Рапсодия для двоих

Девушка, молча кивнув Фёдору русой головой, легонько спрыгнула с подоконника и юлой завертелась вокруг него. Всем своим видом она демонстрировала своё полное согласие и давнюю любовь, тщательно скрываемую не только от самого парня, но и от своей родственницы, жившей с ней бок о бок в одной комнате.

Новоиспечённые супруги тут же поселились в трёхкомнатной квартире, где кроме них проживала Жанна Гавриловна, родная тётка Фёдора. Нестарая ещё женщина любила по утрам громко греметь кастрюлями и надрывно петь похабные частушки сиплым от хронического бронхита голосом. Тамарочка не стала привередничать с законной пропиской в квартире молодого мужа. Лишь бы Фёдору было хорошо, и тётушка была довольна. Так и началось совместное проживание двух не похожих друг на друга людей.

Каждый из супругов с надеждою ждал от своей второй половины полного удовлетворения собственных амбиций. Но при этом ни один из них не давал другому и тени надежды на первый встречный шаг со своей стороны. Сразу после свадьбы молодая жена затаила лёгкую обиду на Жанну Гавриловну, ненавидевшую готовить и мыть после себя посуду. Что бы ни делала молодая женщина, всё было не так, как того желала настоящая хозяйка квартиры. Тихие слёзы, украдкой бегущие из глаз Тамары, приносили ей хотя бы небольшое расслабление, не давая её душе окончательно разбиться на мелкие кусочки.

Подъездные кумушки, чинно сидевшие рядком на старенькой дощатой скамейке, с ухмылками да прибаутками обсуждали молодую семью. Мудрые пожилые лавочницы никогда не мыли косточки самому Фёдору, опасаясь его грозного взгляда и крепких кулаков. Его тётку, женщину хоть и немолодую, но задиристую и крикливую, ни одна из них тоже не рисковала трогать. Проведя разведку боем, почтенные старейшины единогласно признали Тамарочку единственным слабым звеном в Снегирёвском семействе. Матёрые лицемерки, хорошо осведомлённые о её личной жизни, встречали Тамарочку жёстким артиллерийским обстрелом. А она лишь молчаливо улыбалась в ответ, удивляя их своим покорным, тихим нравом. Единственное табу было наложено на отсутствие детей в семье Снегирёвых, хотя призывная улыбка Жанны Гавриловны говорила о её готовности подробно обсудить с товарками и эту скользкую тему.

Тамарочка не видела в пожилой женщине ни заклятого врага, ни реальной замены своей родной матери. Ей просто не хотелось пустых ссор и споров ни дома, ни на общественной лавочке. Видимо, её чистые помыслы не оставили равнодушной даже небесную канцелярию, в считаные дни отправившую докучливую тётушку к Чёрному морю. Свою трёхкомнатную кооперативную квартиру она оставила любимому племяннику Федьке, назначив его своим единственным душеприказчиком.

Воспрявшая духом Тамарочка сумела избежать помпезных проводин Жанны Гавриловны в далёкую Алупку к её бывшему мужу, вдруг воспылавшему к ней неземною любовью. А вот Фёдору пришлось изрядно попотеть, перетаскивая во вместительную «Волгу» все тётушкины вещички, будто нет в Крыму ни песочных часов, ни позолоченного ситечка, ни чугунной сковороды со стеклянной крышкой.

Повеселевшая Тамара вольной птичкой порхала по дому, громко напевая счастливым голосом забавные детские песенки, слышанные ею от своей матери. Годы шли. Поднадоевшие песни постепенно становились тише и грустнее. А Тамарочка всё чаще стала заглядываться на чужих ребятишек, рождающихся в чужих семьях, обходя стороной их забытую Богом пару.

– Ну, надо же, столько лет прожили вместе, а дитя-то и не нажили, – озабоченно шептались постаревшие лавочницы за спиной сорокалетней Тамарочки, бегущей домой лёгкой девичьей походкой.

Когда-то, очень давно Тамарочке приснился удивительный сон: она и незнакомый мужчина очень высокого роста идут, крепко держась за руки, сквозь проливной дождь. Прямо над их головами летят огромные чёрные тучи, по которым бьют наотмашь солнечные лучи кроваво-красного цвета, прогоняя их всё дальше и дальше от беззаботной парочки. Странный сон не испугал девушку, хотя её подруга Маруська, не видевшая до этого в глаза ни одного сонника, тут же его расшифровала. Новоиспечённая гадалка уверенно сообщила, что это к скорой смерти Тамарочкиной матери и счастливому замужеству самой девушки. Возможно, даже за однокурсником.

Тамарочке поначалу не понравилась Манькина интерпретация зловещего сна, но мысль о скором замужестве накрепко засела в её немудрёной головушке. К счастью, мать Тамары не умерла ни в этом месяце, ни в следующие полгода. Но высокого однокурсника девушка всё же решила приглядеть среди парней, каждую субботу игравших в футбол на студенческом стадионе.

Тамарочке сразу приглянулся высокий худощавый паренёк, больше похожий на чемодан без ручки, чем на красавца из волшебного сна. На первый взгляд, он казался не промах. Лихой футболист бил по вражеским воротам и с наскока, и из-под ноги защитника, и из самой невыгодной позиции, когда его прикрывали два, а то и три игрока из чужой команды. Заинтригованная девушка частенько задерживалась после матча, чтобы хотя бы одним глазком глянуть на переодетого в цивильную одежду Василька. Авось и разговорится молчаливый парень, и красивое предсказание наконец-то начнёт сбываться. Но толку с этого талантища было, что с червивого яблока. Снаружи – красотища и аромат неописуемый, а внутри – всё выедено прожорливым червём.

Всего-то несколько раз удалось Тамарочке перекинуться с Васильком парой-тройкой ничего не значащих фраз, из которых девушка поняла, что и умом футболист не блещет, да и она явно не в его вкусе. Так и закончился любовный роман, не успев начаться. Ничего не осталось в девичьей памяти. Лишь её губы ненадолго сохранили горький вкус калины, пригоршню которой Василёк мимоходом вложил в её руку после изнуряющей тренировки.

Скромный футбольный гений предпочитал девушек ярких, с лёгкой придурью. Совсем таких, как Виталина с третьего курса. Крошечная брюнетка блистала на студенческих вечеринках в коротеньком мини, и все парни буквально поедали глазами её голые коленки.

Каждый считал своим долгом как бы ненароком прикоснуться к её аппетитной попке и тоненькой талии. Не оставались без внимания и миниатюрные пальчики с длинными ярко-красными ноготочками, и её обнажённая спина, едва прикрытая прозрачной ажурной кофточкой.

Виталина была абсолютно уверена, что даже убеждённым холостякам нравится её доступность и красота. Да она и сама была не против близких отношений с теми, кто водил её по дорогим ресторанам, катал на собственном автомобиле или дарил золотые безделушки.

Робкий Василёк при виде Виталины застывал с широко открытым ртом, вожделенно глазея на шикарный бюст и округлые колени разбитной девчонки. Наивный бессребреник забавлял знойную женщину своей детской непосредственностью и откровенным страхом перед её аппетитными формами. И однажды, ради смеха, она предложила Васильку поужинать в настоящем японском ресторане, где она прошлым летом потеряла невинность с богатеньким байстрюком. За свидание с девушкой щедрый мажор заплатил пачкой иностранных купюр, небрежно достав их из толстого крокодильего портмоне.

С той ночи её жизнь не то чтобы покатилась под откос, но стала напоминать не то плановый девичник, не то внеочередной субботник. Василёк, конечно же, был наслышан о подвигах Виталины. Но поскольку, лишних денег у него отродясь не водилось, то он и представить себе не мог любовных приключений с такой фифой. Будучи коренным сельским мужиком, Василёк привык тратить заработанные кровушки только на самое необходимое. Поэтому идти в ресторан с Виталиной категорически отказался. Первая красавица института не то чтобы расстроилась, но её девичья гордость была слегка уязвлена, а абсолютная уверенность в собственной неотразимости даже дала небольшую трещину.

Виталина, несмотря на свой юный возраст, успела набраться жизненного опыта от взрослых мужчин, изредка совершающих безобидные для своих законных жён адюльтеры. Проницательная девушка научилась мгновенно распознавать в своих любовниках их самую суть. В один миг она открывала то, что многие жёны едва ли смогли разглядеть в своих мужьях за долгие годы совместного проживания под одной крышей.

Очень скоро Виталина осознала, что женские прелести со временем приедаются. Новизна телесных ощущений меркнет. А вот причуды и запросы престарелых ловеласов продолжают расти, как на дрожжах, удивляя своей ненасытностью и несуразностью. Веселящиеся в ресторанах папики, дядечки и дедулечки снова и снова ищут наивных жертв навязчивой рекламы свободной любви, порою забывая не только имя, но даже смазливое личико своей прежней возлюбленной. Да и самим девушкам также быстро надоедает и ресторанная еда, и дорогие авто, и пьяный угар в чужих постелях.

Виталине, находившейся в независимом от чужого мнения возрасте, всё же приходилось считаться и с матерью, и с отчимом, недавно перебравшимся в Москву. Всякий раз, когда девушка приезжала к ним погостить, ей поневоле приходилось и косметику смывать, и платьица надевать по самые коленки. Хотя своенравной девице очень хотелось назло всем выкраситься в ярко-зелёный цвет или побриться наголо. И в таком виде заявиться в отчий дом, надев вместо платья широченный балахон или крошечную маечку с глубоким вырезом до самого пупка.

Родителям, редко интересовавшимся личной жизнью дочери, было невдомёк, что их любимое дитя уже давно перестало быть ребёнком и выросло в продажную девку, умело потрошащую чужие кошельки.

Будучи прирождённой транжирой, Виталина родилась явно не в том веке и не в том сословии. С самого детства она гордилась своей неземной красотой, считая себя достойной только самого лучшего. Всё, что соприкасалось с её телом, было дорогим и сделанным по заказу самой девушки. Но за всё в жизни надо платить: либо раскошеливаться, либо находить иные способы, не всегда законные или этичные.

Виталина пошла самой простой и короткой дорожкой, хотя и была не в восторге от своих приключений. Но красивая жизнь без оглядки на любые запреты настойчиво манила её свой внешней мишурой и призрачной вседозволенностью. Поэтому для особенных случаев всегда были наготове узенькие чёрные брючки, высокие лаковые ботильончики и белоснежная блузка с настоящим пионерским значком вместо брошки. Институтские девчонки исподтишка подсмеивались над её нелепыми причудами и откровенными нарядами, но в глаза ей и слова не смели сказать.

Никто толком не знал, где и каким образом Виталина производит отбор своих поклонников. Но среди них никогда не было ни начинающего наркомана, ни спившегося банкира, ни криминального авторитета или свихнувшегося извращенца. Видимо, не такой уж пропащей была девчонка, если её ангел-хранитель не позволял себе вздремнуть даже минуту во время своего дежурства. Как правило, почти все любовники Виталины обладали солидным возрастом и таким же брюшком, крупным банковским счётом и широкой известностью в верхних эшелонах народной власти.

Очередной партиец привлёк внимание алчной девицы заманчивым предложением не только вывезти её за границу, но и по-царски оплатить любой её каприз. Орденоносный папик мог позволить себе практически всё. Поскольку зарубежные поездки кабинетных тружеников оплачивало с необыкновенной щедростью самое противоречивое в мире государство, добросовестно помогавшее кому угодно, но только не своим собственным гражданам.

Виталинин ухажёр, заслуживший ранг народного слуги ещё лет двадцать назад, привык ни в чём себе не отказывать. Будучи настоящим гурманом, Семён Виссарионович Карпечин (так звали нового поклонника Виталины) никогда не ел что попало. И его юной подруге, волею случая оказавшейся рядом с живым раритетом, перепадала с его стола не только привычная икорка, но и деликатесная белуга, приправленная ореховым соусом.

Девчонка, жадная до красивых тряпок, золотых безделушек и курортных романов, никогда не задумывалась, почему же на самом деле она ложится в постель с пузатым папиком. Семён Виссарионович был ей вроде отца, разве что приходилось терпеть скорострельный секс и прогорклый запах испорченного чеснока, исходящий от его морщинистого тела. Ушлая Виталина постоянно себя контролировала, чтобы в самый неподходящий момент не рассмеяться над своим горе-любовником, стареющим со скоростью гоночного автомобиля.

Всё бы ничего, но после таких постельных развлечений весь мир казался ей гадко-серым, вызывая огромное желание спрятаться ото всех где-нибудь на Северном полюсе. Но, не тут-то было. На Северный полюс, как назло, не ходил ни один транспорт. А вот город Париж Семёну Виссарионовичу был вполне доступен. Туда-то и подались престарелый маразматик и юная претенциозная девушка с необычным именем и великолепными длинными волосами.

По обыкновению, московские дела надолго отвлекали папика от его любимой доченьки, и у Виталины всегда была возможность и сессию вовремя сдать без хвостов, и денег подзаработать на стороне. По сравнению со златоглавой Москвой хвалёный Париж не произвёл на неё ни романтического, ни эстетического впечатления. Юная нигилистка не готова была сдаться без боя ни непревзойдённому очарованию Эйфелевой башни, ни знаменитым Елисейским полям, ни неоспоримой красоте парижанок, горделиво проходящих мимо русской девчонки и её пожилого кавалера.

Гостиничный комплекс, где проживала сладкая парочка, располагался в самом центре города – очень удачном с точки зрения туристического бизнеса месте. Сюда приезжали и чопорные англичане со своими скучными разговорами о погодных перипетиях, и заносчивые до тошноты американцы, готовые лопнуть, но заглотить жирный гамбургер до последней крошки. Глядя во все глаза на разодетых в меха и бриллианты постояльцев отеля и исподтишка подсчитывая их щедрые чаевые, неисправимая привереда уверовала, что именно здесь кипит настоящая шикарная жизнь, о которой она всегда мечтала. Но праздное просиживание, пусть и в царских апартаментах, её не устраивало.

Опьяневшей от вседозволенности Виталине хотелось ещё вкусно поесть, шикарно одеться, объездить все самые дорогие бутики Парижа. Семён Виссарионович, несмотря на наличие кругленького банковского счёта, недовольно морщился, оплачивая очередную девичью покупку. Но не даром известная пословица гласит: седина в бороду – бес в ребро. Вот и получала студентка-красавица всё самое вкусное и самое иностранное.

Утренние завтраки в номере и вечерние ресторанные вылазки больше напоминали светские приёмы, чем простое удовлетворение банальных человеческих запросов. Походы по дорогим ювелирным магазинам и элитным бутикам казались Виталине чем-то вроде полётов в космос. Такими же яркими, как звёзды, и такими же незабываемыми, как высадка человека на Луну. Но постепенно всё это великолепие её пресытило по самое горлышко и перестало приносить радостное возбуждение, ради которого она отдавала на заклание своё молодое тело.

Никто бы не рискнул вести себя так откровенно нагло с законным представителем огромной ядерной державы, как это делала маленькая развратница, удобно усаживаясь поздним вечером в огромное мягкое кресло напротив ярко пылавшего камина. Капризно надув губки, похотливая бездельница принималась ковыряться у себя в носике. Тем самым она давала понять, что снова хочет секса или, хотя бы, каракулевую шапочку. Точно такую же, как у её матери, деловой женщины с безупречным вкусом.

Семёну Виссарионовичу порою так хотелось послать куда-нибудь к чёрту на кулички и саму Виталину, и её бестолковую мамашу. Молодая «тёща» вечно путалась у него под ногами, раздражая и без того нервного партработника своими придирками и глупыми советами. Его жизнь всё больше становилась похожа на некое подобие чертёжной доски, где кем-то вначале всё было тщательно продумано, а затем аккуратно прочерчено по заранее проведённым карандашным линиям.

Но девчонка была так хороша собой и по-детски наивна, что папику ничего не оставалось, как терпеть её причуды и выполнять все её незатейливые пожелания и прихоти. А самой Виталине нравилось разговаривать со своим именитым любовником приказным тоном, порою заставляя того не то чтобы ругаться матом, но грозно хмурить кустистые брови и ронять на пол всё, что попадалось ему в тот момент под горячую руку.

Стервозная девчонка всё чаще ковырялась у себя в носике, игриво поглаживая свою высокую грудь, озорно поглядывая на «дедушку Сёму». Так она называла за глаза своего любовника, когда звонила домой матери или верной подруге Катьке, жаждавшей вырваться на волю из жёсткой кабалы мамочки Люды, державшей в страхе всех своих подопечных. В ответ на откровенные заигрывания дедушка Сёма притворялся, что очень занят важным государственным делом и просто не видит её эротических призывов. Тогда в ход шла тяжёлая артиллерия.

– Сёмочка, ну, когда мы пойдём баиньки, – кокетливо щурясь на яркий свет настольной лампы промуркивала бесстыдница. И тут же начинала легонько постукивать себя по обнажённой напоказ груди или по кончику носа втрое сложенной «Комсомольской правдой», оставшейся ей на память о недавнем перелёте через Ла-Манш.

Виталине не раз приходилось присутствовать на званых обедах и ужинах, где собирался не только мужской бомонд, но и самые красивые женщины самого лёгкого поведения. Любая из них была готова ради одной фотографии на первых полосах парижских газетёнок без долгих раздумий прыгнуть в кровать к любому выродку. Будь то жирный папик, перешагнувший романтический рубикон лет сорок тому назад или его прыщавый отпрыск, едва достигший половозрелости. Виталине в её прошлой жизни не раз приходилась обслуживать таких жирдяев.

Потому всякий раз, когда к её руке галантно прикладывалась точная копия её самого отвратительного клиента, карие глаза девушки начинали извергать пламя, красивый рот брезгливо кривился, а к горлу подкатывала предательская тошнота.

Виталине была уверена, что её папику ничто и никто не страшен, или, как ещё русские говорят: «Ему сам чёрт не брат». Но ведь бывает и на старуху проруха.

Как-то раз, в самый разгар званого обеда к Виталине подошёл настоящий негр чёрно-смоляного цвета. Молодой человек был одет в несуразный костюм, больше напоминающий вывернутую наизнанку кошку, чем цивильную одежду приличного человека. Слегка поклонившись, он протянул ей тарелочку весьма помпезной расцветки, на которой лежала какая-то гадость, жутко вонявшая рыбьим жиром.

Виталина, вздрогнув от изумления, судорожно дёрнула левым плечиком и гордо отвернулась к своему драгоценному папику, всегда готовому в любой момент прийти к ней на помощь. Женскими руками очень часто рушится мир. Но, увы, далеко не все мужчины это осознают. Вот и Семёну Виссарионовичу было невдомёк, что им крутит наглая, заносчивая до крайности интриганка с неуёмными запросами.

– Сёмочка, ну скажи этому гадкому приставале, чтобы немедленно убрал от меня эту мерзость, – противным голоском прогундосила Виталина, одновременно сморщив свой милый носик.

«Гадкий приставала», сверкнув голливудской улыбкой, похоже, и не подумал отойти от их столика. Казалось, ещё момент, и Виталину вырвет прямо на дурно пахнущую тарелочку. Выручая свою спутницу, Семён Виссарионович достал несколько мелких монеток из дорогого портмоне и небрежно бросил их на злосчастную тарелку с устрицами. А это были именно они, свеженькие, чистенькие, обильно политые лимонным соком.

Виталина, раскрасневшаяся от радостного возбуждения, неожиданно даже для самой себя, вызывающе захихикала. Выудив нечто квадратное из своей косметички, она тоже бросила эту штуковину на тарелочку.

На деле, странный предмет был презервативом, прихваченном ею в дорогом супермаркете. Такие вещицы совершенно бесплатно прилагались к бутылке самого дорогого шампанского, стоившего иногда целое состояние.

Распоясавшейся Виталине удалось с одного раза попасть в устричную тарелку, заставив высокого иностранца побледнеть от циничной наглости русской барышни и громкого хохота сидящих рядом с ней гостей. Оскорблённый лакей яростно прошипел прямо в лицо Семёну Виссарионовичу какую-то абракадабру и выскочил из зала, не забыв бережно поставить на стол злосчастных устриц.

Оставленную без присмотра тарелочку тут же подхватил на большой округлый поднос тощий официант, вышколенный на безупречное выполнение любых капризов гостей и хозяев дома. Разыгравшейся девчонке понравилась бурная реакция захмелевших зрителей, и она решила напакостить ни о чём не подозревающему официанту. Чернявый паренёк, спешащий в сторону кухни, никак не ожидал подвоха от презентабельно выглядевшей молоденькой женщины и поэтому не увидел брошенный ему прямо под ноги ещё один презерватив, по воле случая превратившийся в настоящую мину.

Тяжёлым подносом, загружённым тарелочками, фужерами и ложечками для десерта, очень сложно управлять без специальных навыков. Поэтому далеко не каждого желающего допускают к работе на званых приёмах, где обстановка всегда бывает напряжённой, и может произойти любая неожиданность. Несчастный парень, хотя и заметил на своём пути нечто, завёрнутое в скомканную салфетку, всё же не сумел вовремя среагировать на опасность.

Новый козёл отпущения, благоухающий чистотой и розами, как свежевымытый пол, попытался обойти опасный предмет, почтительно улыбаясь гостям строго в соответствии с деловым этикетом.