Страхи и сны

Я годы ставлю на дыбы.

Коней пришпорить? Мне не надо.

И всем излюбленные даты

меня не трогают, увы.

Страхи и сны

Сквозь немытые стёкла – умытый дождями закат.

Мир вокруг, как дурной. Просыпается, томно и часто.

Позабыв о своём, прошлогоднем нелепом несчастье,

И мудрее, чем был. Не слегка, не чуть-чуть, во сто крат.

А тебе невдомёк! Без упрёка навязчивой тени.

Жду лишь гула твоих торопливых известных шагов.

Пусть грачи, говорят, где-то там, вдалеке, прилетели.

Но весне не до них. Не хватает дыханья, слогов.

Рассыпается в прах измотавшая за душу боль,

Осыпается вниз.

Мхом вчерашним, столь мягким и внятным,

Что в себе не сдержать, шаг становится бледным и ватным,

И плечом отираешь из глаз истекающу соль.

Всё так сложно… Сказалось. Казалось. Бывает ли проще?

Я себе не прощу, из того, что запомню. Позвать,

Докричаться, стерпеть, и момент, что казалось, упущен,

И лицо, о котором, наверное, лучше не знать.

Сквозь немытые стёкла – умытый дождями закат.

Солнце катится прочь, как по мантии чёрного ската.

А случается ли, то что в жизни, действительно, надо?

И бывает ли так, что навечно, лишь стоит соткать

Паутину из чувств. Ткани неба на пяльцах луны

Вышиваем в тоске. В этом мы, как всегда, непрестанны.

Для других всё не так, не по-меньшей ли мере, но странны

Для себя – недосуг, не до саг. Только страхи и сны…

А был ли…

Воды потоки по пологим склонам веток,

Теченье тучи. Млечный путь мельчит…

А дятел строчит, череда его заметок

Даёт грустить. Об этом выпь молчит,

И мышь сдувает так – листом кленовым.

Её измят пергамент тонкий крыл.

Старо? Но мир с утра глядится новым.

Он о плохом, о прошлом по…забыл!

Любви не вижу, лишь влюблённость длинной тенью:

Короче… ярче… Как всегда, тому виной, -

Наивность, очарована плененьем

Зависимости, отреченьем! Мной!!!

Где гроздья слёз и винограда вязки плети,

Оплавленные водами углы…

А был ли ты замеченным на свете?

А был ли, – шагом, окриком из мглы?

А у нас проливной…

А у нас проливной.

Сочный, мощный,

почти что былинный.

Пыль взбивая, как тесто,

для трапезы блинной,

Проходя, он отмыл,

Что лежало.

Так. Жалко.

Поднос горизонта

Ныне чист. Не хватает, пожалуй, зонта1

Чересчур, сгоряча

И похитив, что было у Понта2,

Он метался и смог до рассвета по окнам стучать.

И без сил, поутру,

обтирая остылые жала

той травой, что промокла до самых корней.

Он жалел. Не себя.

А того, что так рано сбежала.

Та вода до которой пролистывать дней

не пришлось бы.

Но вряд ли бывало иначе.

И ушёл проливной. А Нерей3,

озадачен,

Но спокоен до самых холодных глубин.

Приголубил, привлёк, поберёг, как сглупил.

Баллада

Небо грозовое, ветер волком воет

Прочь уйти неволит, ствол к земле пригнёт

Пробежит по полю, накричится вволю

Или обездолит, иль к груди прижмёт.

Чаянья нарушив, ветер дует в душу.

Так ли погасил он той свечи огонь.

В маяке да ночью, на пороге суши,

Кто не обессилит, взвидев жизни тонь.

Волн прибрежных скаты бьют по брегу лапой.

Он не отступает, супротив воды

Надоумит месяц тучу-то поплакать

Чуточку разжалить. В этом нет беды.

Ветер оступился, ветер отступился.

И сорвал промокший свой пригожий плат

Море стало ровным, словно бы пролился,

Сочивом рассвета дня бесценный клад.

Бесконечность

Сгоняя прочь с себя по капле

То наваждение зимы,

Той части часты страхи – так ли,

С земли, что дороги и мы,

Испуги наши и тревоги.

И на развилке трёх дорог

Мы выбираем чаще многих,

Ту, что пройти никто не смог, -

Ни с середины, не с начала

Ни даже до того конца,

Вершит который все печали,

Скользнув насквозь судьбы кольца:

Вздох, изумление… седины,

Но не заденет середины.

Благая весть

В раздумьи, пальчиком и вот, – земля в горошек

Алкал то дождик, плакал, но не смог.

Опеределить о том, что злей и горше,

Неутолённое иль утомленье. Слог

Шагов иных – испуга побужденье

И, возбуждён горячностью, постиг

Не соль, но смысла жизни, пробужденье

Её в себе. Ужель разбужен? Стих

Не дождь, но ветер. След пощёчин влажных,

И озарений, – мимолётных, важных,

Которых так немного, что не счесть,

Но им нести одну, благую, весть…

В кафтане осени

Так, день за днём, листочек за… истома,

Тома раздумий, точки, календарь, -

Всё попусту, и здания пустого

Шаги пощёчиной, подножкой, пыли марь:

Никем иным нетронуто пространство,

Пройти вперёд иль в сторону ступить:

То выбор и его непостоянство,

Попытка вспомнить или позабыть.

Всё тщетно. Тщиться тщательно трещотка

Обломанного ясеня в тиши.

Таится гриб, и тихою походкой

Зима в кафтане осени спешит…

Взгляд

Каков он, взгляд из леса? Вне оков,

Рассудка, мнений прочих, что непрочны.

К дыханию и звуку тех шагов,

Что нарушают мир, покой. Порочный

Один лишь взгляд, куда там, мнут пути

И гнут главы цветов, и трав, а ветки

Ломают, опасаясь не найти

Назад дороги. Делают пометки

Чтоб никогда, на выстрел, на просвет…

И леса взгляд прикрыт, в притворной дрёме.

Для них, таких, на свете жизни нет.

Лишь только так, – в холодном, пыльном доме.

Войлок неба…

Войлок неба. Гуще тучи.

Просто. Так ли? Показалось…

Ты себя утешь, не мучай.

То случайное сказалось

Слово, в ритме звука словно

То, о чём давно забылось,

Но напомнит это снова,

Что сбылось. Отдай на милость

Ветру утреннему травы

И лесов густые косы.

В чём неправедны дубравы?

Там ответы на вопросы?

В тишине, по капле гладкой

Проступают смолы… слёзы?

Смысл сомнителен разгадки.

Жизнь бывает несерьёзной.

Только то, что после важно.

И платок в кармане влажный.

Вороний праздник

4

Туманом листьев брови хмурит лес.

И патокой глядятся предрассветной

Пруды. Дубовый скрип сухих колес,

Пыль приминая, плачут незаметно.

Но дёгтем ли? Берёз весенним соком?

Да, подглядевший это ненароком,

Будь незаметен. Слёзы сердце ранят,

И нет нужды, – причина кто той ране.

Щепоть сосны туга со сна. Три пальца

В пыльце того, что совершиться вновь.

Принявши посторонний образ, тальца5,

Не разогнать холодной скукой кровь…

Не разогнаться. Краток тот разбег.

Ты предсказуем, слаб, ты – человек.

И век живёшь как будто бы века.

Ты в этом прав, а если нет – слегка…

Весеннее

Ветер взвыл, провожая метель. Ранил вены,

В горе рвал свой свалявшийся паклей парик.

Мир округ, как вскипевшего амбера пена,

Обронённая ветром волторна. Та – в крик,

И в каприз, и скандал, в слёзы снова и внове6

Позабытому быть… А последний вагон,

Тот уже, словно пьяный матрос – в полуслове

От штормов, о которых не треплется он,

Скользкой палубы скос, и нахмуреный лоб океана

И, раздавлен орехом тот долбленный чёлн.

Где ли выпитый спирт, на помин, пол стакана

И веселия для – половину ещё.

Но я издавна трезв. Не ищу возлияниям повод.

Он же – словно намёк. Не избитых подставленных щёк

И пощёчин минуя ожоги. Как довод,

Как отключенный милым обратный отсчёт.

Пусть же! Замерло всё. Невесомое – мерьте!

У порога весны, откровенности, сна…

Ненавижу укоры. Подобные смерти.

Но зеркальна поверхность воды. Ото дна

Оттолкнулся. И – в клочья. И – вдоха веселье.

Так и мир. От зимы. Возвращенье. Весенний.

Ненадёжность надежд, и отсрочки. Без срока

На хвосте неразборчивой птицы – сороки.

Видение

Спешно спешится неспешный

Как потешить и кого?

Дан ли повод в прошлом вешний,

Дан ли повод в руки? Го!7

Затравили псами зайцев.

Смят косой. Не то медведь.

Он не даст. Откусит пальцы

И почнёт над тем реветь…

Только толку? Толик рвенья

Заподозренных, в рванье.

Вдох, волненье, вдохновенье…

Крылья бабочки на мне

Оставляют перламутра -

Утра брызги… С добрым утром!

То был сон? Кошмар? Едва ли…

Пух ли, снег ли, – валит… валит…

Вот, люди…

Снегами сеет неба решето,

Усталости не ведая. Кто знает,

Что лета печь испечь готова то,

Чего ещё сама не понимает.

Мука бела, округи даль кругла

И сахарны низины и поляны.

Землёй, как маком, крошками угля,

Щепоткой чайной пыли в пару лянов8

Усеяны неряшливо. Темно.

Укутавшись плотнее в одеяло,

Мы ждём рассвета яркого давно,

И света солнца. Это б поменяло

Акценты мнений, настроение.... Вот, люди…

Подай им всё, пирог судьбы на блюде.

Вряд

Стекает солнечно, полосками,

Сочится сочно из прорех,

И шорох листьев – тихий смех,

И тучи рваными обносками.

Гроза насыплет в горы гравий,

А после – струй прозрачных грабель

Опустит долу. Мир не плоский, -

Он разный. Не хватает лоска,

Но нужен он ли? Вдох и выдох,

Округ не счесть прекрасных видов,

И сквозь движенье стробоскоп

Мелькает радость чрез оском9

Чреду густую, словно лес,

Что на дорожный на обрез

Ступать не смеет, но склоняет.

То жизнь меняется, меняет

Попутно нас. Так говорят.

Но так бывает редко, вряд10.

всё ещё

Небрежно, бережно по берегу Невы

Ступаю я, ступеней не считая

Достойным уступить плечам волны,

С достоинством влекущих нас от края.

И шпиль иглы, по правилам игры,

Он, прошивая войлок пледа, мучась,

Не ждёт иной, рассеянной поры,

Чей вышит мхом орнамент, клетка, участь.

Зачёркнут небом красной крови тон,

И бережною набережной, сенью,

Мосты ведут всё чаще под уклон.

Под солнца мимолётной летней тенью

Всё просто в жизни

Мы неба отражений клочья, всуе

Отыскиваем, где ни есть, округ.

И в суету не прячась, в воду дуем, -

Излишней осторожности недуг.

Шаги, мгновенья, взгляды, – отторженье

Слега сложений, сложности слогов.

Слова чужие, мысли, совесть жженье

Душе, как солнце крепости снегов.

Они, сияют. Исчезая. Тают.

Питают землю, чтоб взойти опять.

Но никогда того не испытают,

Что человек, оглядываясь вспять.

Мы отражений неба ищем, спорим.

Находим, забываем, а потом

С собою в бесконечно длинном споре

Мы побеждаем. И уходим, в дом.

Огонь в печи. И сажею заслонка

Припудрит стену, выпачкает пол.

И где же он, высокий слог? В сторонке.

Всё просто в жизни: стул, окно и стол.

Всуе

Раздумья – лучшее из наших состояний.

Они, как воды, сокрывая омут знаний,

В которых мы способны с головой

Исчезнуть. Ранний вечер поздний вой

Находит. И, качая ветвь согласно,

Безмолвно ель страдает. И негласно

Округа вся о том же промолчит,

Но дятел, в такт кукушке, настучит…

И туча разрыдается над тем же,

Себя по капле выжимая, так прилежно,

Что всё, что возлежало- так, ненужно,

Уж мокнет. По колено в синей луже,

В которой всё же мокнут небеса.

И в чём ты можешь убедиться сам.

Лишь обернись!!! Остановись! Жизнь всуе11

Совсем не то, как мы её рисуем…

Град

Кусочки льда. И это будет. Так. Недолго.

Откинут неба серый плат, но мало толка

Он опрокинул, ветер, хрупкую креманку

И прахом всё, слетело вниз. Ладони в ранках

И, ударяясь, – брызги влёт, приударяя:

Листву, надежды, время рвёт, себя меняя,

А после – нежно, нараспев, тома листая,

Всё наспех, так и не успев, он тихо тает.

Гроза

Не принимали душ лягушки

с прошедшей прочь давно грозы.

И в с-мутных водах – сферы стружки,

И в мятой ткани вод – азы

Волнений трепета, терзаний,

Дерзаний дерзости…

Натрут брега волной.

Сотрут тот, тайный

Призыв, что волны чертят тут.

Исправив красным все помарки,

Гроза ушла. И день нежаркий

Уходит тихо за зарю,

Где совы гулко шепчут: "Сплю…"

Грустное

Там обветшавшей кисти piano12

Упрямо студит ветер пряный

Дерев кудрявую главу.

Кувшинки тонут. На плаву

Едва упавший слабый лист.

То осень. Бойкий пианист

Её сыграет и уходит.

Резона дольше не находит

Остаться иль повременить.

И паутины канет нить,

Струною глухо оборвётся.

К тому же всё округ ведётся,

И мы повадились. Обидно.

Но тот устав не нами, видно

Устроен. И расстроен тем

В сомненьях сонма грустных тем

Гуляем!

Тюль берёз, набивная парча сосняка.

Поперчил пропечённый пригорок -

Муравейник. И пчёлки из норок…

Ландыш спит, а комар не встревожен пока.

Но стреножен. Готов. Для кого та потеха?

Гул голодный, гудение. Неотвратим,

Но сбывается всё. То, чего не хотим?

Всем согласного филина? Выхухоль смеха

Не скрывает. Она, потешаясь над нами,

Не рифмует, живёт. И поляной татами,

Той, в цветах, притворяется споро земля.

Не поспоришь. Не спорь. Вдох и выдох. Гуляй.

Дачное. Наивное

День. До дна его испить.

Всё, чего не может быть

Перепробовать. До капли!

Но бывает редко так ли.

Цапля влажную лягушку

Видит, да её макушка

В той небрежной зарисовке,

Вся в осоки сочном соке.

И летит подальше та

От заветного куста.

День. Прозрачный призрак лета.

Мерный ритм, глотки куплета.

Мелко дно, вода прозрачна.

Время кажется удачным.

Это часто неспроста.

Жизнь – то музыка "с листа".

Дождь

Мозаикой, заика дождь

на стеклах пишет безымянный,

желанный может быть нежданным,

нежданный нежеланным тож.

Но так ли, нет ли, что за дело.

Лишь в окна медленно глядела б.

И поджидала я его.

И нет мне дела до всего,

что лучше, краше, веселее.

Река по осени мелеет.

Милее мене станет ли?

И ей сказать о том смогли б?

Ему видней

Дрозды у Ленинградского вокзала.

Природа так душевно завязала

Одним движеньем нежный завиток,

И, может быть, читая между строк,

Ты совершаешь больше, чем хотелось

Тебе доверить миру. Судит смелость

О том, что издалёка так, слегка.

Теченье жизни – капля, тон, река…

А вне, по ней ли… Было бы по ней.

Всё это так, сквозь сон, его видней.

Зоопарк

Подумаешь – фламинго,

Куры на ногах длинных,

И с шеей жаркой, линной13.

Как в бане на Неглинной,

***

То ли дело – дятел! Тело

Демонстрирует несмело.

Сам-то смел. На ствол взлетает

Долбит, слушает, сметает

Крошек крошево на траву.

Ранит редко и по праву.

***

Тут же – гуси в воду гузкой.

Щелью клюва крепкой, узкой

Перья мажут так подробно.

Им – тепло, легко, удобно.

Плавать или полететь?

Надо всё суметь, заметь.

***

А павлин – открыто властно

Прочь отпугивает лишних.

Так кричать небезопасно,

Как глотать поспешно вишни.

Только в полдень, в час приветный,

Чуб павлину тихо гладит

Та, кому он – тот, заветный,

Та, невзрачна. С нею ради

Он убор поносит важный,

Изумрудное убранство.

Он же сильный, он отважный,

Так к чему ему жеманство?

***

В зоопарке, щурясь зорко,

Я осматривал округу.

Но моргнул мне глазом сокол.

Я – заснул. И так, по кругу

Мне, подросшему, в коляске

Ночь состроит злые глазки.

И во сне, – фламинго… гусь…

Я их тоже не боюсь.

Иней

Иней бегает за мышью.

Ходит он всему неслышный,

И колючим бархатом

Стелет мягко, матово.

Только выйдет солнце после,

Глянет – бриллиантов россыпь,

И следов мышиных оспин,

И крупинки крови возле.

Иней, – так красиво… вроде.

Но, одет не по погоде,

Тот, босой, живёт вне дома,

Вне тепла печи истомы.

Он не нужен, он не брошен.

Он же милый и хороший,

Но… его… к себе … и в дом?!

В это верится с трудом.

Искренность

Стеснений без осенняя лягушка,

Рассеянной была или казалась.

Оса кружила у её макушки,

На "раз-два-три" гарцуя, не касаясь.

У пены облака с поверхности пруда,

Куда как больше сетовать резоны.

Вдали грубы, гортанны перезвоны:

То ворон, хрипло, впрочем – как всегда,

В кругу таких же, судит непохожих.

И, в тот же час, – не слишком осторожен.

Как перед тем сомнений прячет споры,

Стреножен совестью не каждый, это да.

Лишь иногда прозрачна та вода,

Что омывает мысли, чувства, споры.

Её уносит вдаль семи морей.

И силы нет кому тягаться с ней.

Камыш

Небрежный локон камыша,

Он не дышал, он не мешал,

А подставлял подсохши пряди,

Ишь – наслаждений нежных ради,

Что ветры дарят. Рыбы блеск

С покатой берега низины,

Лишь соблюдают утки. Плес

Зачёсом леса. Из корзины

Седого пня глядит Луна,

Росой вечернею пьяна…

Колодец жизни

Листвы навстречу отсвет фар.

Стаккато сна, легато речи.

Туман с реки, как будто пар,

И полушепот ночи. Свечи

Сдувает чуб сквозняк в окно.

Сверчок фальшивит, но играет.

Ведро в колодце знает дно,

А видит звёзды. И рыдает:

Когда его – на цепь. Как можно?!

Жизнь – это просто, это – сложно.

Красный день

Играет рыба под поверхностью воды.

Поверхностным всё мнится, эта данность

И странность те, чуть видимы следы.

Набившая оскому первозданность

Себя не изменяя, нас гнетёт,

Сбивая с той, наморщенной дороги

Куда не глянь – там пиво или мёд,

Там бабочки и пчёлы-недотроги…

Как дорого, всё то, что есть вокруг…

Так красный день! Он изменяет вдруг:

Округу, нас, степенно извиняя.

Добром и злом, по мере, измеряя.

Крылом…

Виним, винимся, укоряем,

Себя с иными не равняя,

Мы ровня лишь себе самим.

Луны с небес бессменный мим

Глядит на нас, потупив очи.

Но даже той, беззвёздной ночью,

Когда не слышен солнца оклик,

Когда утерян смысл и облик,

И бледный лик покинул свет, -

Вернётся он, как тот навет,

Нежданным, обращаясь, гневен.

Его встречаем искрой в небе.

Что возвращается, нежданной.

Кометы прочерк – это данность,

А после ночь темней и гуще.

Момент не должен быть упущен!

А гнев колени гнёт мгновенно,

И ярость бьёт тебя по венам…

Но ласточка… Крылом по волосам.

Никто не виноват в твоём испуге.

И вечно натирающей подпруге.

Походом долгим под и в небеса.

Кто же ты, человек?

Тонут крошки зимы в тёплом небе капризного марта.

И на дно опускаясь, не тают. Постылой земля

Притворилась. Кусочки калины, как капельки сарда14

Отголосками лета, и осени, солнца огня

Не стесняясь, усеяв болотную влажную почву,

Прорастая, её не способны простить.

Возвращая красу, точность семени, сочность,

Не стремясь всё округ лишь собой замостить,

Но пытаясь пронзить невесомое эхо собою,

Так ли прошлое? То? Настоящее плотно сокроет.

И смутит, обретая пространство и время. Без меры.

Кто же ты, Человек? Без любви, без надежды, без Веры…

Ку…

Кукушка, уготованной ей ролью

Довольна ли

С надрывом, с горькой болью

Подсчёт вести чужому!

Век на век,

Ответа дознаётся человек…

На окнах блики, тени на воде.

Кукушка есть, её же – нет нигде.

Она лишь голос, отдалённый, издалёка.

Она – намёк, существованья подоплёка.

И, эха капли, голос ловим. Втуне тает.

И выдох тихо, безвозвратно улетает.

Лист

Лист ладошкой по окошку:

"Посиди перед дорожкой…"

Просит, просто – рядом взгляды

Бросить, большего не надо.

Броский, яркий цвет желтка

Мнётся, мокнет. Свысока

Облака кипят привычно.

Осень, в том, своём обличье,

Пёстром, латаном, но ладном.

Всё в природе ясно, складно.

Но неясно лишь бывает:

Кто за что, зачем страдает.

И, рыдая временами,

Осень делит горе с нами,

И сухим листом, ладошкой

Тихий стук в ночи в окошко…

Луна

Наготы стеснялись стены,

Тень срывалась с нужной темы

Под напором ветра с силой

Листья сыпались. Немилой

Нам погода показала

Осень, танец в центре зала

Мы под руку, в хороводе

На воде кругами водит

Волны, кудри… Влажный локон

Из глубин, прозрачных окон

Рыбы ждут с утра до ночи

А луна, роняя очи

Ниже дола тёмных вод,

Там опять себя найдёт.

Любовь

Испить вины и быть невиноватым, -

таков удел всех, счастливо женатых!

Заката стыд, смещение луны

Клубком измятым. Поле небосвода

Усеяно. А слёзы солоны

Как море. И горьки. Потешить воды,

Ерошить кудри и мелками волн

Наметить ту границу сна и яви,

Ладонью мягкой, брызг неярких полн,

Уступчив ветр и сносен. Он не я. Вы

Уверены не в том и не вполне,

Наполненные воздухом полынным,

Цветы вы покупаете не мне,

А мне без вас дом кажется пустынным.

А мне без вас, согреться у печи,

Едва ли выйдет. Вы ж однажды вышли,

И сердце вслед, по-прежнему, стучит:

Тень образа, сень осени, след мысли, -

Они росой рассеяны. Слезам

Ты повод дал. А я тебе не дам.

И буду ждать. Так – тихо, у окна.

Чтоб мог сказать: "Да… ждёт меня… одна…"

Моя земля

Макушки деревьев в помаде рассвета.

Его утешает намёком, приветом,

Наветом на то, что нескоро случится:

И снег от тепла размягчится. Стучится

Тот дятел в ту дверь непрозрачную лета,

Об этом мы вспомним, забывши об этом.

К весне и теплу мы опять не готовы.

Мы слишком расчётливы и бестолковы.

И в толк не возьмём, что напрасно вокруг

Ничто не бывает. Непросто, не вдруг

Смеются рассветы в ответ первоцветам,

Цветам или свету, прозрачному цвету

Найдётся не повод, а так – подоплёка.

Случится, послышится гул или клёкот

Спешащих домой, ближе к нам, журавлей.

В виду зеленеющих рощ и полей.

А с виду? Покрытая коркою льда

Округа. Не спит. А под нею вода.

Питает ту землю, что я полюблю.

Когда я слезами её оболью,

Что скатятся тихо по мятой щеке,

И – прочь, по течению, вдаль, по реке…

Муха

Потирает ручки муха.

Трёт кузнечик ухо. Слухи,

Что он слушает с колен!

Слышит голень, коль не лень!

Потирает ручки муха, -

Вот она – сплошное ухо.

Слышит всех! Когда захочет.

И хохочет, и хохочет.

Мы -вне!

Мы вне палитры разума, увы!

Сторонней воли сетуем управы.

Покоя жаждем, ровно как и славы,

Да не бывает так-то. В такт Невы

Биенья вод так славно воздух пьётся…

Ступенью мостовой – к горе Кремля.

Моя вокруг изранена земля,

Рассвет над нею, розовый, смеётся.

И каждый день, круша иной рубеж,