Непринятая жертва. Роман ВОЗВРАЩЕНИЕ СОЛНЦА. Часть IV

– Мама!!!

– Да не ори!

– У тебя?! И что? И как? И куда ты его денешь?

Петрик вдруг развеселился и засмеялся:

– Я отдам его тебе, Миче. Поскорее женись.

Я стоял там, посреди улицы, как заместитель фонаря. Я разевал рот, как голодный птенец. Петрик продолжал изгаляться:

– Разве ты откажешься? У тебя кого только нет. Коркины дети в полном составе и Инара Чикикука.

– Ты знаешь про Инару? – ахнул я.

– У меня же есть уши. И мозги. И глаза. Если я попрошу, ты примешь моего ребёнка? Ты и Ната, вы согласитесь?

И я ответил:

– Клянусь тебе, что да. Мы всё продумаем заранее, разыграем, как по нотам. Не беспокойся. Вашего с Мадиной ребёночка мы будем любить, как своего. Мы никогда не запретим вам с ним общаться. И, если у вас родятся другие дети, пусть они дружат, если вы захотите.

И Чудила сел прямо в сугроб под фонарём и закрыл глаза. Я вообще не понял, что это с ним и чего это он. Я тряс его за плечо и звал, но он не отзывался, и сидел так довольно долго совсем безо всяких эмоций. Тогда я решил, что он умрёт прямо сейчас от разрыва сердца, от жалости к своему ребёночку. Я ещё раз сказал ему, что буду любить малыша. Я же хорошо обращаюсь с Лалой Паг. Что если он сейчас же не прочухается, я позову доктора. Чудила встал, и как-то так, безо всяких объяснений, пошёл вперед с закрытыми глазами. Я поймал его за капюшон и потребовал их, угрожая затрещиной. Тогда он вытер сухие глаза, посмотрел на меня и сказал шёпотом:

– Спасибо, Миче.

– Не могу я с тобой, Чудилка!

– Надо скорей ехать, Миче. Я домой хочу, – также тихо говорил Петрик. – Давай подерёмся с Додом? Сам же сказал, что нас бить придут. Идём.

– Чудила, стой! – крикнул я, потому что он затрусил по улице со скоростью нашей лошади. – Стой! Я обидел тебя? Петрик, давай поговорим. Что я тебе сделал? Прости меня! Только к чему ты мне всё это рассказывал?

– Пьян был, – объяснил он. – Я виноват. Извини. Такой вот бред пьяного Чудилы.

– Что конкретно бред? – без посторонней помощи я не додумался бы никогда. Но вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, Петрик воскликнул:

– Ох, я им и задам сейчас! – и побежал вперед.

Ясно. Бить нас уже пришли, и Чудиле надо было подраться, чтобы выпустить пар. И он хотел бы замять наш разговор, и чтобы я всё забыл или хотя бы сделал вид, что у меня отшибло память.

Ладно. Я сделаю, если он так хочет.

ГЛАВА 4. СОЛНЦЕ МИЧЕ

– Ага! А ну-ка! – завопили мы, врываясь в нашу комнату. Со двора видно было, что в ней зажёгся свет, а значит, явились незваные гости.

Вопреки ожиданиям, в нас не полетело ничего тяжелого и ничьи руки не потянулись нас схватить. Зато наши уже крепко держали двоих, и одним из них был хозяин гостиницы.

– Вы что, ребятки? – хрипло спросил он, потому что Петрик его слегка придушил. Но после этих слов выпустил и даже усадил на стул. Я же заорал с утроенной силой, потому что парень, попавшийся мне, оказался анчу, и я сгоряча подумал, что поймал зеркало. Он тоже заорал, а в коридоре захлопали двери и раздались возмущенные и сонные голоса. Петрик со смехом сказал:

– Отпусти его, Миче, это не Дод.

– Никакой я не Дод, я как раз тот, – подтвердил анчу.

– Тот – это который? – решил уточнить я.

– Тот – это имя, – обиделся он. – А вообще, я тот, к кому ушла Додова жена.

– А-а-а! – протянули мы, и я его отпустил.

– А что ж это она так: от Дода – к Тоту? Чтоб легче запомнить было?

– Ты, Миче, послушал бы лучше, чего он пришел, – проговорил хозяин и добавил: – Это я ему посоветовал. Волшебники же вы.

– Мы? – попробовали отбрыкаться мы. Да как бы не так.

– Я у вас видел ложку самомешающую и самотыкающую вилку. – (Кошмар какой! Это что-то новенькое. Я незаметно показал Чудиле кулак). – Я подумал, что раз вы волшебники, и раз ты, вот ты, – хозяин показал на меня, – тот самый Миче из Някки, то можете Тоту помочь.

Я показал Чудиле два кулака.

Допрыгались. Весть обо мне разлетелась аж по сопредельным странам. Также легко она сейчас дойдет до нашей столицы. Мы бормотали что-то о том, что не такие уж мы и волшебники и не так чтобы из Някки, но упрямый хозяин заставил нас идти с Тотом, хотя в такую пору нормальные люди спят. Сам он тоже отправился с нами. Эти двое толком ничего не объяснили, пообещав, что мы сами увидим и всё поймём. И непременно захотим помощь оказать.

– Ладно, – бормотал мне на ухо Петрик. – Всё равно утром спали бы дольше, чем обычно. Невелика задержка. Подумаешь! Помочь надо человеку.

– Надо, – согласился я. – Но надо же знать, что стряслось у человека. Вдруг у него дома засада?

– Думаешь, Дод пришел к Тоту и, угрожая оставить у него свою жену навсегда, велел притащить нас под любым предлогом? Сейчас всё узнаем, Миче, друг мой. Другой вопрос, сможем ли что-нибудь сделать?

– Погадать, наверное, надо, – наивно предположил я, на что Чудила лишь хмыкнул. Пока он хмыкал, я разговорился с Тотом и проникся к нему большой симпатией. Местным фотографом оказался Тот, а я, как вы знаете, очень неравнодушен к этому искусству. Мы рассуждали на ходу о способах фотосъёмки, а я приглядывался к возможному клиенту. Сколько ему лет? Я специально спросил. Тот сказал, что тридцать. Не может быть. Либо он значительно старше, либо сильно болен.

Едва войдя на Тотов двор, я понял: ой как здесь неладно! Пока я не мог определить, что мне так не понравилось, но сразу стало ясно: гаданием тут и впрямь не обойтись.

В такую поздноту горел свет, и из дома доносился истошный плач младенца. В сенях под лестницей скулили маленькие щенки.

– Слышите, что творится? – спросил хозяин гостиницы. – И вот так у них тут круглые сутки. Додовы проделки, не иначе.

– Почему Додовы?

– А чьи ж? Поди заплатил бабке какой, да и порчу навел.

– Разберемся, – кивнул я. Ох, что мы с Чудилой сделаем с этой бабкой и с этим Додом, если это так!

Жена Тота оказалась маленькой и худенькой-худенькой. Такой же бестелесной была старшая девочка – дочь Тота от первого брака.

– Ты что не спишь? – спросил я её, едва войдя в дом. Дети, ночью бегающие по кухне – это ненормально.

– Так Киса ж плачет, – объяснила девочка со слезами на глазах. Это понятно. Если бы мой Рики так надрывался в младенчестве, я бы умер.

– Чего она плачет? – пожелал знать я.