, что делается в городе.
– Но это не я сделал!
– Но повторяют твоё имя. Миче, твой страх становится опасным для всех. Может, ты набросишься с топором на клиента, если он слишком близко подойдёт к Рики.
Я развернулся и вышел из столовой.
Я поднялся к себе в спальню. Может быть, доктор прав, и Миче Аги сошёл с ума окончательно? Он – зерно раздора, он умудрился начать смуту в городе, боясь сделать именно это. Он – страшный человек, опасный для общества и семьи. Место Миче в сумасшедшем доме.
Я долго-долго стоял перед зеркалом в спальне. Настолько долго, что у меня занемели и стали тяжёлыми ноги, когда кто-то осторожно сдвинул меня с места и посадил на кровать.
– Петрик? Что, уже вечер?
– Ещё утро, – ответил Чудила. – Я отправил восвояси всех твоих взрослых, а Рики велел вытирать со стола. Я сказал, что ты будешь хорошим мальчиком, пусть отвяжутся.
– Я опасен для Рики, – пожаловался я.
– Враки. Я убедил всех, что нет. Довели ребёнка до слёз. Я поклялся, что ты будешь пить всю ерунду, что привёз Шу, и они уехали. Рики останется здесь.
Я уткнулся лицом Чудиле в грудь.
– Спасибо, Петрик.
– Пожалуйста. Не забывай три раза в день выливать на грядку по ложке микстуры. Выбери самый больной корнеплод.
– Что ты узнал?
– Король сделал ошибку, вот что. Он поторопился отдать приказ моему начальству – и Корков арестовали без существенных доказательств. Но теперь уже все твердят о заговоре, раскрытом тайной полицией. Нас с тобой это не должно касаться. Наш дорогой король выкрутится. Корков пожурят и отпустят, как его величество и обещал. Зная, что всем известно о заговоре, Корки притихнут. Боюсь, что перестанут цепляться к тебе, и твоя жизнь станет скучной. Успокойся, Миче. Я же сразу сказал: может, всё к лучшему.
– Успокоиться?
– Да. Может, тебя это утешит, но вместе с именем Миче склоняют имя Петрика Тихо. Но я не переживаю. Подумаешь!
– Что мне делать?
– Первое, – начал загибать пальцы Чудила, – приберись в спальне родителей. Топор положи себе под подушку, но никому об этом не говори. Второе: вспомни, что у тебя рабочий день.
– Я опасен для клиентов, – простонал я, но Петрик лишь хмыкнул:
– Не чуди, – сказал он. – На-ка, выпей горячего чаю – и бегом!
– Куда?
– Поднимать флаг, конечно.
Глава 6. Тот самый день?
Прошло чуть больше двух недель, и наступил последний летний месяц. Это по календарю. Но у нас же не север, и мы не грустим по этому поводу. Ещё долго-долго будет жарко, ещё осенью мы будем купаться в море, ещё налетят в наш город стаи северян, желающих продлить лето и прибавить работы докторам из Лечебницы наверху. Уже закричат перелётные птицы, пересекающие море в сторону родины Далима, а мы будем совершать пешие и конные прогулки в горы, жечь костры и бродить по полянам босиком. Наши женщины варят варенье – и над улицами стоит сладкий запах. Цветут цветы в садах – о, как они цветут! Жужжат и мешаются ошалевшие осы, бегают и верещат мальчишки, радуясь, что всё ещё каникулы, на рынках шумно и интересно. Как ярко море! Как далёк маленький парус, жёлтый парус Натиной лодки!
Я уже закончил приём. Я сидел в собственной лодке, а рядышком – Рики и, кто бы вы думали? Лала Паг. Я выделил обоим по удочке, а сам не сводил глаз с далёкого знакомого паруса. Устроившись на лавке, Чикикука поглядывала то на меня, то на Натину лодку.
– Правь к ней, – сказал Рики. – В море Нате некуда будет деваться.
– Она меня разлюбила, – грустно вздохнул я. – Разлюбила, не хочет мириться. Ну и поделом мне. Я не стану приставать к Нате, нехорошо это. Наши дороги разошлись.
– Но так нечестно! – Рики взмахнул удочкой и заехал Лале в лоб. – Должна же она немножко тебя понимать.
– Если не понимает, зачем она вообще тебе нужна? – спросила Лала. – Полюби другую девушку.
– Мала ещё рассуждать, – пробормотал я и отвернулся. Дети притихли. Наконец Рики подал голос:
– Миче, а Миче, может, она жалеет, что поссорилась с тобой?
– Если женщина называет мужчину трусом, значит, потом уже не пожалеет.
– Она плохая, – разозлился мой братец и получил за это подзатыльник.