Толмач

6. Польза первого «блина комом»

После окончания курсов, едва успев провести две обычные туристические группы с недельным пребыванием в Москве, меня послали в командировку в Ленинград для работы на Международном конгрессе социальной защиты. Обычно на такие мероприятия направляют переводчиков с опытом. По-видимому, все опытные были уже заняты на тот момент, поэтому в состав дежурных переводчиков включили меня. Мы должны были в любой момент помочь общаться иностранным и советским коллегам. Нас рассадили в холле зала заседаний за столиками, где имелись соответствующие надписи: испанский, французский, английский и т. д. В перерывах заседаний сюда могли обратиться участники конгресса или журналисты разных стран с просьбой организовать встречу, перевести беседу, объяснить иностранцу какие-то бытовые вещи и т. д. И там со мной случилась небольшая анекдотическая история, лингвистический казус, который послужил мне практическим примером выражения «ложный друг переводчика». На ошибках учатся, так накапливается опыт. Мы с коллегами никогда не боялись вместе посмеяться над своими ляпами в переводе, именно потому, что становились профессионалами.

Так вот, подходит к моему столику небольшая группа участников конгресса из Латинской Америки, просят пригласить для беседы господина Иванова (фамилия условная). Я его нахожу. Беседа начинается. Иностранцев интересует, как проходит прием на работу реабилитированных. Помогают ли им в трудоустройстве, какая организация делает это, какое значение имеют профсоюзы и служба безопасности? Вопросы следуют один за другими, и постоянно слышится термин «реабилитированные», да еще рядом со «службой безопасности». Я, дитя своего века и своей страны, понимаю первое только в смысле «человек, вернувшийся из лагерей», а второе как КГБ. В то время тема реабилитации осужденных по политическим статьям оставалась в нашем обществе еще очень актуальной. Перевожу вопросы дословно. Товарищ Иванов, тоже «дитя» времени, напряженно молчит, напуганный вопросом, в котором ему явно чувствуется провокация. Он, кажется, вместе со мной напрочь забывает, что Конгресс посвящен социальной защите трудящихся, не в последнюю очередь, защите от несчастных случаев на производстве и восстановлению (то бишь, реабилитации) рабочего человека. Товарищ Иванов начинает говорить о разоблачении культа личности, о руководящей и направляющей роли партии во всенародном деле строительства социализма, и далее в том же духе. Конгрессмены, окружив его кольцом, вежливо выслушивают всю тираду, а потом снова просят меня перевести вопрос, уже немного расширяя его. И тут я, наконец, дурья башка, включаю мозги и интуицию, врубаюсь в контекст и понимаю, о чем, собственно, идет речь: о трудоустройстве инвалидов, получивших травмы на производстве. Иванов облегченно вздыхает, потом, открыв «клюв», распустив «перья» и закатив глаза, без запинки шпарит давние заготовки. Рассказывает о надежной системе охраны труда во всех отраслях народного хозяйстве, контроле безопасности на рабочих местах, восстановлении трудоспособности после производственных травм, выплате пособий в случае получения инвалидности, профилактических мероприятиях, как то, производственная зарядке, развитии спортивных профсоюзных клубов, обязательная всеобщая диспансеризации, многочисленные профсоюзные здравницы, и так далее. Конгрессмены уходят вполне удовлетворенные. Мы с товарищем Ивановым тоже. На прощание он дружески хлопает меня по плечу и заговорщически подмигивает, как подельнику, с которым только что провел удачную аферу. Но по большому счету он рассказывал о том, что действительно было в то время на всем огромном пространстве Советского Союза – государстве рабочих и крестьян.

Для меня первая работа в качестве переводчика, а не гида – экскурсовода была очень полезна. Я на практике осознала основной принцип перевода диалога: внимательно выслушать собеседника, не отвлекаться от контекста и переводить только, когда есть уверенность, что понимаешь смысл высказывания, а не отдельных слов. Кстати, этот принцип не относится исключительно к профессии переводчика. Он целиком применим к практике общения на родном языке. Но в этом случае, к сожалению, приходится слишком часто, начиная с простого бытового уровня и до уровня парламентских дебатов, различных телевизионных ток-шоу и пр., наблюдать, как непонимание вопроса (намеренное или неосознанное) приводит к разногласиям, спорам и вязкой бессмысленной полемике сторон. Оппоненты говорят, не слушая друг друга, грубо перебивая, а кто оказывается наглее, тот и перекрикивает этот «ток». Нас не приучают слушать (несовершенный вид глагола) собеседника, чтобы услышать (совершенный вид) то, ради чего тот начал, научно выражаясь, свою речевую деятельность.

7. Простые советы бывалого

Когда у меня спрашивают, как научиться говорить на иностранном языке, я советую всегда одно то же: сначала надо научиться слушать и стараться услышать. Это же я внушала своим ученикам, когда приходилось работать преподавателем. Обязательно с полным вниманием надо слушать вопрос, поняв который, не трудно будет сформулировать ответ. При недостатке лексики, можно удовлетвориться простыми «да» или «нет», а дальше употребить тот же глагол, что и в вопросе: делать, есть, пить, читать, и т. д. Собственно, таким же образом ребенок лет до двух учится своему родному языку. Он только внимательно слушает вопрос, понимает, и отвечает да или нет вполне убедительно, даже и не вербально, а движением, жестом, взмахом головешки, мимикой или откровенным ревом. Потом в один прекрасный день взрослым придется удивиться, как их ребенок, до того произносящий лишь подражательные «гав – гав» и «мяу-мяу», вдруг выдает целую фразу, точно скопированную от папы, мамы, бабушки или няни. А это не вдруг. Это два года слушания родной речи, это обитание в среде языка, усвоенные «на слух» модели общения. Прерогатива слушанья над говореньем была открыта веками назад древними философами. Недавно я случайно напала на одно мудрое изречение Плутарха: «Научись слушать, и ты извлечешь пользу даже у тех, кто говорит плохо. Природа дала два уха и один язык».

Безусловно, самым эффективным средством изучения иностранного языка оказывается погружение в среду этого языка. Но поехать в страну изучаемого языка не всегда и не для всех доступно. На занятиях в аудитории «погружение» сделать трудно, но возможно. Надо попытаться, пусть искусственно, но непременно искусно, создать для этого условия. Эффект погружения оправдает усилия и приведет к эффективности. Мне повезло со шведским языком. Я изучала его в Швеции, он звучал целыми днями по радио и телевидению, я слышала разговор соседок по дому, попутчиков в транспорте, покупателей в магазинах и кафе, – язык звучал везде и повсюду. Вдобавок, я привыкала к зрительному восприятию, то есть, к письменной шведской «речи», не упуская случая пытаться прочесть и понять вывески и названия магазинов, мастерских и прачечных, школ и других учреждений. Открывая почтовый ящик, я доставала рекламные листки, объявления и уведомления и тоже старалась определить, о чем они, к чему относятся. Кроме того, вечерами я смотрела кассеты с запрещенными у нас американскими фильмами, взятыми напрокат в видеосалоне. В то время в Швеции иностранные фильмы не дублировались, а шли с титрами. Я наловчилась быстро прочитывать текст внизу кадра, а потом так же быстро находить перевод какого-нибудь «ключевого» слова в раскрытом на коленях словаре. Все эти самостоятельные занятия были мощным дополнением к урокам на курсах при Стокгольмском университете, куда я записалась в первый же месяц моего пребывания в стране. Одним словом, при таком полном вовлечении в язык, имея сильнейший интерес и мотивацию, прогресс освоения шведского языка шел колоссальными темпами. Через три месяца я уже работала в нашем представительстве «Аэрофлота» в информационной службе (на телефоне). Странно, но говорят, что кроме Александры Коллонтай, первого посла Страны Советов в Швеции в 20-ые годы прошлого века, в дальнейшем ни одного нашего дипработника высокого ранга со знанием шведского языка, так и не появилось вплоть до наших времен. А ведь давно для всех иностранцев обучение шведского языка не требует денег, оно бесплатно. Расходы на популяризацию языка и культуры Швеции идут из королевской казны.

Прогресс в разговорном испанском языке и без выезда в Испанию, у меня тоже стал очевидным, как только я с головой погрузилась в работу гида-переводчика, а группы туристов пошли одна за другой. С каждым днем, с каждой группой, с каждым индивидуальным туристом набирался опыт общения, опыт профессиональный, опыт жизненный тоже. Уровень владения устной речью, владения языком рос стремительно, причем языком живым, настоящим, современным, пополняя запас того, который мы изучали по текстам классиков, учебникам и словарям, часто составленным бог весть когда.

Это сейчас магазины, библиотеки и Интернет завалены предложениями учебников и учебных пособий, электронными средствами обучения, рекламой скоростных методов обучения, типа пресловутого 25 кадра (не верю!), а также словарями толковыми, синонимическими, фразеологическими, тематическими. Я уж не говорю о том, что сейчас, при наличии финансовых средств, иногда не слишком крутых, есть возможность поехать в страну языка. А в то время, о котором я пишу, ничего такого не было. Страны Латинской Америки и города Испании были для меня, да и большинства моих коллег, лишь экзотическими, волнующими воображение названиями на географической карте мира.

Тем приятнее было получать комплименты от иностранцев, носителей языка, по поводу твоих знаний. Выяснив, что гид никогда не был в испаноязычной стране, они еще больше удивлялись правильности произношения и солидному лексическому набору. В самом деле, тогда гиды Интуриста (и то, далеко не все) редко выезжали за рубеж в качестве переводчиков, сопровождающих немногочисленные группы советских туристов, профсоюзные делегации, или гастрольные турне артистов цирка. Срок таких поездок обычно был коротким, не больше недели-двух. Ни о какой стажировке, повышения квалификации языка за пределами Союза, вообще речи не шло.

Пожалуй, на этом и закончу небольшое отступление от основного повествования, которое, впрочем, и дальше не будет выстраиваться в строго хронологическом и логическом порядке. Оно следует определенной цепочке ассоциативной памяти, а звенья этой цепочки не всегда скрепляются точными датами. Память своевольна, непредсказуема. Какую-то мелочь может хранить всю жизнь, неизвестно, зачем и почему, а события, казалось бы, намного более значительные, возьмет, да задвинет в дальние уголки. Но оттуда я тоже постараюсь вытряхнуть какие-нибудь интересные истории.

8. Туристы из Латинской Америки. Аргентинцы

С первого же сезона в Интуристе меня, как салагу, стали направлять работать с аргентинскими группами, которые у наших «стариков» не были в фаворе. Большинство моих опытных коллег считали аргентинцев не в меру капризными, чересчур требовательными: они, мол, пересмешники, перебивают рассказ гида, во время экскурсии задают много двусмысленных вопросов, никогда не приходят в назначенное время, ломая график поездок. Ну, что касается пунктуальности, то ясное дело, это не самая сильная сторона аргентинцев, да не только их. Если вам приходилось вести дела с латиноамериканцами, наверняка вы запомнили слово «маньяна» – завтра, которое произносится с доброй улыбкой в ответ на ваше суетное предложение или просьбу срочно сделать что-то именно сегодня, сейчас. Но что правда, то правда: у аргентинцев в самом деле, амбиций гораздо больше, чем у соседей по континенту. Возможно, для того имеются некоторые основания. В Аргентине свыше 85 % населения – это выходцы из Европы, люди образованные, начитанные. Обладая мощными природными ресурсами и традиционно развитым сельским хозяйством, Аргентина всегда жила лучше, чем большинство других стран Латинской Америки. В годы Второй мировой войны Аргентина снабжала зерном и мясом обе воюющие стороны и вполне себе приумножила благосостояние. Примечательно, что в каждой группе туристов всегда находился не один человек, который с неизменной гордостью не забывал сказать, что радио Аргентины первое на всем Американском континенте сообщило о капитуляции Германии.

По взаимной договоренности между Интуристом и аргентинскими фирмами, питание у их соотечественников было усиленное и, естественно, дороже по смете. Всем европейским и латиноамериканским туристам мясные блюда подавались один раз в день, а аргентинцам мясо готовили и на обед, и на ужин. Делалось это как раз потому, что в Аргентине мясо – самый употребительный и доступный продукт. Аргентинцы очень гордятся не только своим отличным мясом, но и футболом, кожаными изделиями, и конечно, аргентинским танго. Родившись в бедных портовых кварталах Буэнос – Айреса, танец быстро стал перемещаться в салоны буржуазии, а потом выходить на улицы и площади, а потом и вовсе в один момент стал неким символом демократии. С некоторых пор установлен и международный праздник аргентинского танго. Не менее символическое значение приобрела, спустя почти полвека после написания, поэма Хосе Эрнандеса «Мартин Фьерро». Так зовут героя поэмы, простого пастуха, гаучо аргентинской пампы, от лица которого и ведется рассказ. Аргентинский ковбой куда круче техасского: он виртуозно владеет лассо и ножом, прекрасный наездник, а еще – он певец, пайадор, всегда готовый придумать и исполнить новую песенку, достав из-за спины свою верную спутницу-гитару. Южноамериканская поэма Эрнандеса о бедном гаучо не менее знаменита, чем североамериканская «Песнь о Гайавате» Лонгфелло и тоже переведена на десятки языков мира.

Когда-то брендом национальной культуры Аргентины считалось кино. Фильмы этой страны пользовались неизменным и заслуженным успехом во многих странах, не исключая нашей, где обожали актрису и певицу Лолиту Торес. Спустя годы аргентинский кинематограф уступил свою славу телесериалам, которые тоже нашли тысячи поклонников по всему миру. Совершенно особой гордостью аргентинцев с 60-ых годов стал их соотечественник Че Гевара. Для тех, кто не знает: приставка «че» при обращении к лицам мужского пола, приятелю, другу – это чисто аргентинская традиция. Но в случае с пламенным революционером приставка навечно вошла в состав имени.

Приезжали аргентинские группы обычно недели на три, а то и на месяц, чтобы успеть посетить не только Москву и Ленинград, но и другие столицы Советского Союза. Конечно, я тоже заметила особенности аргентинцев, зато они меня сразу покорили своим чувством юмора, то, что я ценю в общении больше всего. Это верный признак отсутствия тупости, а значит, можно найти общий язык, кроме испанского, найти компромисс, договориться. Чаще всего группы туристов из Аргентины составляли сыновья и внуки выходцев из России первой волны эмиграции. Они уезжали в страну хлеба и мяса, в начале 20-ого века, спасаясь от безработицы, голодухи, а многие и от черных погромов, резни, геноцида. И до сих пор еврейская и армянская диаспоры одни из самых многочисленных в Аргентине. Туристы, сами уже далеко не молодые люди, обычно везли с собой в Союз адреса деревень, сел, местечек, зачастую давно не существующих на Украине, в Белоруссии, России, Армении, откуда когда-то уехали их бабушки-дедушки или родители. Прямо в аэропорту они начинали атаковать просьбами связаться с их родственниками по указанному адресу, расспрашивали, как туда доехать, как вызвать их в Москву, как узнать их телефоны и т. д. Практически это никогда не удавалось сделать, не только по причине того, что установление таких связей жестко пресекалось известными службами. Возможно и потому, что сами фамилии, указанные в адресах, вызывали недоумение. Например, когда в каком-то поселке близ Урюпинска пытались обнаружить Гонсалеса. А такие фамилии, например, как Портной, Сапожник, Ювелир, Часовщик и тому подобные, нашим чекистам казались, наверное, кличками агентов, работающих под прикрытием. Но дело-то было лишь в том, что, когда беженцы попадали в «землю обетованную», самым главным, естественно, становилось побыстрее найти работу, накормить семью и зажить нормальной жизнью. Поэтому, отвечая на вопрос офицеров погранично-таможенной службы, не зная испанского языка, глава семейства лишь упорно называл свою профессию, ремесло, умение делать что-то конкретное. В конце концов, у многих так и остались эти чудные фамилии. Как-то у меня чуть ли не вся группа состояла из таких «портных». Когда приходилось, как положено, подавать список группы в Аэрофлот или в гостиницу, начинался хохот у одних, а у других (сотрудников службы безопасности) резко повышалась бдительность. Надзор за иностранными туристами из капстран осуществлялся по всему маршруту. Но под особое внимание попадали как раз группы из стран Латинской Америки. Это объяснялось тем, что на тот момент часть работников советской внешней разведки вместе с коллегами из многих стран мира, были заняты поисками бывших фашистов, укрывающихся в Аргентине, Мексике, Парагвае, Колумбии, Боливии. Агенты «моссада» – израильской разведки, яростной, неутомимой, целеустремленной, доказали всему миру, что возмездие за холокост настигает неотвратимо.

9. Проблемы и казусы

Мне намекнули, что каждая аргентинская группа находится в зоне внимания у нашей службы госбезопасности. Естественно, где, когда и кто из «старших братьев» будет рядом, никто из гидов не знал. Иногда мы вычисляли «следаков», а иногда случались казусы.

Как-то, после долгого путешествия, трудового туристского дня, разместившись в придорожном мотеле, мои аргентинцы, как всегда, собрались в холле на вечерние посиделки, на совместное распитие чая мате. Когда-то давно этот травяной чай был не более чем традиционным напитком индейского племени гуарани. Но у аргентинцев чаепитие «эрба мате» превратилось почти в сакральное действо. Приносят термосы с уже готовым мате, наливают дымящийся чай в «бомбилью» – сосуд не только в форме маленькой тыквы, но и сделанный из этого же плода, высушенного и выдолбленного изнутри. В тыквенную чашечку вставлена широкая трубочка с серебряным или золотым мундштуком. Первый отпивает, передает другому. Кипяток один-два раза, не больше, подливается в термос, потом снова заваривается свежей травой. Бомбилья идет по кругу, все приобщены к этому действу: определенная аллюзия «трубки мира» у индейцев. Пьется настоящий «мате» без сахара и очень крепко заваренный – «амарго» (горький), наверное, что-то вроде тюремного «чифиря». И это круто во всех смыслах. Слабый, спитой мате называется «кларин» – светлый в переводе. Есть одна из множества пословиц, посвященных этому напитку, в которой степень бедности соотносится с крепостью мате: «Он так беден, что пьет «кларин». И вот, сидим мы, пускаем по кругу «бомбилью», делимся впечатлениями, как всегда, спорим о чем-то, но мирно, без фанатизма, устали. Неожиданно к нам подходит человек и просит меня узнать, нет ли у кого-нибудь пассатижей. Честно говоря, я и по-русски тогда не знала, что такое пассатижи, а уж на испанском подавно. Но всегда, если не знаешь точного перевода слова, термина, можно передать смысл понятийно, описательно. Человек мне в двух словах сказал, что это – инструмент, применяемый обычно в слесарном деле. Я без труда перевела. Тут же послышался добродушный смех, посыпались шутки. Аргентинцы, как было сказано, народ с большим чувством юмора, стали предлагать: женщины – пилочки для ногтей и маникюрные ножницы, мужчины – штопоры и перочинные ножички. Но человек, настаивал, что ему нужны именно пассатижи. Я пытаюсь доказать, что все уже поняли, о чем идет речь, но у них нет с собой никаких слесарных инструментов, объясняю, что обычно туристы вообще никогда не берут их в поездку за рубеж. Человек, явно раздосадованный и даже несколько смущенный, берет лист бумаги, рисует этот самый инструмент. И вдруг один из группы радостно откликается, встает из-за стола и вместе со странным человеком, в полночь интересующимся пассатижами, отходят сначала в дальний угол холла, затем скрываются за дверью гостиницы. Оказывается, как мне объяснил потом аргентинец, что это был некий пароль, на который надо было отреагировать подходящим образом. А с аргентинцем, у которого оказались «пассатижи», мы за долгий месяц поездки подружились, и он, не таясь, сказал, что является членом регионального отделения международной антифашистской организации, которая помогает обнаруживать бывших нацистских преступников и сообщать об этом агентам заинтересованных спецслужб.

Не один раз в работе с аргентинцами мне приходилось убеждаться в специфических особенностях их характера, но всегда выручало, еще раз повторю, чувство юмора. А у аргентинских евреев, впрочем, как и у советских, это чувство было превосходным. К тому же, при всей своей гордыни, они не были лишены и самоиронии. Вот один анекдот, который со смехом рассказал мне кто-то из группы. «Вопрос: знаете, какой самый удачный бизнес? – Ответ: купить аргентинца по его настоящей цене, а продать по той, какую он себе сам назначил». Смех, юмор, шутки помогали «переводить стрелки» с ситуации проблемной и серьезной на решаемую, находить вариант обойти трудности.

10. Туалеты – это серьезно

А проблем, как было сказано, тогда было более чем достаточно. К примеру, проблемными оказывались плохо вымытые клозеты и ванны, отсутствие туалетной бумаги, редкая смена полотенец и постельного белья, грязные автобусы, некачественное питание в ресторанах и еще уйма других.

Проблема с туалетами становилась особенно острой при продолжительных автобусных турах. Как я уже упоминала, остановки по трассе были запрещены, кроме заправочных станций. Там не только заправлялись, но и, говоря простонародно, оправлялись, во всяком случае, надеялись. Я-то знала, что надежды не оправдаются. Каждый раз повторялась одна и та же сцена. Останавливаемся на АЗС, люди выскакивают из автобуса и трусцой направляются к дощатому строению, на расхлябанных дверях которого грозно растопырились черным крупные буквы русского алфавита «М» и «Ж». Стены сияют свежеокрашенной голубой краской, наложенной на предыдущие давние слои. Почему-то всегда стены общественных уборных красили именно в этот цвет, – метафора чистоты и свежесть морского бриза. Но контраст между небесно-голубыми стенами снаружи и «декором» внутри был ошеломительным. Я всегда оставалась сидеть в автобусе, уныло наблюдая через окошко за происходящем, зная, что будет дальше. А дальше происходило следующее. Обнаружив на первой-второй остановке совершенно кошмарный по грязи туалет, туристский народ уже не спешил выходить и бежать к «М» и «Ж». Контроль мужественно берет на себя лидер группы. Остановка. Все прилипают к окошкам и ждут сигнала. Лидер выходит, направляется к уборной, как обычно выкрашенной в голубенький веселый цвет надежды, заглядывает туда, а потом делает узнаваемый сигнал своим соотечественникам. Мимика и жесты красноречивы, эмоциональны и легко дешифруются: «Ужас! Не выходить! Не входить!». А на третьей остановке отважный «первопроходчик», приняв всю полноту ответственности за порученное дело, уже и не будет заглядывать внутрь уборной. Он выйдет из автобуса, сделает два-три шага к заветным дверям, сделает вздох, уловит тошнотворный смрад и подаст друзьям по несчастью уже знакомые сигналы. В конце концов, дело решалось просто, если конечно, удавалось уговорить водителя. Нарушая инструкцию, он останавливал автобус на обочине у леса. Гурьбой вываливалась вся группа, и мальчики шли налево, девочки – направо. Это была моя идея, как понимаете, далеко не оригинальная. Мы здесь к такому были привычны, а они как-то не очень, но вернувшись из леса, аргентинцы, например, ржали как необъезженные мустанги, шутили, как говорится, на грани фола, но все были довольны. Однажды попался или очень вредный, или очень бдительный водитель: ни в какую не хотел останавливаться на дороге. Я его упрашивала, уговаривала, тем более, что одна пожилая сеньора предупредила о своем недуге недержании. Я и водиле сказала об этом, но тот упирался. Тогда эта почтенная дама устроилась у задней двери, и «водичка» побежала по ступенькам. Все тактично отвернулись, а водитель, яростно взревев и почему-то обругав меня, наконец – то остановился.