Вернуться!

Срубив деревцо и найдя укромное местечко между камнями, он соорудил небольшое ложе из веток и вернулся к лодке. Иван вынул намокший мешок с продуктами, отнёс его к укрытию и отправился за парнем. Тот опять пришёл в себя и попытался помогать Ивану, когда тот тащил его из лодки. На берегу, он поднял парня на руки, еле держась на ногах, сделал несколько шагов и повалился на землю. То ли парень был слишком тяжёл, то ли Иван так ослаб, но сил дотащить его до укрытия не было. Иван сходил за обрубком деревца, подсунул тонкий ствол под парня, перевернув его на живот, и стал потихоньку тянуть наверх. Матросик обнял деревцо обеими руками, чтобы не свалиться, и только ещё громче стонал, когда раненые ноги стучали о камни во время движения.

Наконец Ивану удалось дотащить парня до места. Он устроил его на сооружённом ложе, сел рядом, и попытался заговорить с ним.

– Я Иван, – показал он на себя, – А ты?

– Улаф, – произнёс парень еле слышно посиневшими губами. Потом вдруг что-то вспомнил, полез за пазуху и извлёк уже знакомую Ивану флягу, встряхнул её, вымученно улыбнулся и протянул Ивану. Старпом взял флягу, открыл и сделал глоток.

– За знакомство, – сказал он и вернул флягу хозяину.

Парнишка тоже что-то произнёс и, сделав глоток, опять протянул её Ивану, но тот показал жестом, что, мол, хватит, напиток ещё пригодится. Улаф, кажется, понял и спрятал флягу в карман.

Отчаянно жестикулируя, Иван объяснил парню, что пойдёт искать помощь, но прежде, чем уйти, вернулся к лодке и положил на трос ещё пару больших булыжников, на всякий случай. Он бродил по берегу несколько часов, и каждый раз суша заканчивалась либо крутым обрывом, либо более пологим спуском, ведущим к воде.

«Неужели остров? Вот так влипли!» – думал он, вглядываясь в морскую ширь. Наконец он обошёл его весь. Никаких признаков присутствия человека, лишь низкие голые деревца, ещё заснеженные сопки и только кое-где из-под неглубокого снега пробивались красные подмороженные горошины прошлогодней брусники. Иван разгрёб снег и стал собирать ягоды. Он съел несколько пригоршней, перекатывая подмороженные плоды во рту языком и жадно проглатывая холодный кисловатый сок. Потом загнул полу куртки и наполнил её налитыми твёрдыми ягодами для Улафа и отправился в обратный путь. Единственное, что порадовало его во время обхода, это то, что вдали он разглядел очертания другого берега.

«Завтра поплывём туда», – решил он – «А сегодня надо устраиваться на ночлег здесь».

Улаф встретил его вопросительным взглядом, и Иван в ответ лишь отрицательно покачал головой и развёл руками. Он отдал Улафу ягоды и пошёл собирать хворост для костра.

Иван не курил, но всегда носил с собой зажигалку во внутреннем кармане. Так, на всякий случай. Сейчас она была весьма кстати. Сырые ветки покапризничали, н понемногу разгорелись. Иван подтащил Улафа к огню и взялся за мешок, захваченный им с тонущего рыбацкого судёнышка. В спешке он не рассматривал, что попалось ему под руку, брал, что успел. Теперь пора было определиться со своими запасами. Кто знает, как долго им придётся ждать помощи, если она вообще придёт. В мешке оказалось несколько банок тушёнки, буханка хлеба в вакуумной упаковке, пара пачек галет, немного соли и несколько брикетиков какой-то крупы. Иван прикинул, сколько часов прошло с того момента, когда он ел в последний раз. Выходило часов 12-15. Чувство голода сделалось невыносимо острым. Он вскрыл хлеб, отрезал два куска, аккуратно завернув и спрятав в мешок оставшийся, затем вскрыл топориком банку тушёнки, намазал её на хлеб и протянул один кусок Улафу. Тот заворожённо следил за действиями Ивана и с радостью принял предложенную ему еду. В освободившуюся банку Иван набрал чистого снега, растопил его над огнём и они жадно выпили жирную горячую воду, по очереди передавая жестянку друг другу. Утолив голод, Иван бросил пустую банку в мешок. Ещё пригодится. Затем он подбросил в костёр веток, они устроились поудобней, прижались друг к другу спинами и попытались уснуть. Улаф, кажется, впал в забытьё, а Иван лишь слегка дремал, постоянно просыпаясь и подбрасывая веток в костёр. Апрельская ночь была коротка, Иван поднялся, чтобы согреть воды перед следующим выходом в море. Надо было переправляться на другой остров. А, вдруг, им повезёт, и они доберутся до людского жилья. Уже через час Иван сидел на вёслах, отплывая от приютившего их берега к другому, пока ещё неведомому.

После вчерашнего шторма море было довольно спокойным, почти штиль, и они, хоть и медленно, но постепенно приближались к желанной цели. Иван согрелся, работая вёслами, а вот Улаф стучал зубами от холода. Солнце светило довольно ярко, но свет его расходился по воде и почти не грел. А от стального цвета воды, из самых её глубин тянуло застарелой зимней стужей. Иван знаками показал Улафу на вёсла: «Попробуешь, чтобы согреться?». Тот подумал, видимо оценивая свои силы, и согласился. Они осторожно поменялись местами, и Улаф сделал несколько взмахов, напрягаясь изо всех сил. Лодка замедлила свой бег и почти остановилась. Но и этих гребков для Улафа было достаточно. Его лоб покрылся испариной и было понятно, что силы почти совсем оставили его. Но движение всё же немного согрело парня, и он перестал стучать зубами. Иван снова сел за вёсла. Вскоре они добрались до желаемой цели.

На этот раз Ивану удалось быстрее найти место для причаливания. Он выпрыгнул на каменистый берег, закрепил верёвку, выбросил на сухое место нехитрые вещички и помог Улафу выбраться из лодки, а затем принялся вытаскивать её из воды. Вода была и в самой лодке.

– «Остатки дождя и заливавших лодку волн во время шторма», – подумалось ему – «Но, ведь, я вычерпывал, а сегодня дождя не было. Откуда вода?»

Вытащив лодку на берег, он внимательно её осмотрел. В носовой части была небольшая течь.

– «Наверное, от ударов о камни пока швартовался», – решил он, – «Надо что-то придумать. Хорошо ещё сюда доплыли. Людей искать надо, а то… ». Думать о плохом не хотелось и Иван начал осматриваться. Его взгляд упал на Улафа, сидевшего на валуне. Лицо серое. Посиневшие губы мелко дрожали. Казалось, что он сейчас потеряет сознание и упадёт. Иван бросился к нему и перетащил парня снова в лодку.

– «На камнях совсем замёрзнет. Надо скорей разводить огонь», – соображал он. Схватив топорик, он бросился к нескольким деревцам, стоящим невдалеке, быстро нарубил веток и, увидев укромное местечко за большим камнем, стал устраивать небольшой настил и готовить место для костра. Через полчаса Улаф уже сидел у огня и отхлёбывал горячую воду из банки. Обоим нестерпимо хотелось есть. Иван аккуратно, чтобы не крошить, отрезал по куску хлеба (Улафу немного больше) и опять согрел воду. Перекус был слишком скромен, но и от этого стало легче. Иван вспомнил о фляге и показал знаками Улафу, что надо достать её и сделать три глотка. Улаф послушался и, глотнув спирта, протянул флягу Ивану, тот сглатывая набежавшую слюну и пересиливая желание, отказался. Улаф поспешно убрал драгоценную жидкость.

На их счастье склон сопки, на котором они оказались, был на солнечной стороне, остатки снега были уже растоплены и сбежали ручейком в море, а черная каменистая земля лучше удерживала драгоценное тепло. Место было укрыто от ветра камнями, костерок весело горел и они понемногу стали согреваться. Иван принёс ещё веток и, оставив Улафа у огня, отправился исследовать этот новый кусок земли, приютивший их. Как знать, на сколько?

Этот обход вновь не дал утешительных результатов. Они снова были на острове. Возможно, чуть большем, чем прежний, но таком же пустынном. Правда, недалеко от него виднелись другие островки, но даже издалека было понятно, что они гораздо меньше и так же необитаемы. Голые скалистые берега, скорее похожие на огромные валуны, торчащие из воды, не оставляли надежды.

«Видимо, придётся провести здесь не один день, пока что-то не придумаю с лодкой. Значит надо экономить еду и стоит снова поискать под снегом ягоды. На этих диких островах их должно быть много», – он пожалел, что не захватил с собой банку. Иван огляделся, приметил склон с тонким слоем снега и, пробивающиеся сквозь него, стебли прошлогодней травы. Он присел на корточки, сгрёб снег и залюбовался россыпью чуть побледневших, но всё ещё красных ягод.

«Приехать бы сюда в сезон. Вот уж где урожай!» – думал он, собирая в пригоршню бруснику и отправляя её в рот. Зубы заломило от холодных ягод, и он почувствовал, что немного озяб. Пора было возвращаться на берег.

Иван продвигался по склону к небольшой рощице, бережно неся в пригоршне собранную для Улафа бруснику, стараясь не рассыпать и не помять свою добычу. У рощицы он немного задержался и осмотрелся. Невысокие деревца густо росли на более-менее ровных, не занятых валунами площадочках, создавая укромные закуточки.

«Вот здесь и надо устраиваться», – решил Иван и вдруг заметил в одном из таких закутков небольшое дощатое строение. Он подошёл поближе. Перед ним был полу-домик или полуземлянка, с прикрытой на щеколду щелястой дверцей. Он осторожно снял щеколду и заглянул внутрь. Видимо, это был заброшенный охотничий домик, в котором уже давно никто не бывал. Внутри стоял маленький, плохо оструганный столик, старая замшелая скамья, а у стены притулилось что-то похожее на нары.

Иван вошёл внутрь, цепляясь ногами за полусгнившие ветки, набросанные на земляном полу. Глаза привыкли к сумрачному свету, и он заметил на столе жестяной котелок и пару кружек. Чуть дальше стоял небольшой закрытый жестяной ящичек. Иван осторожно высыпал ягоды в кружку и открыл ящичек. Вот это находка! В ящичке лежали завёрнутые в целлофан большой коробок спичек, кулёчек с солью и несколько чёрствых обкрошившихся сухарей, а под ними – старый заржавелый нож, кусок лески и несколько крючков разной величины. И уже совсем на дне он увидел кусок газеты на непонятном языке. Это действительно был не то охотничий, не то рыбацкий домик, которым, по-видимому, уже давно не пользовались. В стене рядом с нарами даже был устроен небольшой очаг с трубой, выведенной через низкую крышу наружу. Рядом пара неизрасходованных, уже трухлявых поленьев.

«Вот это повезло. Можно продержаться некоторое время», – сказал он вслух и сам удивился хрипоте своего голоса.

Иван взял нож, вышел наружу и срезал несколько голых прутьев. Соорудив что-то вроде веника, он вернулся в избушку и принялся выметать мусор и паутину. На нарах он приметил старый парусиновый плащ, вынес его на улицу, вытряхнул и бросил на низкий кустик, росший рядом. Проветриться. Затем он насобирал охапку сучьев, посуше и потолще, собираясь разжечь огонь, но передумал, решив сначала сходить за Улафом.

Закончив нехитрую приборку, он взял кружку и снова отправился к брусничнику. Там быстро наполнил её до краёв и поспешил на берег.

Улаф ждал его, пытаясь поддерживать догорающий огонь. На его вопросительный взгляд Иван отвёл глаза и со вздохом покачал головой. Улаф с надеждой смотрел на незнакомую кружку и тогда Иван жестами стал объяснять ему про охотничий домик и то, что им надо собираться и переходить на новое место. Пока Улаф перекусывал ягодами, он понадёжнее закрепил лодку, чтобы её не смыло волнами и приготовил для переноски вещи. Оценив всё взглядом, решил двигаться, перенося поочерёдно то Улафа, то вещи. Тащить Улафа было довольно тяжело, но он слегка передыхал, возвращаясь за вещами. Усталость брала своё, переходы становились всё короче, а отдыхать приходилось всё дольше и дольше.

Путь занял не один час, но они, наконец, добрались до места. Иван устроил Улафа на нарах и занялся разведением огня.

Тепла от печурки было немного, всё оно уходило через щели в стенах и потолке, но это было всё равно лучше, чем ночевать на улице. Набрав в котелок снега, он согрел воду и бросил туда немного оставшейся брусники, раскрошил в кружки один из сухарей и залил горячей водой. Получилась жидкая и совсем неаппетитная баланда, но голод брал своё, и эта еда всё же немного его утолила. Иван принёс ещё прутьев, чтобы хватило до утра, и они кое-как устроились на нарах, укрылись плащом и попытались уснуть. Спать таким образом было и жёстко и неудобно, но усталость взяла своё и, помучавшись немного, они наконец заснули.

Короткая апрельская ночь пролетела быстро, мужчины проснулись с первыми проблесками дневного света. Бока болели, но усталость прошла, и они чувствовали себя лучше. Даже Улаф немного ожил, но ноги его ещё не слушались и потому Иван усадил его поудобнее рядом с огнём и занялся разогреванием воды. На этот раз Иван размочил в котелке часть крупяного брикета, который они жадно съели, запивая брусничным чаем.

Пора было побеспокоиться о еде. Леска и крючки были кстати. В качестве удилища Иван приспособил, найденную им, короткую крепкую палку. Вырезал ножом блесну из крышки железной банки. Положил её на большой валун и обстукал края небольшим, но увесистым камнем, затем натёр до блеска. С грузилом пришлось потрудиться дольше, но и его он скоро приладил на место и привязал крючок и выструганный из куска деревяшки поплавок.

Наконец, обеспечив Улафа топливом для печурки, Иван отправился на берег. Побродив у воды, он набрал опарышей и устроился на невысоком отвесном берегу. Для начала он решил попробовать забросить удочку без наживки. Леска опустилась почти вертикально, и блесна ушла под воду. Ждать почти не пришлось. Почувствовав лёгкий толчок, он дёрнул леску, подсекая рыбу и начал выбирать её из воды. Без катушки это было неудобно, но он справился. Наградой за труды была небольшая треска. Она приятно трепыхалась в руках, когда Иван снимал её с крючка, крепко сжимая пальцы, чтобы не сорвалась. Затем он опять опустил леску в воду и почти тотчас вытащил следующую рыбу. Иван вошёл в азарт, рыба садилась на крючок сразу, как только блесна ныряла под воду. Оставалось только быстро подсечь её и аккуратно выбрать леску. Уже через час среди камней лежали полтора десятка серебристых рыбок.

«Пора заканчивать», – остановил он себя: – «Сразу всё не съедим, а хранить всё равно негде». Он с сожалением смотал леску, собрал рыбу и вернулся к Улафу.

В этот день они ели уху, ягоды и пили чай из почерневшего под снегом прошлогоднего брусничного листа. Чувство голода наконец-то ушло, и в теле появилась приятная истома.

После обеда Иван помог Улафу выбраться из избушки и устроил его на солнечной стороне большого камня, лежавшего неподалёку. Понемногу завязался разговор. Сначала преобладали жесты, но потом оказалось, что Улаф немного говорит по-английски, а Иван вспомнил свои неглубокие школьные познания. Вот уж не думал он, что придётся однажды пожалеть, что когда-то обращал так мало внимания на изучение, казалось бы, совсем бесполезного для военного моряка языка. Надо же, когда пригодился! Они определились со временем, и Иван сделал зарубки ножом на небольшой осинке рядом с их временным жилищем. Со времени его падения в море прошло уже четыре дня, после гибели рыбацкого судна два.

«Ну, хорошо, меня могут считать погибшим, но ведь должны искать рыбаков, значит, надежда всё же есть», – размышлял он. Конечно, ему военному моряку-подводнику не очень уместно оказаться в натовской Норвегии, но это всё же было лучше, чем сгинуть безвестно на этом диком острове. Хотя теперь имея леску и крючки, они могли добыть себе пищу, положение их всё же было незавидным. Запасы соли, спичек и другой еды были невелики. Необходимо было постоянно поддерживать огонь, чтобы не остаться однажды без возможности хоть как-то обогреться и поесть горячего. Кроме того, надо было что-то придумать с лодкой, каким-то образом законопатить пробоину.

«А вдруг, повезёт уплыть отсюда, добраться до нейтральных вод и натолкнуться на свой Российский корабль», – мечтал Иван, понимая почти полную абсурдность своих надежд. Но надежда, как известно, умирает последней.

Глава 5

Дни тянулись медленно и монотонно. Утром они вставали, и Иван занимался заготовкой хвороста, рыбалкой, собиранием ягод и приготовлением пищи. Улаф, ноги которого стали понемногу заживать, в основном сидел в домике у очага, поддерживая огонь, и помогал Ивану по мелочам. Он оказался сметливым парнем и потихоньку заделывал щели в избушке, используя прутья, мелкие камешки, собранный у камней прошлогодний мох и даже землю, которую с трудом набирал среди валунов рядом с их жилищем. Иван срубил две небольшие и немного искривлённые осинки, остругал и вырезал из них две палки, с помощью которых Улаф мог теперь передвигаться.

Все попытки Ивана починить лодку, были напрасны. На острове не было ничего подходящего, чтобы заделать течь. По несколько часов в день он проводил на рыбалке или бродил по берегу, с надеждой вглядываясь в морскую даль, но ни судов на горизонте, ни самолётов в небе не появлялось. Крупные суда могли и не проходить вблизи. Вокруг было много мелких островков, а, значит, могло не быть подходящего по глубине фарватера. Оставалось надеяться на случайные небольшие рыбацкие судёнышки или катера. Вот, если бы у них была лодка! Возможно, какие-то обжитые островки или даже суша были не очень далеко. Но отсюда их не было видно, и ждать какую-либо помощь не приходилось.

Надежды на спасение таяли вместе с весенним снегом. А снег тоже заметно таял, не смотря на ночные заморозки и холодные ветры. Но яркое солнце всё дольше задерживалось на небе, день становился всё длиннее и длиннее, а воздух понемногу теплел. Весна медленно завладевала природой, а вместе с ней и душами двоих заросших, одичалых моряков. Всё труднее было гнать от себя одолевавшие мысли о доме, и нестерпимая тоска вгрызалась в сердце.

«Как там Варька? Как сын? Наверное, уже похоронили меня», – Иван представлял себе жену, застывшую от горя, плотно сжимающую зубы и молчаливую, как всегда, в тяжёлый момент. Он никогда не видел, чтобы Варька плакала. В трудные моменты она всегда молчала. Слова не вытянешь. Как будто боялась заплакать, если заговорит.

«Наверное, ходит всё время, в своём чёрном берете и чёрном свитере, сжимает в кулаки руки и молчит», – представлял он себе жену. Она никогда не жаловалась, лишь замыкалась в себе и, совсем почти, переставала разговаривать. Как хотелось ему сейчас обнять её покрепче, погладить по голове и целовать, целовать до бесконечности… Как трудно ей одной, особенно сейчас.

Сын оканчивал школу, проходил медкомиссию, готовился к поступлению в военно-морское училище, как отец, дед, прадед. Дед Ивана служил на флоте во время войны, по призыву. Служил на Чёрном море, погиб при отходе из Севастополя. О нём Иван слышал из немногословных рассказов бабушки. Её воспоминания всегда заканчивались слезами и, потому Иван старался лишний раз не спрашивать про деда.

Отец всю жизнь мечтал служить в подводном флоте, но после окончания мореходки, попал на катера под Новороссийск, где и дослужился до капитана третьего ранга и был списан по здоровью, сначала на берег, а потом и совсем ушёл в отставку. Родом семья была из небольшого районного городка в средней полосе, туда и вернулась. Иван доучивался в местной средней школе в старших классах, мечтая, как и отец, стать моряком и служить на лодках.

В отличие от отца ему повезло. После окончания военно-морского училища он попал на Северный флот, на современный атомоход. А теперь и его сын собирался пойти по стопам отца. В то же училище и только в подводники.

«Не расхочется ли ему становиться моряком? Как сумеет он сдать экзамены после такого потрясения, поможет ли начальство его семье, поддержит ли?» – волновался Иван. На комдива и командира лодки, с которыми он выходил в море, рассчитывать не приходилось. Те будут спасать свои шкуры, открещиваться от своей вины за гибель офицера. Скорее всего, свалят всё на него, Ивана. Но ещё хуже, что никто не видел его тела, а, значит, он будет считаться без вести пропавшим. А для Вари это совсем плохо. Ни жена, ни вдова. Никаких компенсаций или возмещений за мужа. Квартира ведомственная, могут попросить выселиться. Ох и трудно ей придётся теперь. Конечно, есть друзья, они не бросят, помогут, но ни пенсии на него, никаких льгот не получить. Хоть он пока и жив, но не известно, удастся ли ему вернуться домой, и сколько ещё они с Улафом продержатся на этом острове. Тяжёлые мысли одолевали его, и бороться с ними становилось труднее и труднее.

Проходили дни, недели, вот уже и май заканчивался, а в их с Улафом жизни на острове почти ничего не менялось. Ну, разве что, ноги Улафа зажили, и он стал ходить самостоятельно, почти не прибегая к помощи палок. Да ещё совсем закончились их скромные запасы продуктов, и даже брусники на склонах почти не осталось. Они ели одну рыбу. Варили её или вялили на солнце. Снег тоже почти весь растаял, но им повезло найти ручеёк с пресной водой, сбегавший между камней к морю. Из него и брали воду для питья и умывания. В этом же ручейке они полоскали свою одежду, пытаясь хоть как-то содержать себя в чистоте. Они старались как можно больше разговаривать друг с другом, понимая, что так легче справиться с всё чаще охватывающим отчаянием. Мешая русский, английский, норвежский, добавляя жесты и мимику, они умудрялись говорить на разные темы и понимать друг друга. Они пели друг другу песни на родных языках и даже пытались шутить. Бывало, разговор неожиданно прекращался, и каждый замыкался в себе, думая о своём.

Глава 6