Энциклопедия наших жизней (семейная сага). Истоки книга 1. Детство и юность Виктора Анатольевича Дудко

А второй – в командировку в Ташкент мы поехали поездом, и у нас было трое суток, в течение которых можно было сыграть в преферанс с пассажирами. Что мы частично и сделали. (Правда, нас потом ругали в бухгалтерии: почему не летели самолётом!)

НЕМНОГО ИСТОРИИ

Однажды, будучи в командировке, я встретился с бывшим старожилом наших мест. Он рассказал, что вокруг монастыря вплоть до Люберец были кругом сплошные леса и болота.

Где-то в конце 20-х годов в монастыре открыли колонию беспризорников, для которых соорудили мастерские, где впоследствии стали собирать первый отечественный фотоаппарат «ФЭД» (Феликс Эдмундович Дзержинский), чьё имя потом получил и посёлок вокруг монастыря.

Производство фотоаппаратов впоследствии передали на завод в Красногорск, но перед этим решено было построить сюда железную дорогу. И колонисты её построили. О строительстве этой дороги есть первый звуковой фильм «Путёвка в жизнь». Одну станцию по имени отряда назвали «Мальчики». Потом эта дорога пригодилась для нашего предприятия и ряда других, возникших рядом с дорогой. Колонисты или коммунары выросли, повзрослели. Некоторые из них остались здесь жить, женились, заимели детей, и сохранили дух своей коммуны, помогая, и поддерживая друг друга.

На фотографии – Спасо-Преображенский собор Николо-Угрешского монастыря (до реставрации).

retrofoto.ru

В первые дни войны, чтобы не привлекать самолёты противника, решено было взорвать верх колокольни. На ней в то время размещались часы, одна из двух точных копий часов, расположенных на Спасской башне Кремля. Куда они пропали после демонтажа, неизвестно.

Оба монастырских пруда покрыли плотами, на которых в качестве камуфляжа построили макеты домов. Сделано это было для того, чтобы ночью не было отблесков от воды, а днём для дезинформации.

На фотографии – Спасо-Преображенский собор Николо-Угрешского монастыря 1987 год (до реставрации).

Конст@нтин posted a photo:

Именно таким мы, на протяжении долгих лет, видели этот собор до его реставрации – разрушенным после войны.

Весной 1942 года к берегу около посёлка прибило льдину с замёрзшим красноармейцем. Его похоронили на старом кладбище, расположенном за стенами предприятия, по другую сторону ж/д платформы. А позже произвели перезахоронение, перенеся прах этого неизвестного солдата в центр города.

В память об этом случае директор предприятия поставил памятник «Неизвестному солдату» в виде скорбящего мальчика.

На этот памятник был объявлен конкурс. Победил – «скорбящий мальчик». Макет был выполнен сравнительно не большого размера. Но, когда стали отливать его в полную величину, произошел казус.

Так как мальчик был голый, а все части тела увеличивали пропорционально физических размеров человеческого тела, выполненного в макете В глаза бросалась увеличенная в натуральную величину «интимная» часть. Но задуман был не Апполон, поэтому пришлось искать какой-то выход…

Как и когда организовалось предприятие по выпуску порохов, я узнал позже. Во время войны на нём работали «зеки», многие из которых были из числа ИТР. Это была обыкновенная Бериевская шарашка.

Но это – отдельная самостоятельная тема…

Уже в «наше» время (имею в виду – с момента нашего с Сашей пиезда в посёлок Дзержинского), за монастырской стеной, слева от ворот долгое время располагался базар, а у стены стояли магазинчики, в том числе хозяйственный, в котором иногда бывали дефицитные вещи и мебель: шкафы, стенки, кровати, диваны и т. д.

Справа от входа был за загородкой сад, и потом там расположили цех озеленения, в котором осенью я всегда покупал цветы и дарил их Ираиде в день нашей свадьбы.

Малый пруд обмелел, и почти высох.

Со временем монастырскую стену отреставрировали, и покрасили. В народе её стали называть кремлёвской стеной. Мимо этой стены шла дорога к проходной предприятия. Справа, вдоль дороги посадили голубые ели, которые теперь стали большими, а обновлённая стена ещё больше напоминает кремлёвский вид.

Из общежития, которое находилось около проходной предприятия, нас переселили в другое, расположенное на площади в бывших монастырских подворьях. Почему-то ему дали прозвище – «ЧУДИЛЬНИК». Общежитие состояло из нескольких комнат.

Нас с Сашей поселили вместе с Вано Салогяном и Надаром Гелашвили… В других комнатах проживали – Нерсес Диетян, Ратмир Гайнанов и многие другие молодые специалисты. Жили мы дружно.

Когда к кому-нибудь приезжали родственники, дружно помогали их обустроить и помогали, чем могли. Ко мне не раз приезжали – мама, младший братишка – Женя и чаще других – Батя – мой отец.

В моей трудовой книжке появилась первая запись:

ПРЕДПРИЯТИЕ П/Я 14

1. Общий стаж до поступления не имеется

2. 1957 VII 6 Принят в лабораторию № 13 инженером

МОЛОДЫЕ СПЕЦИАЛИСТЫ

Я начал работать в НИХТИ 06 июля 1957 года. Мы с Сашей Смирновым пришли в лабораторию № 13, которой заведовал бывший зэк «шарашки» – Хритинин Федор Михайлович.

Когда мы пришли, он не знал, куда нас пристроить, хотя лаборатория отвечала за приборы и оборудование разного рода контроля. Мне поручили разработку уровнемера сыпучих.

Надо было в бункере (иногда, металлическом), определять уровни: верхний и нижний, чтобы – либо отключать либо включать подачу каких-то сыпучих гранул.

Задача оказалась не из лёгких. Как определить: заполнился ли бункер, или он уже пуст. Мне пришлось ознакомиться с проблемой заполнении башен элеваторов, а также с заполнением некоторых других систем. Я узнал, что даже обыкновенная пыль на дороге при определённых условиях может быть взрывоопасной. А любые сыпучие обязательно при транспортировке в транспортёре будут образовывать пыль. Если любая пыль может быть взрывоопасной, то в технологической цепочке изготовления порохов тем более, так как может вызвать цепную реакцию взрывов, в том числе и изготовляемого изделия.

Определение уровней в бункере различными методами не давало устойчивых и относительно правильных результатов, чтобы можно было построить автоматику открытия или закрытия заслонок для поступления или опорожнения бункера.

Мы остановились на радиационном методе, когда с помощью beta-луча просвечивается бункер, и, если на пути луча встречается заполненное пространство, то интенсивность излучения одна, а нет – другая. Мы приобрели установку с Co-60, и стали проводить опыты в лаборатории, направляя луч на имитатор бункера, расположенного у дощатой стены, отделяющей одну комнату барака от другой, в которой работали люди. Непосредственно у стены с той стороны работала молоденькая лаборантка (ставшая потом женой Никитникова).

Сам Никитников работал на нашей установке.

Он первым попробовал раскрыть нашу установку, чтобы посмотреть, что же там внутри есть (любопытство не порок, а большое свинство…), а мы ему в этом не препятствовали. Мы обнаружили небольшой контейнер, в котором находилась крупица, как мы предполагаем Co-60. Нас не смутила свинцовая защита (а ведь, я закончил МАИ). Мы всё вернули обратно.

Работники из второй комнаты стали жаловаться на плохое самочувствие, пока кто-то не пожаловался в технику безопасности. Была комиссия, нас всех, кто работал, и тех, кто непосредственно находился за стенкой, отправили в медсанчасть Минатома, где у нас проверили кровь.

Ничего опасного они не заметили, а у меня данные были прекрасные (некоторое время спустя, Сологян попросил меня сдать кровь за него для поступления в Минатом).

Так закончился первый этап моей работы в лаборатории у Хритинина.

Часть 18

Мама Вера и Марта (Рита)

ВСПОМИНАЕТ ВИКТОР

Как-то так получилось, что на каникулы я приезжал к маме в Каменец – Подольский, но письма почему-то писал ей крайне редко. Когда начал работать, она несколько раз приезжала ко мне в общежитие, в Дзержинку.

У мамы был гражданский, правильнее сказать – командировочный муж – Иван Алексеевич. Он, конечно, удобно устроился. За квартиру платить не надо. В Каменец-Подольский он приезжал на заработки. Работа его была связана со строительством.

Кончался договор и он уезжал домой. Потом приезжал снова.

Маме было трудно дома одной справляться с печкой, которую нужно было топить углем, и воду нужно было приносить с улицы из колонки, и помои выносить в дворовый деревянный туалет. А главное – нужны были и дополнительные деньги к зарплате учителя для того, чтобы – закупать уголь и дрова на зиму, да и одежду обновить… Поэтому она решилась на то, чтобы сдавать одну комнату квартиранткам. Обычно у неё зимой жили какие-нибудь две иногородние девочки – студентки, которые кроме платы ещё и немного помогали по хозяйству.

Писала письма мне и сестрёнка – Рита.

Рита училась в Черновцах, в университете и получала Ленинскую стипендию, где и встретила свою вторую «половинку».