***
Лежит Таська, отвернулась. Не спит. Знает, что я к ней.
– Цветочек…
Носом шмыгает.
– Цветочек, не злись на неё. Она для тебя же.
А потом смотрю – все ноги у ней синие. Отбила, мразота в серёжках. Ну, обожди…
– Цветочек. Повернись, я сюпризик цекавый принёс.
Повернулась. Глаза сухие уже.
– Только никому. И заховай, чтобы не видели.
Достал кунштовые карты. Она прям как осветилась вся. Ручки протянула, рассматривает, улыбается.
– Папочка, откуда ты это чудо взял?
– Секретик. Большой-большой секрет. Запомни только: никому. Никогда. А то беда бедовая.
Поняла. Она умная очень, хоть и в школе ругают.
Прижалась ко мне. И хорошо, и тепло, и страшно. Что я заварил?..
***
Что ни ссора, что ни огорчение – хожу к моржу этому хитромордому. Спускаю десятину на куншт для Таськи. Это я?
Уж и места его любимые знаю. И набалотыкался в сортименте. И приметил других моржей пару, но к тем не суюсь: так вернее.
Хитромордый ухмыляется и разговоры заводит:
– Что вас побудило ко мне обратиться? Как вы поняли, что нужно вашей дочке? Может, побеседуем, как приятели?
Мне поскорей бы слиться. Но надысь спросил:
– Сам малюешь или как?
– Я больше музыку пишу. И распространяю куншт. Это не все из нас могут.
– Не воткнул.
– Не все «моржи», как вы нас называете, находят в себе силы, чтобы напрямую соприкасаться с миром за забором инсаниториев. Я – один из немногих.
Валить, валить швыдче. Не спрашивать, не трындеть. Хватит и того, что беру его товар. Во что я Таську вмешал?
***
Пробовал бросить. Но посмотрю на неё – и не могу. Она так радуется, когда новый куншт ей приношу… Как отказать?
Женуха то ли прочухала что-то. Ходит, носом водит. Ищет Таськины схоронки, но не находит. Огребает Таська ни про что. Женуха за это отхватывает немало, но не перестаёт.
А Таська говорит ономнясь:
– Папочка, отведи меня туда, где ты эти карточки берёшь. А то совсем она меня забьёт, а так я хоть на красоту посмотрю.
***
Поплыл я вкрай, что топор по реке. Пошёл в какую-то блеваловку с хитромордым.
– Таська картиночки малюет. Ударить не может, злого слова сказать не может. «Папочка, зачем ты маму бьёшь?»
Этот кивает.
– И откуда она такая к нам прилетела? – спрашиваю.
Подливает. Кивает.
– Покажешь мне инсаниторий ваш?
***
Прокрались-пробрались. Посмотрели тихонько. Никогда не видал чистоты такой. Поют, музыку играют, малюют. Каждый в своём деле. Не замахнётся никто, не рявкнет. Морж меня разубрал, чтобы не поняли, кого привёл. Только я среди них, как стекляшка швахная среди цацок-пецок. Увёл меня оттуда морж, а я как за забор вышел – что из лужи глотнул.
– Как ты и смотреть-то на нас можешь? – спрашиваю.
– Приходится. Я хочу, чтобы маргиналов стало больше. Для этого нужно как-то толкать куншт среди вас. Я хочу, чтобы весь мир стал инсаниторием. Но на это нужно время. И нужно, чтобы вы сами захотели преобразиться.
Я обхватываю руками своё горло, будто разодрать хочу.
– Не все могут.
– Да, не все.
***
– Тася… Цветочек, чего ты хочешь?
Несёт из схоронки своей карты кунштовые. Стопка целая. В руки мне суёт.
– Ещё сюпризиков хочешь?
– Нет, папочка, – говорит. – Я хочу, чтобы было вот так. Чтобы вот тут я была. И картинки рисовать.
Вздыхаю. Женуха репу мне проломит.