Забудьте свои имена

Поднялась Ангелина Захарова, комсорг группы, красивая, высокая девушка. Она была круглой отличницей, поэтому без труда рассказала на немецком языке последнюю сводку Совинформбюро.

– Danke, gut, – одобрительно кивнул головой преподаватель. Потом он перешёл к новой теме и раздал студентам свежеотпечатанные методички «Допрос пленного немецкого офицера». Шиллера и Гёте потеснили, часы, отведённые на их изучение, были сокращены насколько это было возможно, а вместо них вводили предметы военной специфики. Здесь уже звучали другие диалоги, другие слова, появились жёсткие военные термины. Студенты учились спрашивать о калибрах огнестрельного оружия, перемещениях техники, перебросках войск, численном количестве армий. Они разбирались в званиях и рангах и в знаках отличия немецкой армии. На практических занятиях им давались сценки, когда каждый из них мог быть в роли пленного или допрашивающего.

Витольд Валерьевич на сей раз назначил пленным немецким офицером Славу Полуянова, партизаном – Тоню Елизарову, а переводчиком – Веру Анисимову.

– Bitte, – сказал он, предложив им вести допрос и переводить. Остальные студенты должны были следить за происходящим и искать возможные ошибки, если они будут допущены при разговоре и переводе.

Вызванные к доске студенты вели беседу о численности войск и боевых единиц техники, возможности наступления в ближайшее время, направлении силы удара. Остальные притихшие студенты молча наблюдали за происходящим. В аудитории были почти одни девушки, потому что юноши ушли на фронт. Остались лишь те, кого не взяли по здоровью или чья очередь ещё не пришла.

Наверное, при звуках немецкой речи сильнее всех сердец в этой аудитории билось сердце Урсулы Шварц. Она была немкой, её родители, коммунисты, вынуждены были бежать из Германии, когда гитлеровцы начали охоту на инакомыслящих. Урсуле было двенадцать лет, когда однажды её разбудили среди ночи и без лишних объяснений велели вставать, одеваться и уходить в сторону вокзала. Вот так она с родителями покинула Родину. Сейчас она сидела у самой стенки, опустив голову, – Урсула, как никто другой в этой аудитории понимала, что такое борьба с врагом. Она уже видела истинное лицо фашизма. Она помнила фашистские факельные шествия и погромы, устроенные нацистами, аресты инакомыслящих, концлагеря и расстрелы. Но самое страшное, что бороться ей придётся со своими же соотечественниками, с такими же немцами, как она сама. И всё же она сама пришла сюда, изъявив желание защищать свою новую родину, давшую ей кров. Потому что она знала, что немцы и фашисты – это не одно и то же. Её любимую Родину Германию, как и Советский Союз, надо было освобождать от фашизма. И она готовилась к тому, чтобы однажды выйти на передний край битвы, а потому вместе с советскими ребятами старательно учила все военно-специальные предметы.

Рядом с ней зябко куталась в тёплый платок Лена Ларионова. Лена была новенькой, она сравнительно недавно появилась в их учебной группе. Её вывезли из блокадного Ленинграда. Она стеснялась своей неестественной худобы после целого года блокадного голода. А мысли о маме и бабушке, категорически отказавшихся покидать родной город, в котором они родились и выросли, рвали ей сердце. Она ничего не знала о них. Живы ли? Здоровы ли? Увидятся ли они ещё когда-нибудь?… Ей часто снился по ночам родной город, счастливый, довоенный, сытый, с первомайскими демонстрациями, с радостными лицами, с жителями, полными надежд и планов на будущее… А ещё – её любимый балетный класс, где она осваивала науку балета.

– Девочки, встали в первую позицию, – с этих слов начиналась каждая её репетиция. И Леночка старательно выполняла все свои балетные задания, наблюдая за собой и своей группой в огромных зеркалах от пола до потолка, от одной стены до другой. Ей даже удалось участвовать в постановках на сцене, она была среди других таких же маленьких лебедей таким же маленьким белым лебедем, а однажды ей доверили главную партию – она танцевала Жизель. Теперь эти воспоминания казались чем-то нереальным, будто из чьей-то чужой жизни.

Внимательно наблюдала за происходящим и Валя Стадникова. Она была постарше своих сокурсников, потому что успела два года поработать в сельской школе – той самой, которую окончила сама. После выпуска она стала преподавать немецкий язык. Педагогов в деревенской школе не хватало, директор устал ждать из города новых преподавателей. Когда Анна Ивановна, учительница немецкого языка, ушла на пенсию, Вале предложили занять её место. Вообще-то, она собиралась поступать в институт, но когда её позвали учить детишек своей деревни, она с радостью согласилась. Пятёрки по немецкому позволяли ей это. К тому же, не хотелось оставлять родителей, которые стали болеть. Два года Валя поработала в родной школе, но тяга к знаниям пересилила. Она поняла, что её багажа знаний маловато, а ещё ей хотелось попробовать студенческой жизни. Она легко стала студенткой, а теперь вот готовилась к другой деятельности – ей предстояло послужить Родине. А это означало, что впереди её ждут тяжёлые испытания, возможно, придётся рисковать жизнью. Она понимала, что теперь нескоро вернётся в родную деревню, и те ребятишки, которые сейчас учатся в школе, закончат обучение без неё, Вали Стадниковой. Она придёт уже к новым ученикам, которые будут учиться в мирное время, после победы. Придёт она в родную школу, может быть, даже с медалью на груди. Ведь Валя готова совершить подвиг, чтобы приблизить победу. Она даже представляла, как она вернётся после победы в родную школу, как дети побегут ей навстречу, а она с радостью обнимет их всех, прижмёт к сердцу и забудет о своих нелёгких военных буднях…

Саша Томилина, глядя на происходящее, вспоминала родной город и отца. Где он сейчас? Саша была родом из Ялты. Она жила там вдвоём с отцом. Папа её, Андрей Валерьевич Томилин, был секретарём горкома партии. Он был очень занятым человеком, Саша редко видела его дома, даже в выходные ему доводилось уезжать по делам, поэтому с раннего детства девочка была с няней. Тётя Глаша, добрая русская женщина, вырастила её и не покидала их дом, даже когда девочка училась в старших классах – ведь кто-то должен был присматривать за ней, вовремя покормить и проследить, чтобы не связалась с дурной компанией. Но уж если в городе был футбол, то отец и дочь непременно вместе приходили на игру. Саша замечала, что другие мужчины приходят смотреть футбол и болеть за любимую команду с друзьями или с сыновьями, а её папа приходил с ней, со своей дочерью. И она, присутствуя в мужском обществе, глядя на мальчишек с папами, приосанивалась, чувствуя, что пользуется особым доверием своего отца, если он берёт её, девочку, на игру и вводит её таким образом в мир мужчин.

Отпуск отец и дочь всегда проводили вместе. Вся страна ехала отдыхать в Ялту, а они, наоборот, на отдых уезжали из Ялты. Ведь надо менять обстановку, куда-то съездить, побывать в других местах своей огромной Родины, а море – оно и так у них каждый день рядом, можно ходить и купаться даже без отпуска. Им очень нравилось ездить поездом в купе под стук колёс – только так можно было прочувствовать, что они едут в отпуск. Они обходили пешком всю Абхазию, купались в Байкале, побывали в Самарканде и Бухаре, рвали налитые солнцем виноградные гроздья на виноградниках Молдавии, а в предвоенный год побывали в Риге и Таллине. Когда Саша окончила школу, долго думали, куда ей поступать. В Ялте вузов не было. Ехать в Москву, Ленинград было рискованно – ведь в столичных городах большой конкурс при поступлении, там сильные конкуренты. И совместно они решили, что стоит поехать поступать в Горький. Так Саша стала студенткой института иностранных языков. Первый курс она окончила успешно, досрочно сдала экзамены и улетела в Ялту – у папы 23 июня начинался отпуск и они, по традиции, должны были провести его вместе. В этот раз они собирались на озеро Иссык-Куль. Саша прочитала о нём всё, что только можно. Она очень ждала этой поездки. Но 22 июня перечеркнуло все их планы. После сообщения о начале войны Андрей Валерьевич ушёл на работу и очень долго не возвращался. Когда он вернулся домой, разговор их оказался прощальным.

– Уезжай в Горький, Санька, – сказал он дочери, – возвращайся к учёбе. Я тоже уезжаю.

– Куда? – спросила Саша.

– По делам. Я же коммунист, я должен выполнять задание партии.

Они смотрели друг другу в глаза и понимали, что вся их прежняя жизнь навсегда осталась в прошлом. Пришло грубое и беспощадное настоящее, которое не пощадит никого и ничего.

– Я ухожу на подпольную работу, – сказал отец, – больше ни о чём не спрашивай меня. А ты учись, ты должна получить образование и стать достойным человеком, настоящим гражданином нашей страны. Я хочу гордиться тобой. Поэтому возвращайся к учёбе. Окончи вуз, стань хорошим специалистом. Потом – замуж, дети… А я вернусь, буду нянчить твоих детей.

– Пап, – начала она неуверенно, – мы расстаёмся надолго и, кто знает, как дальше может сложиться судьба. Может, хоть сейчас ты расскажешь мне о моей маме?

Андрей Валерьевич задумался.

– Да, Санька, я всегда тебя оберегал от этого, боялся травмировать. Но сейчас и вправду такой момент наступил, может, не свидимся больше. Ушла от нас твоя мама. Бросила тебя и меня. Бросила ради другого мужчины. Тебе тогда восемь месяцев было. Она уехала и ни разу не дала о себе знать. Где она сейчас – не знаю.

Они последний раз обнялись… Потом разъехались в разные стороны. В их доме осталась одна тётя Глаша. Где он теперь, их дом? Что с тётей Глашей? В Крыму сейчас немцы…

А где её папа? Её молодой, энергичный, всегда подтянутый, красивый папа? Его эрудиция всегда поражала Сашу, она могла задать ему вопрос о любом персонаже мировой истории, о любом историческом событии – и он подробно, в деталях, всё ей расскажет и объяснит. Он знал всё – и она так гордилась своим папой! Только сейчас она задумалась о том, что папа так и не привёл в их дом другую женщину. А ведь мог – он был ещё молод и по-мужски хорош собой. Почему же он не женился? Так любил её маму? Или не хотел, чтобы у Саши была мачеха?

Где он теперь, её папа? Кто с ним рядом? На каких дорогах пролегли его пути?… Как ей не хватало его сейчас! Как впрочем, и всегда.

Ровно, как струночка, сидела за учебной партой Инга Скворцова. Она пришла к ним на втором курсе, прибыв из Москвы, к которой рвались захватчики. Когда она появилась в аудитории, красивая, элегантная, ухоженная, с идеальной осанкой и хорошо поставленной речью, её лицо всем показалось очень знакомым, будто где-то видели её.

– Позвольте, так вы та самая Инга Скворцова? – воскликнула Ангелина Захарова, которая первой узнала новенькую. – Это же вы снимались в кино! Я видела вас! Особенно последний фильм мне понравился, я со всеми друзьями ходила на него, раз пять его посмотрела.

– Да, я снималась в кино, – скромно подтвердила Инга.

Первые дни сокурсники не отходили от Инги, всем было интересно общаться со звездой экрана. Она снялась в четырёх фильмах. В Москве она училась на артистку, 21 июня была её свадьба, где гуляло пол-Москвы, а 22 июня её муж уже отправился в военкомат с заявлением о желании уйти добровольцем на фронт. Он отбыл на фронт, но вестей с тех пор от него не было. А враг тем временем подступал к столице. Инга прекратила учёбу в театральном вузе и переехала в Горький, где стала заниматься на отделении немецкой филологии. Её взяли сразу на второй курс, потому что она с детства неплохо знала немецкий – её няня была «из бывших», знала языки и часто говорила с ней по-немецки и по-французски, так просил её отец, он хотел, чтобы девочка знала иностранные языки. И бабушка Инги по материнской линии была немкой, она тоже говорила с ней по-немецки. Инга, кроме того, что сама была артисткой, она ещё была дочерью знаменитого писателя Всеволода Скворцова. В их доме часто собирались писатели, артисты, режиссёры.

– А на лошадях вы сами скакали или это были каскадёры? – дотошно допытывались соученики.

– Когда крупные планы – то сама, а когда издали снимали, как я скачу по степи, то это, конечно, приглашали опытного наездника.

– А пели сами?

– Сама-то я пела, но меня потом переозвучили, вместо меня спела настоящая певица из консерватории.

Однокашники расспрашивали её о съёмках, об артистах и писателях, о московской богемной жизни, Инга отвечала на все расспросы, рассказывала обо всём – она позволяла сокурсникам окунуться в ту, неведомую им жизнь, уводила их в страну грёз, и это так помогало им всем уйти от ужаса нынешней жизни, бомбёжек, светомаскировки, холода, недоедания, похоронок…

Тем временем урок закончился. После немецкого наступила очередь радиокабинета. Там все надели наушники и склонились над рациями. В полной тишине студенты стучали по клавишам своих раций, набивая руку на азбуке Морзе.

После техники радиосвязи наступила большая перемена. Студенты любили такие минуты, потому что это позволяло им свободно пообщаться, поговорить о своих проблемах и предстоящих суровых испытаниях, забыв о войне и об учёбе. Они собрались в конце аудитории, сели потеснее, потому что так было теплее. Говорили обычно о чём угодно из прежней мирной жизни. Тем более что во время перемены особенно остро хотелось чего-нибудь вкусненького, сладенького…

– Расскажите что-нибудь из вашей довоенной жизни, – предложила Оля Зайцева, самая маленькая из девушек, которая на физкультуре обычно стояла последней. – Что-нибудь интересненькое.

– Самое интересное – это бродить по Эрмитажу, – тут же отозвалась ленинградка Лена Ларионова. – Моя мама работает в Эрмитаже. Я всегда любила приходить с ней на работу ещё до открытия и прохаживаться по залам, когда там никого нет. Это особая атмосфера музея, когда можно пообщаться с картинами наедине. Больше всего я люблю живопись эпохи Возрождения. Ну и русских художников, конечно.

Она замолчала, потому что от воспоминаний в сердце неприятно кольнуло и горло перехватило спазмами: Ленинград, Эрмитаж, мама, бабушка – где теперь это всё? Где её счастливое детство? Где её балетный класс, в котором она часами разучивала свои балетные партии? Где вся её прежняя жизнь? Где её одноклассники и друзья – вывезены ли по Дороге Жизни или остались в осаждённом городе у последней черты?

Все поняли, почему Лена вдруг замолчала, поэтому решили деликатно перевести разговор.

– Моя бабушка по маминой линии была немкой, – стала рассказывать Инга Скворцова, – так она была абсолютной аккуратисткой, педантом во всём. Любила вышивать салфетки. А ещё она меня учила, что женщина всегда должна быть такой чистой, что могла бы помыться, а потом из этой воды сделать мужу чай.

Саша Томилина всегда слушала Ингу, затаив дыхание. Ей было интересно всё, о чём она рассказывала. Особенно, конечно, о жизни настоящих артистов, о кино и о съёмках. Саша стеснялась признаться в том, что она всегда мечтала стать артисткой. С детства она участвовала в школьных постановках, декламировала стихи со сцены, даже пробовала петь и танцевать. А главной её мечтой было, чтобы на всех афишах и в титрах фильмов было написано её имя: «Александра Томилина». Чтоб папа гордился ею. А главное, то, в чём она боялась вслух кому-либо (а особенно папе) признаться, – чтобы её мама увидела её в кино, узнала и пришла к ней… Но папа почему-то очень негативно относился к её планам стать звездой экрана – он говорил, что это неприлично, это дешёвое скоморошество, это не профессия.

– Послушай, Санька, вот станешь ты артисткой, – объяснял ей отец, – закончишь вуз, а тебя, допустим, режиссёры не будут брать на съёмки. И что тогда? Ты увидишь, что других берут, а тебя – нет. Что ты будешь делать?

– Пойду в театр.

– Но там тоже борьба за роли. И всё зависит от режиссёра, а не от твоих талантов. Какую роль он тебе даст, какой он тебя увидит, то ты и будешь делать. Ты будешь мечтать о главных ролях, а тебя поставят в массовку. Это очень зависимая профессия, где люди часто не могут проявить свои таланты, потому что им просто не дают этого сделать. Профессия должна давать уверенность в том, что ты сможешь заработать себе на кусок хлеба с маслом, ещё при этом стать уважаемым человеком.

Андрей Валерьевич смог убедить дочь, что прежде всего в жизни надо получить надёжную профессию, которая не даст умереть с голоду. Саша была послушной дочерью, она вняла его советам. Но в душе мысли об актёрстве не оставляла. Хотя и боялась признаться в этом кому-либо – а если и другие мнят это скоморошеством и будут смеяться над ней?

А вот Инга так не считает, с ней можно говорить о ролях, о кино, о съёмках, об артистах – и никто не смеётся и не потешается, всё очень серьёзно, потому что она из того мира, где это считается солидной профессией. Эх, попасть бы в тот далёкий и недосягаемый мир! Но ничего, вот кончится война, тогда и можно будет поговорить об актёрстве. Саша ещё такая молодая, у неё ещё всё впереди. Она всё успеет. Только бы война скорей закончилась.