Жизнь как на ладони. Книга 2

«…Наверное, доктор Крылов сбился без меня с ног, – думал Тимофей сквозь дрёму и монотонное бормотание Аполлона Сидоровича, перешедшего от творчества Петрарки к произведениям итальянских философов-утопистов. – Я не представляю, как он один справляется». Короткий, тревожный сон не освежил его, лишь голова стала тяжёлой, словно чугунный котёл.

Крепко растерев пальцами уши, Тимофей прислушался к тишине за дверью. Неизвестность угнетала узников больше, чем физические страдания.

Сквозь амбразуру окна на пол медленно вползал утренний солнечный луч, обещая безоблачный день тем, кто на воле. Тимофей безучастно проследил, как луч пробежал по стене, осветив спавших на полу сокамерников, утомлённых ночной беседой. Трёхдневное сидение в камере превратило представительного Аполлона Сидоровича в обрюзгшего старика в измятом сюртуке, по уши заросшего щетиной. Проведя рукой по подбородку, Тимофей подумал, что тоже выглядит не лучшим образом.

Осторожно покосясь на Васяна, он отвалил коврик от лаза в соседнюю камеру и, стараясь заслонить отверстие своим телом, позвал Всеволода:

– Сева, ты жив?

– Жив, – донёсся до него приглушённый ответ, и почти сразу он почувствовал удар по ноге:

– Эй, доктор, признавайся, с кем гутаришь?

Тимофей оглянулся, пристально посмотрел в подвижные монгольские глаза сокамерника, безошибочно определив, что тому от силы лет двадцать, и не таясь ответил:

– С братом. Он в соседней камере.

Их беседу прервал резкий стук раскрывающейся двери, и в проёме показался кряжистый краснофлотец с широкой грудью и невероятно кривыми ногами. Переступив через порог, он брезгливо оглядел заключённых, поморщившись, словно от соприкосновения с чем-то отвратительным, и, поставив крестик в своём блокноте, резко бросил через плечо маячившему в глубине коридора конвоиру:

– Этих больше не кормить.

Деловито запихнув блокнот в нагрудный карман, безразлично пояснил:

– Вернётся товарищ Ермакова, и расстреляем.

13

Накануне дня, на который был назначен расстрел узников Реввоенсовета, к двери квартиры Мокеевых на Измайловском проспекте подошла невысокая стройная девушка. Несмотря на её модную шубку и выбивавшиеся из-под шапочки мягкие завитки каштановых волос, она не выглядела хорошенькой. Слишком бледным и усталым было её осунувшееся лицо с лихорадочно горевшими глазами.

Она поспешно поставила на лестницу баул с вещами, содрала с руки варежку, перекрестилась и дрожащими пальцами повернула ручку механического звонка.

К двери долго никто не подходил, и девушка уже начала волноваться, как наконец дверь распахнулась, и на пороге появилась закутанная в платок Ольга Александровна.

– Зина!!

Словно не веря своим глазам, княгиня обняла Зинаиду за плечи, привлекая её к себе.

– Зиночка, милая, откуда ты взялась?

– Вот. Приехала. Насовсем, – просто ответила Зина и робко улыбнулась. – А где Тимофей?

– Пойдём, не будем говорить через порог.

Ольга Александровна пропустила гостью вперёд, указывая на дверь:

– Туда.

– Что это? – шёпотом спросила Зина, в остолбенении осматривая ободранные снизу стены и криво стоявший на одной ноге поломанный столик для визиток. Она помнила эту квартиру обставленной с безупречным вкусом, отточенным в светских салонах.

– Это поросёнок погулять вырвался, – сказала Ольга Александровна, как о само собой разумеющемся.

– Поросёнок? Какой поросёнок?

– Обыкновенный поросёнок средней упитанности. Новые соседи держат. Нас уплотнили, – пояснила Ольга Александровна. – Впрочем, – добавила она, – скоро тебя вообще перестанет удивлять что-либо.

Она провела Зину в спальню, наскоро переделанную под гостиную, и засуетилась по хозяйству, собирая чайный стол.

– Устраивайся, Зиночка, – приговаривала Ольга Александровна, – с минуты на минуту придёт Сима и подаст обед, а Пётр Сергеевич на службе, у себя в больнице.

Она так старательно отводила глаза, оттягивая момент ответа на вопрос о Тимофее и подробно рассказывая о всяких ненужных мелочах, что Зина почувствовала недоброе.

– Ольга Александровна, милая, не томите, – взмолилась она, с отчаянием перебивая бесконечную речь хозяйки дома. – Что с Тимофеем? Я готова ко всему, только скажите: он жив?

Княгиня Езерская застыла у стола, переставляя с места на место заварочный чайник с липовым цветом.

Зина видела, что Ольге Александровне трудно решиться произнести плохую новость, и уже прикрыла глаза в ожидании самого страшного, как вдруг будущая свекровь оторвалась от стола, подошла к Зине и протянула ей бумагу, на которой крупными каракулями с жуткими ошибками было выведено:

Доктор с афицером жывы.

Они орестованы и сидят в турме.

– Арестованы, в тюрьме? – девушка не сразу поняла смысл загадочной записки. – Ольга Александровна, кто прислал вам записку? Что произошло с Тимой и Севой? Вы должны мне всё рассказать по порядку.

При слове «живы» мучавшая её все последние дни тревога чуть отпустила, и она смогла рассмотреть обстановку комнаты, которая за полгода её отсутствия разительно изменилась.

Бросилось в глаза, что сюда была перенесена мебель из гостиной. В атмосфере дома уже видны были признаки обнищания: на столе аккуратно подсушенный хлеб, заботливо прикрытый вышитой салфеткой, чуть тёплая печь, в углу нагромождение каких-то коробок и, главное, странный запах, проникавший через дверь. Так пахнут гнилые яблоки в осеннем саду. «Ах да, здесь же живёт поросёнок», – вспомнила Зина о новых жильцах. Она поискала глазами, куда бы повесить пальто.

Две кровати, размещённые вдоль стен, были стыдливо прикрыты бежевыми персидскими ковриками, рядом пристроен буфет, ещё на Зининой памяти купленный в Гостином дворе, в углу высокая вешалка с тем самым пиджаком, в котором Тимофей отвозил её к родителям в Швецию.

Вешая шубку, Зина коснулась пальцами потёртого на локтях твидового рукава и вдохнула еле ощутимый запах больницы и туалетной воды – до боли знакомый запах любимого.

Она расшнуровала сапожки, но снять не решилась, боясь отвлечь этим Ольгу Александровну, уже начавшую свой горький рассказ о русской революции, и присела на кончик стула.

Княгиня рассказывала спокойно, чуть подрагивающим голосом, а перед глазами Зины вставали жуткие картины бунтующего Петрограда: ревущие толпы народа, вдребезги разносившие витрины магазинов, вмёрзшие в Неву трупы людей, голод, холод, неразбериха. Арест самодержца с семьёй.

На этом месте рассказа Зине отчётливо, до последней складочки над бровями, вспомнился облик государя, которого она когда-то лицом к лицу видела на Высочайшей аудиенции. В тот год в Санкт-Петербурге стояло жаркое ветреное лето, запомнившееся звоном колоколов и осиянное радостью о новорождённом цесаревиче. Именно в то лето, сразу после визита к императору, она призналась себе, что неотёсанный деревенский мальчишка Тимка Петров ей, пожалуй, даже нравится.

Когда Ольга Александровна дошла в повествовании до ареста Всеволода и исчезновения Тимофея, Зина ощутила, что не может вымолвить ни слова. Она молча налила себе кипятка, отпила глоток и только тогда решилась спросить:

– Вы знаете, в какой тюрьме их держат? И откуда взялась эта странная записка?

Она снова взяла в руки клочок измятой бумаги и перечитала обнадёживающие строчки.

– В том-то и дело, что мы не знаем, кто передал эту записку. – Ольга Александровна на секунду сделала паузу, припоминая подробности необычайного события. – Серафима стояла в очереди за хлебом, когда почувствовала, что к ней в карман лезет чья-то рука. Она подумала, что это охотники за кошельками, и подняла крик на весь магазин. Люди рядом с ней зашумели, заставили пересчитать деньги. Сима полезла в карман, но обнаружила, что ничего не пропало, наоборот, появилось нечто новое. – Ольга Александровна разгладила пальцами листок: – Сказать по правде, если бы не эта записка, то мы сошли бы с ума. Пётр Сергеевич места себе не находит, но он всё же занят на работе, а нам с Серафимой дома в четырёх стенах совсем беда. Ты знаешь, Зина, самое поразительное, что на следующий день после Севиного ареста к нам пришёл Аполлон Сидорович.

– Библиотекарь? – непроизвольно вырвалось у Зины.

– Именно, – утвердительно кивнула головой Ольга Александровна. – Он сообщил, что Всеволода держат в карцере нашего бывшего особняка. Нынче там организован Революционный совет. Представляешь? Где находится Тимофей, мы, к сожалению точно не знаем, но, судя по записке, можем предположить, что вместе с братом. Пётр Сергеевич хлопочет. Он уже ходил к самому главарю коммунистов господину Ленину. Охарактеризовал его как пренеприятнейшего типа, но старающегося изобразить из себя народного радетеля. Вдруг поможет? Как думаешь?